— Ты взял деньги из конверта, который нам подарили на свадьбу мои родители, чтобы отремонтировать машину своего друга, который вечно на мели? Сережа, мы хотели купить на эти деньги мебель! Почему проблемы твоего Лехи стали нашими проблемами? — голос Яны звучал не громко, а как-то сухо и шершаво, словно она наждачкой водила по стеклу.
Она стояла посреди кухни, сжимая в руках подарочную коробку из плотного дизайнерского картона. Еще утром там, под крышкой с магнитным замком, лежал плотный кирпичик из пятитысячных купюр, перетянутый банковской резинкой. Это был их будущий угловой диван с антивандальным покрытием, о котором Яна мечтала полгода, и вместительный шкаф-купе в прихожую. Теперь же внутри сиротливо белела лишь бумажная стружка, выполнявшая роль декора.
Сергей сидел за маленьким шатким столом, оставшимся еще от прошлых жильцов, и с аппетитом уплетал жареную картошку с луком. Он методично накалывал ломтики на вилку, макал их в кетчуп и отправлял в рот, всем своим видом демонстрируя олимпийское спокойствие. Его совершенно не смущала пустота в коробке. Наоборот, он выглядел как человек, совершивший подвиг, но слишком скромный, чтобы требовать за него медаль.
— Ну чего ты начинаешь, Ян? — проговорил он с набитым ртом, небрежно отмахнувшись вилкой. — Не взял, а инвестировал. Разницу чувствуешь? У человека беда. Реальная, а не выдуманная. Движок стуканул. Ты хоть представляешь, что это для таксиста? Это как пианисту пальцы дверью прищемить. Лёха встал на трассе под Подольском, ночь, холод, эвакуатор… Я что, должен был его бросить?
Яна аккуратно, словно это была бомба с часовым механизмом, положила пустую коробку на подоконник. За окном серый ноябрьский вечер размазывал по стеклу грязную морось. В их квартире было гулко и неуютно — эхо гуляло по углам, потому что мебели почти не было. Они спали на надувном матрасе, вещи хранили в коробках, и каждый вечер Яна представляла, как они поедут в мебельный центр, будут выбирать обивку, спорить о цвете фасадов. Этот конверт был их билетом в нормальную, взрослую жизнь.
— Сережа, у твоего Лехи «беда» случается по расписанию, раз в квартал, — сказала она, глядя, как муж вытирает жирные губы куском хлеба. — То его арендодатель выгнал ни за что, то телефон украли в баре, то он вложился в какую-то пирамиду с криптовалютой. Теперь двигатель. Почему спасателем всегда работаешь ты? У него есть родители, есть брат. Почему именно наши свадебные деньги?
— Потому что брат у него жмот, а родители пенсионеры, что с них взять? — Сергей искренне удивился её непонятливости. Он отодвинул пустую тарелку и откинулся на спинку стула, который жалобно скрипнул под его весом. — А у нас деньги лежали мертвым грузом. Пылились. Деньги должны работать, Ян. Лёха сейчас починится, выйдет на линию, будет пахать по двенадцать часов. У него теперь мотивация бешеная. Он сказал: «Серый, я тебе с первой же сверхприбыли всё отдам». Еще и сверху накинет, проставится. Мы не просто вернем свое, мы в плюсе будем.
Яна смотрела на мужа и видела перед собой не партнера, с которым планировала прожить жизнь, а какого-то наивного подростка, играющего в благородство за чужой счет. Ей стало физически неприятно находиться с ним в одной комнате. Запах жареного лука, который раньше казался аппетитным, теперь вызывал легкую тошноту.
— Мертвым грузом? — переспросила она, чувствуя, как внутри натягивается стальная пружина. — Мы собирались ехать за диваном в эту субботу. Мы откладывали этот момент, ждали скидок. Ты называешь это мертвым грузом? Ты украл у нас комфорт, Сергей. Ты украл у меня возможность нормально спать, а не просыпаться каждое утро с больной спиной от этого проклятого матраса. И ради чего? Ради старой развалюхи твоего дружка, которая через месяц снова сломается?
— Не называй его машину развалюхой, это «Камри», легенда японского автопрома, — обиделся Сергей. — И не украл я, а позаимствовал. Я глава семьи, я принял решение. В критической ситуации нужно действовать быстро. Мастер сказал: «Либо делаем сейчас, пока запчасти есть по старой цене, либо потом в два раза дороже». Я сэкономил нам деньги, если подумать.
