Я стояла на кухне, готовила ужин и думала о том, как мы с Игорем прекрасно проводим время вместе. За окном уже темнело, но в нашей квартире было уютно и тепло. Собственно, не совсем нашей…
Формально квартира принадлежала Игорю, но последние два года мы жили здесь как семья. Я обустроила дом, покупала продукты, заботилась о быте. Мне казалось, что мы движемся к свадьбе.
Игорь говорил по телефону в коридоре, и его голос доносился до кухни. Сначала я не обращала внимания, но потом услышала знакомые интонации – он разговаривал с мамой. Тамарой Викторовной.
– Да, мам, конечно… Я же обещал… – голос Игоря звучал виновато. – Оформлю квартиру на тебя, как договаривались. А уже потом буду решать с Мариной…
Мои руки замерли над сковородкой. Что значит «оформлю на тебя»? О чём это он? И почему я должна быть вопросом, который решается «потом»?
– Она ничего не знает, мам. Зачем расстраивать раньше времени? Сделаем всё тихо, а там видно будет…
Сердце застучало где-то в горле. Я выключила плиту и прислушалась внимательнее.
– Конечно, я понимаю, что ты мне помогла с первоначальным взносом. Ты же моя мать… Марина тут ни при чём. Это между нами…
Игорь замолчал, видимо, слушал, что говорила ему Тамара Викторовна. А я стояла посреди кухни и чувствовала, как рушится всё, во что я верила эти два года.
– Хорошо, мам. На выходных приеду, всё оформим. Только Марине пока ничего не говори, ладно? Не время…
Трубка щёлкнула. Игорь вернулся на кухню, улыбаясь и потирая руки.
– А что у нас на ужин? Как вкусно пахнет!
Я обернулась к нему. Наверное, моё лицо было красноречивее всех слов, потому что улыбка сползла с его губ.
– Марин, что случилось?
Я сделала глубокий вдох. Нужно было спросить прямо. Без обиняков и намёков.
– Игорь, – начала я, и голос прозвучал удивительно спокойно. – Скажи мне честно. Ты хочешь сначала отдать квартиру своей маме, а потом только жениться на мне?
Его лицо изменилось. Сначала удивление, потом растерянность, а затем… раздражение.
– Ты подслушивала мой разговор?
– Я была на кухне и готовила НАМ ужин, – ответила я, подчеркнув слово «нам». – А ты говорил в коридоре. Так что это не подслушивание, а случайность. Но сейчас не об этом. Отвечай на мой вопрос.
Игорь прошёлся по кухне, явно собираясь с мыслями. Потом остановился и посмотрел на меня.
– Марин, это сложно… Мама помогла мне с покупкой квартиры. Дала деньги на первоначальный взнос. Я должен быть ей благодарен…
– Благодарен – это одно, – перебила я. – А переписать квартиру на неё – совсем другое. Мы с тобой живём здесь два года. Два года, Игорь! Я думала, что мы строим семью…
– Мы и строим! – он сделал шаг ко мне. – Но мама переживает. Она боится, что…
– Что? – я почувствовала, как внутри всё сжалось. – Что я тебя использую? Что я охотница за квартирами?
Игорь молчал, и это было красноречивее любых слов.
– Знаешь что, – сказала я, снимая фартук, – я не буду готовить ужин для человека, который не считает меня частью своей жизни. Который собирается тайком от меня решать наше будущее с мамочкой.
– Не драматизируй…
– Не драматизирую? – я засмеялась, но смех получился горький. – Игорь, я живу в квартире, которую завтра могут переписать на другого человека. У меня нет никаких прав, никаких гарантий. И при этом я два года веду твой быт, трачу свои деньги на продукты, на обустройство дома… А ты считаешь, что я драматизирую?
Он попытался обнять меня, но я отстранилась.
– Мариночка, успокойся. Мы всё обсудим, всё решим…
– С кем обсудим? Со мной? – я посмотрела ему в глаза. – Или опять с мамой?
Вечер прошёл тяжело. Мы почти не разговаривали, а когда ложились спать, между нами лежала стена недоверия и обиды. Я смотрела в потолок и думала: как я могла два года жить в иллюзии? Как могла не замечать, что Игорь до сих пор не отделился от мамы?
Следующие недели показали мне, насколько глубока была моя слепота. Тамара Викторовна словно почувствовала, что её позиции шатаются, и начала действовать.
Сначала это были мелочи. Игорь стал чаще говорить: «Мама переживает», «Маме не понравится», «Мама против того, чтобы мы жили вместе». Каждая фраза била по больному.
