— Ты хочешь, чтобы я всё лето нянчилась с твоими племянниками? Не дождешься, — заявила Люба мужу, с силой захлопнув дверцу холодильника.
Игорь Степанович Воронцов, человек крупный, с офицерской выправкой и фундаментальным спокойствием, которое в иные моменты доводило Любу до исступления, не изменил своего положения за кухонным столом. Он продолжал неторопливо размешивать сахар в чае, словно каждое движение ложечки было медитацией.
— Любаша, — произнес он с той интонацией, которую использовал, объясняя сложные вещи подчиненным на заводе, — речь идет о двух неделях. Максимум. Сестра с мужем впервые за пять лет едут отдыхать.
— И что? — Люба обернулась, уперев руки в бока. Её тонкие брови сошлись на переносице, как два клинка. — А мой отпуск тебя не волнует? Я полгода готовила проект, еле выбила путевку в Грецию. Ты же знаешь, какой у нас начальник — Соломон Маркович скорее отрежет себе мизинец, чем даст кому-то отпуск летом!
Она была маленькая и хрупкая рядом с мужем, но в гневе напоминала гремучую смесь из фейерверка и урагана. Рыжие волосы, собранные в небрежный пучок, казалось, вот-вот начнут искрить.
— Любовь, племянники приедут после твоего возвращения из Греции. Я взял отпуск на это время и буду с ними. Разговор сейчас о другом — ты возвращаешься четырнадцатого, а я должен вернуться на работу двадцать второго. Восемь дней, Люба. Всего восемь дней.
— И что, мне сразу же, только сойдя с трапа самолета, броситься опекать твоих оболтусов? — Люба нервно забарабанила пальцами по столешнице.
— Им пятнадцать и двенадцать, они не младенцы. К тому же, — Игорь отхлебнул чай, — ты же педагог. Работа с детьми — твое призвание.
— О, началось! — Люба всплеснула руками. — Значит, теперь мое «призвание» автоматически означает, что я должна бесплатно работать няней для твоей сестрицы? Чудесно!
Через два часа бурных дебатов, которые Игорь Степанович выдержал с невозмутимостью скалы, Люба хлопнула дверью спальни, прокричав напоследок: «Спи на диване! И передай своей Вере, что я не собираюсь тратить свой отпуск на её отпрысков!»
Игорь вздохнул, глядя на закрывшуюся дверь. Они с Любой были женаты всего два года, но он уже хорошо изучил характер супруги — резкая на словах, она отходила так же быстро, как вспыхивала. Дело было в другом. Тема детей в их доме пульсировала, как открытая рана.
— Любаш, ну прости меня, — Игорь осторожно присел на край кровати. Утро выдалось серым и промозглым, несмотря на конец мая. — Я должен был предупредить заранее.
Люба лежала, отвернувшись к стене, но он чувствовал, что она не спит.
— Послушай, я всё понимаю. После работы с гиперактивными подростками ты хочешь отдохнуть, расслабиться. Я придумаю что-нибудь. Может, мама возьмет их? Или оставим их одних…
Люба резко перевернулась на спину и уставилась в потолок.
— Ты ведь прекрасно знаешь, почему я не хочу возиться с ними, — её голос звучал устало и глухо. — Дело не в отпуске.
Игорь молчал. Знал, конечно. Три года назад, еще до их знакомства, Люба потеряла ребенка на седьмом месяце беременности. Бывший муж не выдержал её депрессии и ушел. Игорь узнал обо всем гораздо позже, когда Люба, захмелев на корпоративе их фирм (её рекламное агентство разрабатывало кампанию для его машиностроительного завода), расплакалась и выложила ему всю историю.
Потом были осторожные свидания, его терпеливое ухаживание, её страх начать всё заново — и, наконец, свадьба. Но тема детей оставалась запретной.
— Я думал, тебе будет проще, — тихо произнес Игорь. — Ты же так любишь своих учеников.