— Нам? — Яна усмехнулась, но улыбка вышла кривой и страшной. — Ты сэкономил деньги Лехе. А мы остались ни с чем. Ты хоть понимаешь, что сто двадцать тысяч — это не три копейки до зарплаты? Это всё, что дали мои родители. Они копили, отказывали себе в поездке на море. А ты швырнул их труд в промасленную яму автосервиса.
Сергей начал злиться. Его благодушный настрой сытого человека улетучивался. Ему не нравилось, что его выставляют виноватым. В его системе координат он поступил как настоящий мужик: друг погибал, он протянул руку помощи. А жена вместо поддержки включает калькулятор и мелочится из-за каких-то деревяшек.
— Дались тебе эти родители! — рявкнул он, резко вставая из-за стола. — Подарили — значит, деньги наши. Общие. А раз общие, я имею право ими распоряжаться. Что ты заладила: диван, шкаф… Можно и на полу посидеть, не барыня. Зато у меня друг на колесах будет, а не с протянутой рукой. В людях надо оставаться людьми, Яна, а не потребителями. Вещи — это тлен. Сегодня есть, завтра нет. А дружба — это навсегда.
Он подошел к холодильнику, достал банку пива и с громким щелчком открыл её. Пена побежала по алюминиевому боку, капая на линолеум, но Сергей даже не посмотрел вниз. Он чувствовал себя моральным победителем в этом споре.
— То есть ты считаешь, что финансировать хронического неудачника — это «оставаться человеком»? — уточнила Яна, внимательно следя за тем, как пивная пена расползается грязным пятном у его тапочка. — А считаться с мнением жены, с нашими планами — это быть потребителем?
— Леха не неудачник, у него просто полоса черная затянулась, — буркнул Сергей, делая большой глоток. — И вообще, хватит пилить. Сделал и сделал. Вернет он всё. Месяц потерпишь без своего трона.
Яна молча развернулась и вышла из кухни. Ей не нужно было больше ничего слышать. «Черная полоса» Лехи длилась ровно столько, сколько она его знала — пять лет. И Сергей только что добровольно затащил их семью в эту беспросветную черноту.
Яна прошла в комнату, которая гордо именовалась гостиной, хотя больше напоминала склад забытых вещей. Вдоль стен громоздились нераспакованные коробки с книгами и зимней одеждой, а в центре, на голом ламинате, лежал тот самый надувной матрас, с которого каждое утро приходилось скатываться, как с тонущего плота. Пустота комнаты давила на уши. Здесь, в этом гулком пространстве, отсутствие ста двадцати тысяч рублей ощущалось особенно остро. Это была не просто сумма на счете, это была пустота вместо уюта, дыра в реальности, которую пробил её собственный муж.
Сергей не отставал. Он вошел следом, всё еще сжимая в руке банку пива, словно это был скипетр его власти. Ему было жизненно необходимо доказать свою правоту. Молчание жены его раздражало куда больше, чем крики. Крик можно переорать, а вот об это ледяное спокойствие его аргументы разбивались, как дешевое стекло.
— Ты просто не видишь перспектив, Ян, — начал он, расхаживая по комнате и едва не спотыкаясь о провод удлинителя. — Ты мыслишь категориями «купи-продай», а тут стратегия нужна. Леха мне весь расклад дал. Сейчас ноябрь, самая погода для такси: дожди, слякоть, никто пешком ходить не хочет. Потом декабрь — корпоративы, елки, пьяные развозы. Там коэффициенты бешеные! Он за смену будет чистыми поднимать тысяч по семь, а то и по десять. Он мне график расписал: две недели плотной работы — и он половину долга закрывает. Еще две недели — и мы в расчете. К Новому году купим мы твой диван, еще и лучше прежнего. Кожаный возьмем!
Яна села на край надувного матраса. Резина неприятно скрипнула под ней. Она смотрела на мужа, который возбужденно размахивал свободной рукой, рисуя в воздухе графики фантастических прибылей своего друга, и чувствовала, как внутри умирает последнее уважение к этому человеку.
— Сережа, сядь, — тихо, но твердо сказала она. — У тебя голова кружится от успехов, которых нет. Давай вспомним математику. Простую, начальную школу. Два года назад Леха занял у нас пятнадцать тысяч «на раскрутку» интернет-магазина кроссовок. Где магазин? Где деньги?