Потом Тамара Викторовна начала приносить еду. Появлялась с кастрюльками борща, контейнерами котлет, банками варенья.
– Игорёчка так похудел, – говорила она, обходя меня взглядом. – Наверное, плохо ест. Мужчинам нужна сытная еда, а не эти ваши салатики…
Игорь принимал еду с благодарностью, а я стояла рядом и чувствовала себя лишней в собственном доме. Точнее, не в собственном…
– Мам, Марина отлично готовит, – попытался он заступиться за меня один раз.
– Конечно, конечно, – кивнула Тамара Викторовна. – Только мужчину нужно кормить, как следует. А то на одних овощах далеко не уедешь…
Она умела делать такие комментарии, которые формально ничего плохого не содержали, но каждый раз попадали точно в цель.
Однажды вечером, когда Игорь ушёл в магазин, она задержалась и заговорила со мной по душам.
– Марина, дорогая, – начала она с деланной заботой, – я же вижу, что ты хорошая девочка. Но ты же понимаешь… Игоречка у меня единственный. Я всю жизнь на него положила. Работала на двух работах, чтобы дать ему образование…
– Тамара Викторовна, я не собираюсь забирать у вас сына, – попыталась я объяснить.
– Да что ты, что ты! – она всплеснула руками. – Я же не против! Просто… ну как бы это сказать… Мужчины такие доверчивые. Они не всегда видят, когда их используют. А женщины – мы хитрее, да?
Я поняла, к чему она клонит.
– Если вы считаете, что я использую Игоря, то глубоко ошибаетесь, – сказала я твёрдо. – Я его люблю.
– Конечно, дорогая! – согласилась она слишком быстро. – Только вот любовь-то разная бывает. Одна – это когда человек дорог сам по себе. А другая… ну, когда дорого то, что у него есть…
Удар был точным и болезненным. Тамара Викторовна улыбалась милой бабушкиной улыбкой, но в глазах была сталь.
– Тамара Викторовна, – сказала я, собираясь с духом, – давайте говорить прямо. Что вы хотите?
– А что я могу хотеть? – она изобразила удивление. – Счастья своему сыну! Чтобы он не ошибся в выборе. Чтобы рядом был человек, который его любит, а не его квартиру…
В этот момент вошёл Игорь с пакетами продуктов.
– О чём разговариваете, девочки мои? – спросил он жизнерадостно.
– Да так, по женски, – ответила мама, целуя его в щёку. – Мне пора. Игорёчка, не забудь про наш разговор. В субботу, как договаривались.
Когда дверь за ней закрылась, я посмотрела на Игоря.
– Какой разговор в субботу?
Он избегал моего взгляда, раскладывая продукты по полкам.
– Да так… хозяйственные вопросы…
– Игорь, – я подошла к нему вплотную, – мы договорились быть честными друг с другом. Какие хозяйственные вопросы?
Он вздохнул.
– Нужно кое-что оформить. Документы подписать…
– Документы на переоформление квартиры?
Пауза затянулась. Игорь поставил банку консервов на полку и только тогда посмотрел на меня.
– Марин, я должен это сделать. Мама помогла мне деньгами, она имеет право…
– Право на что? – я почувствовала, как внутри всё закипает. – На твою квартиру? На нашу жизнь? На решение нашего будущего?
– Не кричи, пожалуйста…
– Я не повышаю голос! – возразила я, хотя действительно говорила почти шёпотом. Но в этой тишине каждое слово резало как лезвие. – Я просто хочу понять одну простую вещь: есть ли у меня хоть какое-то место в твоём будущем? Или я всего лишь удобная сожительница, которая ведёт хозяйство и делит с тобой постель?
Игорь замер. На его лице сменилось несколько выражений – сначала он явно растерялся от прямоты моих слов, потом в глазах мелькнула вина, но следом пришло раздражение. Он выпрямился, челюсти сжались.
– Серьёзно? – голос его похолодел. – За два года совместной жизни мы докатились до того, что ты выставляешь мне ультиматумы и требуешь каких-то гарантий на бумаге?
– Я требую простой честности! – моё терпение лопнуло, и голос зазвенел от напряжения. – И минимального уважения к тем годам, к тем чувствам, к той энергии, которую я отдала нашим отношениям!
Игорь молчал. И это молчание было хуже любых слов.
– Знаешь что, – сказала я, – давай сделаем так. Оформи квартиру на двоих. Или заключим брачный договор. Или хотя бы официально объяви о помолвке. Дай мне хоть какие-то гарантии того, что я не зря трачу свою жизнь.