— Любить чужих детей днем, а вечером возвращаться домой — это одно. А нянчиться с ними круглосуточно — совсем другое, — Люба села на кровати, обхватив колени руками. — Твоя сестра хоть понимает, что просит? Она знает… про меня?
Игорь покачал головой.
— Я ей не говорил. Это только наше дело.
— Значит, она думает, что я просто вредная сучка, которая не хочет помочь семье мужа.
— Не говори так, — Игорь взял её ладонь в свои руки. — Никто так не думает.
— А они… какие они, эти дети? — внезапно спросила Люба. В её голосе прозвучало что-то новое.
— Старший, Тимофей, весь в отца — серьезный, молчаливый. Компьютерщик. А младший, Петька… чертёнок. Вся школа на ушах из-за него, — Игорь улыбнулся. — Очень похож на тебя, кстати.
— Врешь, — фыркнула Люба, но в уголках губ появилась улыбка.
— Клянусь! Такой же рыжий и непоседливый. На прошлое Рождество притащил домой котенка и спрятал в шкафу. Вера обнаружила его, только когда зверь съел рукав её нового свитера.
Люба закусила губу.
— Я подумаю, — наконец сказала она. — И не передавай Вере ничего. Я сама с ней поговорю.
Афины встретили её обжигающим воздухом и ослепительным солнцем. Греция оказалась именно такой, как Люба представляла — белые домики, бирюзовое море, узкие улочки, где время словно остановилось. Она бродила по древнему городу, пила вино в тавернах, слушала музыкантов на площадях, и постепенно внутри неё что-то оттаивало.
Три дня назад перед отъездом она всё же позвонила Вере.
— Привет, невестка, — начала Люба, старательно придавая голосу непринужденность. — Игорь сказал, что ты ищешь, на кого оставить детей.
— Люба? — удивленно воскликнула Вера. — Да, представляешь, нам с Олегом подарили путевку на годовщину свадьбы, но совсем не с кем оставить мальчишек. Мама наша болеет, свекровь в другом городе…
— Ничего, привози их к нам, — сказала Люба, всё еще не веря, что действительно это произносит. — Только не обольщайся — я понятия не имею, чем занимаются современные подростки. Последним, кого я учила, было поколение «Ютуб», а эти уже из эпохи ТикТока.
Вера рассмеялась.
— Ты только Петю корми вовремя, а с остальным он сам разберется. А Тимофей, тот вообще золото — сам себя занимает круглые сутки. И спасибо, Люб. Правда.
А теперь, сидя в кафе на набережной Пирея, Люба прокручивала в голове этот разговор и не понимала, что на неё нашло. Сиюминутное помутнение рассудка? Желание доказать Игорю, что она не такая уж эгоистка? Или…
— Ты не сказала мне самого главного, — неожиданно произнес голос внутри. — Что-то внутри тебя чувствует: пора.
Пора что? Пора позволить себе снова испытывать эти чувства? Любить, беспокоиться, заботиться?
После смерти дочери (она всегда мысленно называла нерожденного ребенка «дочкой», хотя пол еще не был определен) Люба поставила внутри себя глухую стену. Игорь был единственным, кого она пустила за эту стену, да и то лишь отчасти. Мысль о детях — своих или чужих — вызывала глухую боль.
Но в последнее время что-то менялось. Она стала замечать молодых мам с колясками в парке, где бегала по утрам. Останавливалась возле витрин с детской одеждой. А один раз даже взяла в руки крошечные пинетки в магазине, когда думала, что Игорь не видит. Но он заметил — она поймала его взгляд — и промолчал.
Телефон завибрировал, прерывая её размышления. Сообщение от Игоря: «Как Акрополь? Сфотографировала для меня колонны?»
Люба улыбнулась и отправила фото, которое сделала утром, — себя на фоне Парфенона, подписав: «Колонны-то колоннами, но ты женился не на них».