— Ну, не пошло дело, — отмахнулся Сергей, поморщившись, словно от зубной боли. — Поставщики кинули, товар на таможне завис. Это форс-мажор, бизнес — это риски.
— Хорошо, бизнес — это риски, — кивнула Яна, и в её голосе зазвенел металл. — А перфоратор «Макита»? Тот самый, профессиональный, который папа подарил нам на новоселье, чтобы мы карнизы повесили? Леха попросил его на выходные — полку прибить. Прошло восемь месяцев. Где перфоратор, Сережа?
Сергей замялся. Он сделал большой глоток пива, тяня время. Эта история была его слабым местом, и Яна била точно в цель.
— У него багажник вскрыли во дворе, — буркнул он, глядя в пол. — Вытащили всё подчистую. Он заявление писал, я сам видел. Человек пострадал, а ты ему этот перфоратор до конца жизни припоминать будешь? Вещь — это просто пластик и железо. А Леха тогда в депрессии был, его девушка бросила. Ему поддержка нужна была, а не допросы про дрель.
— Значит, перфоратор украли, — Яна загибала пальцы, и этот жест выглядел страшнее любого кулака. — Кроссовки на таможне. А помнишь, когда он разбил мой старый айфон, который попросил попользоваться, пока свой в ремонте? «Выскользнул на кафель». Ты тогда сказал: «Ничего, он отдаст». Прошел год. Он отдал? Хоть тысячу рублей за замену экрана он принес? Нет. Он принес бутылку коньяка тебе, и вы её вместе выпили, празднуя, что «жив-здоров остался».
Сергей резко поставил банку на подоконник. Звук удара алюминия о пластик прозвучал как выстрел. Его лицо пошло красными пятнами. Ему было невыносимо слушать этот список грехов своего идола.
— Какая же ты мелочная, Яна! — выплюнул он. — Я думал, я на широкой душе женился, а ты бухгалтер какой-то. Счетовод! Ты сидишь и ведешь реестр косяков живого человека. Да, Леха невезучий! Да, у него ветер в голове бывает! Но он последний кусок хлеба отдаст, если надо будет. Он настоящий, понимаешь? А ты за свои тряпки и мебель удавиться готова. Тебе шмотки и комфорт важнее человеческих отношений. Мы, может, единственные, кто в него верит. Если и я отвернусь, он же сопьется или натворит чего. Я его спасаю, дура!
— Ты не его спасаешь, — Яна поднялась с матраса. Теперь они стояли друг напротив друга. Между ними было полтора метра пустоты, которую уже ничем не заполнить. — Ты спасаешь свое эго. Тебе нравится быть добрым барином, который разбрасывается деньгами. Только деньги не твои. Ты щедрый за счет моих родителей, за счет моего комфорта. Леха для тебя — удобная игрушка. Можно чувствовать себя успешным и мудрым на фоне неудачника. Но плачу за этот аттракцион почему-то я.
— Заткнись! — заорал Сергей, и эхо его голоса заметалось по пустой комнате. — Не смей так про меня говорить! Ты ничего не понимаешь в мужской дружбе. Ты просто эгоистка, которая думает только о том, куда свою задницу помягче посадить. «У нас нет дивана, трагедия века!» Да люди в войну в землянках жили и счастливы были! А тебе сто двадцать тысяч глаза застили. Тьфу!
Он демонстративно сплюнул на пол, прямо на чистый ламинат, который Яна мыла сегодня утром. Этот плевок стал точкой невозврата. Яна посмотрела на маленькую лужицу слюны, потом перевела взгляд на мужа. В её глазах не было ни обиды, ни злости. Там была абсолютная, ледяная ясность. Она вдруг увидела перед собой не мужа, а совершенно постороннего, неприятного мужчину с одутловатым лицом и запахом перегара, который случайно забрел в её квартиру.
— В войну, говоришь? — очень тихо произнесла она. — В землянках? Ну что ж. Раз ты так презираешь комфорт и так ценишь своего друга, я предоставлю тебе возможность проявить солидарность в полном объеме.
Она развернулась и пошла в коридор, к кладовке.
— Ты куда пошла? Я с тобой не договорил! — крикнул ей в спину Сергей, но уверенности в его голосе поубавилось. Что-то в её тоне напугало его сильнее, чем он готов был признать.
— Я за пакетами, Сережа, — донеслось из коридора. — У нас их много. Больших, прочных. Как раз для настоящей мужской дружбы.