По лицу Игоря я поняла, что попала в точку. По лицу Игоря я поняла, что попала в точку. Сначала удивление, потом что-то похожее на вину, а затем – защитная реакция. Брови сдвинулись, губы сжались в тонкую линию.
– Ты мне не доверяешь? – его голос стал ледяным. – После двух лет мы дошли до того, что ты требуешь от меня какие-то справки и договоры?
– Я требую честности! – ответила я, и сама удивилась твёрдости собственного голоса. – И элементарного уважения к тому времени и чувствам, которые я вложила в наши отношения!
– А что, по-твоему, я делаю нечестно?
– Игорь! – я развела руками. – Ты планируешь втайне от меня передать квартиру маме! И ещё спрашиваешь, что нечестно?
– Это благодарность! – он повысил голос, и я впервые за два года увидела его по-настоящему рассерженным. – Это элементарная порядочность по отношению к человеку, который в меня поверил и вложился!
– А по отношению ко мне какая порядочность? – спросила я тихо.
Игорь замолчал. Смотрел на меня так, будто я внезапно превратилась в незнакомого человека. В его взгляде читались удивление и даже некоторое презрение – мол, вот до чего договорились, требует каких-то гарантий…
В ту ночь я не могла заснуть. Лежала рядом с ним и думала о том, что мы стали чужими. А утром собрала вещи в спортивную сумку и позвонила Лене.
– Можно к тебе на пару дней? – спросила я.
– Конечно. Что случилось?
– Расскажу при встрече.
Игорь был на работе. Я оставила записку на кухонном столе: «Мне нужно время подумать. Не волнуйся за меня». И уехала.
Лена жила в крошечной однушке на окраине, но места в её сердце хватало на всех друзей с их проблемами. Она молча заварила крепкий чай, достала печенье и села напротив меня за маленький кухонный столик.
– Рассказывай, – сказала коротко.
Я рассказала всё. От подслушанного разговора до утреннего ухода из дома. Лена слушала, не перебивая, только иногда качала головой.
– Знаешь, что я думаю? – сказала она, когда я закончила. – Твой Игорь психологически не созрел для серьёзных отношений. Он всё ещё мальчишка, который боится расстроить мамочку.
– Но я же его люблю, – призналась я, и голос предательски дрогнул.
– А он тебя? – Лена посмотрела мне прямо в глаза. – Если действительно любит, то где попытки защитить ваши отношения? Где желание найти решение, которое устроит всех? Где элементарная борьба за вас двоих?
Я молчала. Сказать было нечего.
– Слушай, я не призываю тебя его бросать, – продолжила подруга. – Но ты должна очертить границы. Ясно и без полутонов. Пусть выбирает – либо он самостоятельный взрослый мужчина, либо мамочкин сынок. Но сидеть на двух стульях не получится.
– И если он выберет маму?
– Тогда лучше узнать об этом сейчас, чем через пять лет и двоих детей.
Всю ночь я ворочалась на Лениной раскладушке и размышляла о своей жизни. Я была готова на компромиссы, готова ждать, готова прощать. Но не готова быть второстепенным персонажем в чужой семейной драме.
На следующее утро зазвонил телефон.
– Марин, вернись домой, – услышала я знакомый голос. – Нам нужно поговорить.
– У меня нет дома, – ответила я спокойно. – Есть твоя квартира, где я была временной жилицей.
– Не говори ерунды…
– Если хочешь разговаривать – приезжай к Лене, – перебила я. – Адрес знаешь.
К вечеру он приехал. Поднялся по лестнице медленно, словно каждая ступенька давалась с трудом. Когда Лена открыла дверь, я увидела его лицо – усталое, растерянное, с тенями под глазами.
Мы сели на кухне. Лена тактично ушла к соседке. Я разлила чай по чашкам, и мы некоторое время сидели молча, каждый ждал, кто первый начнёт разговор.
– Не понимаю, чего ты добиваешься, – наконец произнёс Игорь.
– Я хочу ясности, – ответила я. – Хочу, чтобы ты определился. Мы с тобой команда, и все важные решения принимаем сообща? Или в твоей жизни есть человек поважнее меня, с которым ты советуешься в первую очередь?
– Это ультиматум?
– Это реальность, Игорь. Я не могу больше жить в неопределённости. Мне тридцать два года. Я хочу семью, детей, стабильность. А не роль любовницы при взрослом мальчике.
Он долго молчал, глядя в чашку.