Когда самолет приземлился в Шереметьево, Люба почувствовала странную тревогу. Она проверила телефон — сообщений от Игоря не было, хотя обычно он всегда писал, когда она летала.
Выйдя в зал прилета, она сразу заметила его — высокий, в любимой клетчатой рубашке, с охапкой полевых цветов. Но лицо его показалось ей осунувшимся.
— Что случилось? — первое, что спросила Люба, подойдя к нему.
Игорь покачал головой.
— Не здесь, — тихо сказал он, обнимая её и целуя в висок. — Садись в машину, по дороге расскажу.
Когда они выехали на МКАД, Игорь наконец заговорил:
— Вера позвонила вчера. У Олега проблемы с позвоночником обострились, сильный приступ. Их отдых накрылся — они возвращаются домой. Но мальчишки… — он сделал паузу. — Мальчишки уже у нас. Приехали три дня назад.
Люба молчала, пытаясь переварить информацию.
— Сейчас они с соседкой, Анной Павловной. Я предупредил, что встречаю тебя, и она согласилась посидеть пару часов, — продолжал Игорь. — Я понимаю, что ты не готова, что мы договаривались иначе…
— А что с Верой и Олегом? — перебила его Люба. — Они в больнице?
— Да, в Германии. Олега не выпускают без полного обследования. Вера с ним.
— Ясно, — только и сказала Люба. Она смотрела в окно на проносящиеся мимо дома и деревья.
Игорь бросил на неё осторожный взгляд.
— Я могу взять отпуск за свой счет, — начал он. — Побуду с ними…
— Не нужно, — Люба повернулась к нему. — Справимся.
Анну Павловну, семидесятилетнюю соседку, они обнаружили на кухне с газетой и чашкой чая. Она встретила их с явным облегчением.
— Ну наконец-то! — воскликнула старушка, поправляя очки. — У меня к вам претензия, Игорь Степанович. Вы сказали, что младший — живчик, но не предупредили, что это стихийное бедствие на ножках!
Услышав шум, в кухню ворвался рыжеволосый мальчишка лет двенадцати, тощий и веснушчатый, как галчонок.
— Тётя Люба? — он остановился, разглядывая её с неприкрытым любопытством. — А дядя Игорь говорил, что вы злая.
— Петр! — рявкнул появившийся в дверях Игорь.
— Ничего подобного я не говорил, — прошипел он, покраснев.
— Ну, не говорил, — легко согласился мальчик, — но я же видел твое лицо, когда ты по телефону объяснял, что мы уже приехали.
Люба не выдержала и рассмеялась.
— А ты, я смотрю, мастер делать выводы, — сказала она, протягивая руку. — Давай знакомиться официально. Я Любовь Андреевна, жена твоего дяди.
— Пётр Олегович, специалист по доставке неприятностей, — бойко ответил мальчик, пожимая её руку с комичной серьезностью.
В этот момент в кухню неслышно вошел еще один подросток — долговязый, с зачесанными назад темными волосами и угрюмым взглядом исподлобья. Он кивнул Любе и молча прислонился к дверному косяку, засунув руки в карманы.
— А это Тимофей, — представил его Игорь. — Он у нас немногословен.
— Он не немногословен, — вмешался Петр. — Он копит энергию для своих компьютерных баталий. Вчера всю ночь кричал в свой микрофон: «Заходи слева! Слева, идиот!»
Тимофей метнул в брата испепеляющий взгляд.
— Я не кричал.
— Нет, кричал! — настаивал Петр. — И еще ты храпишь. Громко-громко. И пукаешь во сне!
— Заткнись! — Тимофей двинулся к брату, но Игорь встал между ними.
— Так, тихо! — он повернулся к Анне Павловне. — Спасибо вам большое. Мы справимся дальше.
Когда соседка ушла, в кухне повисла неловкая тишина.
— Ну что, — Люба оглядела всех троих мужчин, — кто голоден?