Шуршание плотного черного полиэтилена в тишине квартиры прозвучало оглушительно, словно кто-то разворачивал гигантский погребальный саван. Яна вернулась в комнату с рулоном мусорных мешков на сто двадцать литров. Она действовала четко, без суеты, с пугающей эффективностью робота-уборщика. Резкое движение рук — и первый пакет, наполнившись воздухом, расправил свои черные бока, готовый поглотить содержимое чужой жизни.
Сергей, привалившись плечом к дверному косяку, наблюдал за ней с кривой ухмылкой. В его руке всё ещё была банка пива, но пить ему расхотелось. Он был уверен, что это блеф. Женская истерика, театральная постановка, цель которой — напугать, заставить его извиниться и пообещать золотые горы. Он видел такое в кино. Сейчас она побросает пару футболок, потом сядет на пол и разрыдается, а он подойдет, обнимет её и великодушно простит за эту выходку.
— Ну давай, давай, попугай меня, — протянул он лениво, делая вид, что ему смешно. — Цирк уехал, клоуны остались. Ты реально думаешь, я поведусь на эти дешевые манипуляции? «Ах, я ухожу, держите меня семеро!» Или нет, ты меня выгоняешь? Из дома, где я прописан? Ну-ну.
Яна не ответила. Она подошла к шкафу-купе, единственному приличному предмету мебели, оставшемуся от прошлых хозяев, и с грохотом раздвинула створки. Её руки нырнули в недра полки с мужским бельем. Одним широким, сгребающим движением она смахнула всё содержимое — носки, трусы, домашние майки — прямо в черное жерло пакета.
— Эй! — ухмылка сползла с лица Сергея, сменившись выражением брезгливого недоумения. — Ты чего творишь? Это чистые вещи! Они помнутся! Ты нормальная вообще?
— У Лехи утюг есть, погладишь, — бросила Яна, не оборачиваясь. Она уже перешла к вешалкам.
Рубашки, джинсы, его любимая ветровка — всё летело в пакеты комом, вперемешку, теряя свою форму и статус «вещей», превращаясь в бесформенную тряпичную массу. Яна не складывала, не сортировала. Она просто освобождала пространство.
— Прекрати немедленно! — Сергей отлип от косяка и шагнул к ней, но остановился, наткнувшись на её взгляд. В нём не было ярости, которую можно переждать. В нём была пустота. Так смотрят на заплесневелый хлеб перед тем, как выбросить его в ведро. — Яна, ты перегибаешь. Это уже не смешно. Я муж тебе или кто? Ну ошибся, ну сглупил, с кем не бывает? Зачем вещи портить?
— Ты не ошибся, Сережа. Ты сделал выбор, — её голос был ровным, как кардиограмма покойника. — Ты выбрал инвестировать в Леху. Ты вложил в него всё, что у нас было. Значит, ты веришь в этот проект больше, чем в нашу семью. А хороший инвестор должен быть рядом со своим активом. Следить за развитием, так сказать.
Она завязала первый мешок тугим узлом и швырнула его в коридор. Он тяжело шлепнулся на пол, как тело. Яна тут же расправила второй.
Сергей начал паниковать. Он вдруг осознал, что слез не будет. И примирения не будет. Она методично уничтожала их быт, вычищая его присутствие из квартиры.
— Ты больная… Ты просто психопатка, — пробормотал он, пятясь. — Из-за каких-то бумажек рушить семью? Да я заработаю эти деньги! Я в два раза больше принесу!
— Когда? — Яна подошла к тумбе под телевизором. Там стояла его гордость — игровая приставка. — Когда Леха отдаст? Или когда рак на горе свистнет?
Она выдернула шнуры из розетки. Сергей дернулся, словно ток прошел через него.
— Не трогай «плойку»! — взвизгнул он. — Это мое! Я её до свадьбы покупал! Положи на место!
— Конечно, твое, — кивнула Яна, бросая консоль прямо поверх свитеров во второй мешок. Пластик глухо стукнул друг о друга. Геймпады полетели следом, жалобно звякнув кнопками. — Тебе же нужно будет чем-то заниматься вечерами у друга, пока он таксует на твоих деньгах. Будете играть в ФИФУ и мечтать о богатой жизни. Вы же отличная команда.
— Ты не имеешь права! — Сергей метался по комнате, не зная, что делать: выхватывать мешки, держать шкаф или звонить кому-то. Но звонить было некому. Родители далеко, а друзьям рассказывать такое стыдно. — Я никуда не пойду! Это мой дом! Я здесь живу! Ты не выставишь меня на улицу как собаку!