К вечеру Люба чувствовала себя выжатой, как лимон. Петр был неутомим — он задавал миллион вопросов, постоянно что-то ронял, рассказывал анекдоты, демонстрировал акробатические трюки и пытался научить её какому-то замысловатому танцу из ТикТока. Тимофей, напротив, весь день просидел в выделенной мальчикам комнате, выходя только поесть, и отвечал на все вопросы односложно.
Когда Игорь ушел в душ, Люба заглянула к старшему племяннику. Тот сидел за ноутбуком в наушниках, быстро печатая что-то.
— Тимофей, — Люба осторожно тронула его за плечо, — можно тебя на минутку?
Подросток неохотно снял наушники.
— Что?
— Ты в порядке? — спросила Люба, присаживаясь на краешек кровати. — Я понимаю, что ситуация не из приятных. Родители далеко, вы у малознакомых людей…
— Нормально всё, — пожал плечами Тимофей, но не встретился с ней взглядом. — Я привык.
— К чему?
— К тому, что их нет рядом, — он снова пожал плечами, словно это было самым обычным делом. — Мама постоянно на работе, папа тоже. Я сам о себе могу позаботиться. И за Петькой присмотреть.
Люба внимательно посмотрела на него. За угрюмостью и показной независимостью она увидела то, что хорошо знала сама, — одиночество.
— А что ты делаешь? — она кивнула на ноутбук.
— Программирую игру, — неожиданно оживился Тимофей. — Хочешь посмотреть?
Следующий час Люба слушала объяснения подростка о том, как работает игровой движок, что такое рендеринг и почему его игра будет круче, чем Minecraft. Когда Игорь заглянул в комнату, он застыл на пороге, не веря своим глазам: его жена и племянник, обычно немногословный и замкнутый, оживленно обсуждали что-то, склонившись над экраном.
— Эй, что происходит? — спросил он, улыбаясь.
— Обсуждаем, как лучше убивать зомби, — откликнулась Люба, не отрываясь от экрана. — Я за обрез, а Тимофей настаивает на огнемете.
Первая неделя пролетела в хлопотах. Люба заново привыкала к московскому ритму после расслабленной Греции, а попутно пыталась организовать быт с двумя подростками.
Петр был неисчерпаемым источником сюрпризов. К концу недели Люба узнала, что он коллекционирует камни, умеет играть на укулеле, мечтает стать палеонтологом и однажды спрятался в музее на ночь, чтобы увидеть, не оживают ли экспонаты, как в фильме.
Тимофей постепенно оттаивал. После того вечера с компьютерной игрой он стал более разговорчивым, хотя по-прежнему предпочитал проводить время за своими программами.
Вера звонила каждый день, беспокоясь о детях. Олегу предстояла операция, и они задерживались еще на несколько недель.
В пятницу вечером, когда Игорь уезжал на работу в ночную смену (завод жил своим графиком, не считаясь с семейными обстоятельствами), Люба заметила его напряженный взгляд.
— Что? — спросила она, когда он уже стоял в дверях.
— Ты справишься? Одна с ними?
Люба подошла и поправила воротник его рубашки.
— Иди уже, начальник, — усмехнулась она. — За пять дней мы еще не спалили квартиру, значит, и сегодня все будет в порядке.
Когда он ушел, Люба обнаружила, что Петр стоит у двери в их спальню.
— Тётя Люб, — он выглядел необычно серьезным, — можно с тобой поговорить?
— Конечно, — она нахмурилась. — Что-то случилось?
Мальчик помялся, потом выпалил:
— А это правда, что у тебя должен был быть ребенок, но он умер?
Люба почувствовала, как внутри всё холодеет.
— Кто тебе это сказал? — спросила она тихо.
— Я случайно услышал, как вы с дядей Игорем разговаривали вчера, — Петр опустил голову. — Я не подслушивал специально! Просто шел в туалет, а вы на кухне сидели…
Люба молчала, не зная, что ответить. Вдруг Петр подошел к ней и обнял — сильно-сильно, уткнувшись лицом в её живот.