— На улицу? Что ты, — Яна затягивала второй узел. Её движения были быстрыми и хищными. — Я не звери, Сережа. Я отправляю тебя в самое лучшее место на земле. К твоему лучшему другу. К человеку, ради которого ты не пожалел сто двадцать тысяч. Он же брат тебе. Он же не бросит. Вот и проверим крепость вашей мужской дружбы бытом.
Она прошла в ванную. Сергей слышал, как звякнул стаканчик, как что-то полетело в очередной пакет. Его зубная щетка. Пена для бритья. Гель для душа. Через минуту она вернулась и кинула эти мелкие предметы в третий, полупустой пакет, куда уже отправились его кроссовки из прихожей.
Три черных мешка стояли в ряд у входной двери. Они напоминали огромных, сытых жуков. Сергей смотрел на них и чувствовал, как земля уходит из-под ног. Весь его уютный мир, где можно было быть щедрым за чужой счет, где можно было играть в благородство, сытно ужинать и спать в тепле, только что был упакован в полиэтилен.
— Яна, послушай… — его голос дрогнул, сменив гнев на жалкое заискивание. Он попытался улыбнуться, но губы не слушались. — Ну погорячились и хватит. Давай сядем, поговорим. Ну хочешь, я кредит возьму завтра? Купим мы этот диван. Только не позорь меня, не выгоняй. Куда я на ночь глядя?
Яна надела пальто. Она не собиралась садиться. Она взяла телефон и открыла приложение такси.
— Кредит тебе не дадут, у тебя официалка — копейки, а кредитная история испорчена твоим же прошлым «бизнесом», — напомнила она факты, о которых он предпочитал не думать. — А позорить тебя я не собираюсь. Я просто организую тебе трансфер. Комфорт-класс, Сережа. Всё как ты любишь. За мой счет. Это мой прощальный подарок.
Она нажала кнопку «Вызвать» и повернула к нему экран телефона. Там высветился маршрут. Конечная точка была ему до боли знакома — улица Строителей, дом 15. Адрес Лехи.
— Одевайся, — сказала она тихо. — Машина будет через четыре минуты. Не заставляй водителя ждать, это невежливо.
— Твой экипаж подан, — Яна посмотрела на экран смартфона, где маленькая желтая машинка замерла у виртуального подъезда. — «Хендай Солярис», серый. Номер 452. Не заставляй человека ждать, у них простой платный. Это тебе не Леха, тут люди деньги зарабатывают, а не в долг берут.
Сергей стоял в коридоре, растерянно переводя взгляд с жены на черные пластиковые горы у своих ног. В его голове никак не укладывалось, что этот сюрреализм происходит на самом деле. Ему казалось, что сейчас Яна рассмеется, скажет, что это был жесткий урок, и отправит его разбирать вещи обратно в шкаф. Ну нельзя же просто так, за пять минут, вычеркнуть человека из жизни из-за ста двадцати тысяч рублей! Это ведь даже не измена. Это просто деньги. Бумага.
Но Яна не смеялась. Она открыла входную дверь, впуская в квартиру сквозняк и запах прокуренного подъезда.
— Бери, — кивнула она на мешки. — Ты же мужчина, сильный пол. Сам справишься или помочь до лифта донести твое приданое?
Сергей, словно в трансе, нагнулся и подхватил два пухлых мешка. Полиэтилен натянулся, угрожающе затрещав. В одном из пакетов что-то жесткое уперлось ему в бок — кажется, угол той самой приставки. Третий мешок пришлось зажать подмышкой. Он выглядел нелепо и жалко: взъерошенный, в домашних трениках и наспех накинутой куртке, обвешанный мусорными пакетами, в которых была вся его жизнь.
— Яна, ты совершаешь ошибку, — прохрипел он, делая шаг за порог. — Ты пожалеешь. Ты завтра же будешь звонить и умолять меня вернуться. Но я гордый. Я могу и не ответить.
— Я очень на это надеюсь, Сережа, — спокойно ответила она, опираясь плечом на дверной косяк. Она не переступала невидимую границу порога, оставаясь в своей чистой, хоть и пустой квартире. — А теперь слушай внимательно условия нашего… скажем так, делового сотрудничества.
Сергей замер на лестничной клетке. Лампочка над его головой мигнула и зажужжала, освещая облупленные стены подъезда мертвенно-бледным светом.