— Тётя Люб, не переживай. Ты будешь очень хорошей мамой. Честное слово.
Что-то внутри Любы словно надломилось — и хлынуло наружу. Она обняла мальчика в ответ, чувствуя, как по щекам текут слезы — первые за очень долгое время.
Тем же вечером, уложив мальчишек спать, Люба сидела на балконе с бокалом вина, глядя на ночную Москву. Внизу шумел город, а в квартире за её спиной мирно спали два ребенка — не её, чужие, но за эти дни ставшие удивительно близкими.
Телефон зазвонил так внезапно, что она вздрогнула. Игорь.
— Что-то случилось? — спросила она, поднимая трубку.
— Нет, просто… — его голос звучал странно. — Как вы там?
— Нормально, спят уже, — ответила Люба. — А ты почему не на работе?
— Я на работе, — пауза. — Просто хотел услышать твой голос.
Люба улыбнулась.
— Соскучился?
— Очень, — он помолчал. — Люб, я хотел сказать… Спасибо тебе. За мальчишек, за всё.
— Брось, — она отмахнулась, хотя он не мог этого видеть. — Не такие уж они и страшные, твои племянники.
— Наши племянники, — поправил её Игорь.
Люба сделала глоток вина.
— Наши, — согласилась она. — Игорь, я тут подумала… А давай сами заведем?
Телефон на том конце с грохотом упал.
— Игорь? — забеспокоилась Люба. — Ты там жив?
— Да, — его голос дрожал, — просто… ты уверена?
— Нет, — честно ответила она. — Но я хочу попробовать. Понимаешь, я все эти годы боялась… боялась снова потерять. А сейчас поняла: то, что я уже потеряла, никогда не верну. Но это не значит, что не может быть чего-то нового.
Она услышала, как он глубоко вздохнул.
— Я люблю тебя, Любаша.
— И я тебя, мой упрямый медведь.
Когда через месяц Вера с мужем наконец вернулись, они застали удивительную картину: Люба и оба мальчика сидели на полу гостиной, увлеченно собирая огромный конструктор.
— Мама! — Петр подскочил первым и бросился к Вере. — А мы с тётей Любой договорились, что на следующие каникулы я к ней еду! А Тимка может оставаться дома, он всё равно только в свой компьютер пялится!
— Неправда, — возмутился Тимофей, тоже поднимаясь навстречу родителям. — Я тоже еду. Мы с тётей Любой игру разрабатываем.
Вера удивленно переводила взгляд с сыновей на невестку.
— Что здесь происходило, пока нас не было? — спросила она с улыбкой.
Люба пожала плечами, собирая разбросанные детали.
— Ничего особенного. Просто жизнь.
Тем же вечером, когда Вера с Олегом и детьми уехали, Игорь нашел Любу на том же балконе. Она смотрела на закат, задумчиво поглаживая живот.
— О чем думаешь? — спросил он, обнимая её сзади.
— О том, что иногда самые сложные решения оказываются самыми правильными, — ответила она, поворачиваясь к нему. — И о том, что твоя сестра, кажется, до сих пор в шоке.
Игорь рассмеялся.
— Она даже спросила, не подменили ли тебя в Греции. Сказала, что помнит, как ты заявила ей по телефону, что «нянчиться с её отпрысками не собираешься».
— Не поверишь, — Люба прищурилась, глядя на закатное небо, — но я уже и сама не помню ту женщину, которая это говорила.
Он поцеловал её в висок.
— А я помню. И ту тоже любил.
— Игорь, — Люба вдруг стала серьезной, — если… когда у нас будет ребенок, ты не позволишь мне снова спрятаться за стеной? Обещаешь?
— Обещаю, — он крепче прижал её к себе. — Но знаешь что? Мне кажется, тебе больше не понадобится эта стена.
И Люба, впервые за долгое время, поверила, что это правда.