— Ты вернешься сюда только в одном случае, — чеканила каждое слово Яна, глядя ему прямо в глаза. — Когда положишь на этот порог полную сумму. Сто двадцать тысяч рублей. Плюс проценты за моральный ущерб — это еще тридцатка. Итого сто пятьдесят. Наличными. Одной пачкой.
— Ты спятила? — выдохнул Сергей, едва удерживая скользкие мешки. — Где я тебе сто пятьдесят возьму?
— А это ты у своего успешного бизнес-партнера спроси, — ледяная улыбка тронула губы Яны. — Вы же команда. У вас же «Камри» на ходу, сезон такси, коэффициенты бешеные. Вот и работайте. Пашите день и ночь. Леха же обещал все вернуть с первой прибыли? Вот пусть и возвращает. Докажи мне, что твоя вера в друга чего-то стоит. А пока денег нет — живи там, куда инвестировал.
— Да Леха живет в однушке с матерью! — взвыл Сергей, осознавая весь ужас перспективы. — Куда я там? На голову им сяду? У них там срач вечный, тараканы пешком ходят!
— Отлично! — Яна даже в ладоши хлопнула, но беззвучно. — Вот и наведешь порядок. Ты же любишь помогать убогим. Сделаешь ремонт, тараканов потравишь. У вас будет прекрасный мужской коллектив. Будете пить пиво, ругать меркантильных баб и мечтать о миллионах. Ты же именно этого хотел, когда отдал наши деньги, не спросив меня? Ты выбрал его мир. Добро пожаловать на постоянное место жительства.
Сергей сделал шаг назад, к лифту. Тяжесть мешков оттягивала руки, но еще тяжелее было осознание, что путь назад отрезан.
— Яна… ну хватит, правда. Мне страшно к нему ехать, — вдруг совсем по-детски прошептал он. — Он же опять пить начнет, если я с вещами припрусь. Мы же пропьем всё…
— Это уже не мои проблемы, Сережа. Это проблемы твоего Лехи, — отрезала она. — Считай это краш-тестом вашей дружбы. Если он такой святой, как ты говоришь, он тебя приютит, накормит и спать уложит. А если выставит за дверь… Ну, значит, ты идиот, который променял семью на пустое место.
Лифт звякнул, створки разъехались. Из кабины пахнуло застоявшейся мочой и старым железом. Этот запах идеально гармонировал с будущим Сергея.
— И последнее, — сказала Яна, когда он, сгорбившись, начал втискиваться в узкую кабину со своими мешками. — Даже если ты принесешь деньги… Я ничего не обещаю. Я подумаю, пускать тебя или нет. Может, к тому времени я уже куплю себе диван. И мне будет так удобно на нем лежать одной, что лишний груз в квартире мне просто не понадобится.
— Стерва, — беззлобно, скорее обреченно констатировал Сергей.
— Инвестор, — парировала Яна. — Всего хорошего. Не забудь поставить пять звезд водителю.
Она потянула дверь на себя. Сергей смотрел, как сужается полоска света из его бывшей прихожей. Он видел кусочек чистого пола, светлые обои, тепло и уют, которые он своими руками превратил в запчасти для чужой машины.
Щелчок замка прозвучал сухо и окончательно, как выстрел в голову.
Сергей остался один в грязном подъезде. Лифт нетерпеливо гудел, пытаясь закрыть двери, но мешок с одеждой мешал створке. Сергей пнул пакет ногой, запихивая его глубже. В кармане вибрировал телефон — такси ожидало. Он ехал в новую жизнь. Жизнь, где вместо мягкого (пусть и будущего) дивана его ждал продавленный диван Лехи, пропахший дешевым табаком, и вечные разговоры о том, как несправедлив этот мир.
В квартире Яна прижалась лбом к холодной двери. Она не плакала. Слез не было, была только огромная, звенящая усталость и странное чувство облегчения, будто у нее наконец-то прошла хроническая зубная боль. Она медленно сползла по двери на пол, сидя в пустом коридоре. Тишина обволакивала её. Теперь в этой тишине не было лжи. Теперь здесь было место только для неё и её планов, которые больше никто не украдет.
Она достала телефон, зашла в банковское приложение и переименовала накопительный счет. Вместо «На мебель» она набрала: «На новую жизнь». На счету было ноль рублей, но это был честный ноль. С него можно было начинать…