– А если я оформлю квартиру на маму? – спросил он наконец. – Ты меня бросишь?
Вопрос прозвучал как проверка. Как попытка понять, блефую ли я.
– Игорь, – сказала я, и голос мой был удивительно спокойным, – если ты оформишь квартиру на маму, значит, ты уже сделал выбор. И я его приму.
Прошли томительные дни. Игорь звонил регулярно, но каждый разговор был как хождение по минному полю – осторожно, натянуто, с недомолвками. Я слышала в его голосе растерянность и понимала: он разрывается между двумя мирами.
Лена говорила, что я молодец, что держусь. Но по ночам мне было больно и одиноко. Я скучала по нашим вечерам, по его рукам, по тому, как мы смеялись над глупыми фильмами.
А потом наступила суббота.
Игорь возник на пороге рано утром – небритый, с воспалёнными глазами, в мятой рубашке. Выглядел как человек, переживший личную катастрофу.
– Марин, мне нужно тебе сказать, – начал он, едва переступив порог.
Я приготовилась к худшему.
– Я оформил квартиру на маму, – сказал он тихо.
Мир рухнул. Просто взял и рухнул. Я ожидала этого, готовилась, но всё равно удар был болезненным.
– Хорошо, – произнесла я медленно, ощущая, как внутри всё оборвалось и затихло.
– Это не то, что ты думаешь! – Игорь бросился ко мне, глаза горели отчаянием. – Ты совершенно не понимаешь! Я переписал эту проклятую квартиру на мать специально – чтобы окончательно разобраться, что мне дороже…
– И что же ты понял? – спросила я, отступая.
– Что без тебя я не могу! – выкрикнул он. – Что мама может владеть квартирой, но не может владеть моей жизнью! Что я идиот, который чуть не потерял самое дорогое!
Я смотрела на него и не могла понять, радоваться или плакать.
– Игорь, ты же понимаешь, что поздно? Ты сделал выбор…
– Нет! – он схватил меня за руки. – Я сделал ошибку! Но теперь я знаю точно, чего хочу. Я хочу тебя. Я хочу нас. И я готов бороться за это.
– Как? – спросила я. – Квартира уже переписана…
– А мне плевать на эту квартиру! – сказал он с такой страстью, что я поверила. – Мы снимем жильё. Или я куплю новую. Без мамы. Без её денег. Сам заработаю, сам куплю. Главное – чтобы ты была рядом.
Слёзы наконец прорвались. Я плакала от облегчения, от боли, от радости – от всего сразу.
– А мама? – спросила я сквозь слёзы.
Игорь вздохнул.
– Мы поссорились. Серьёзно поссорились. Я впервые в жизни сказал ей, что не собираюсь дальше жить по её указке. Что я взрослый мужчина и сам отвечаю за свою жизнь.
– И что она?
– В шоке, – признался он. – Не ожидала, что я могу ей перечить. Но знаешь… я тоже не ожидал, что смогу. А оказалось – могу. И должен.
Мы обнялись прямо на пороге у Лены. Крепко, отчаянно, словно боялись снова потерять друг друга.
– Игорь, – шепнула я ему на ухо, – а ты серьёзно готов начать всё с нуля? Без мамы, без её помощи?
– Серьёзнее некуда, – ответил он. – Я понял, что лучше жить в съёмной комнате с тобой, чем во дворце с мамой.
Месяц спустя мы снимали небольшую двухкомнатную квартиру в спальном районе. Было тесно, мебель старая, соседи шумные. Но это было наше. Настоящее наше.
Игорь работал как проклятый, брал дополнительные проекты, откладывал каждую копейку. Говорил, что через два года накопит на первоначальный взнос для ипотеки. На квартиру, которая будет оформлена на нас двоих.
Тамара Викторовна долго не звонила. Игорь переживал, но не сдавался. А я… я училась его поддерживать, не давить, не требовать немедленных решений.
И вот однажды вечером зазвонил телефон.
– Игорь, это мама, – услышала я знакомый голос из трубки.
Игорь напрягся, посмотрел на меня вопросительно. Я кивнула – бери.
– Привет, мам, – сказал он осторожно.
Разговор был коротким. Тамара Викторовна говорила официальным тоном, но в её голосе я уловила что-то новое. Уважение, что ли?
Когда Игорь повесил трубку, я спросила:
– Что она хотела?
– Приглашает нас на воскресный обед, – ответил он удивлённо. – Нас двоих.
– И что ты сказал?
– Что спрошу тебя.
Я подумала. Честно говоря, мне не очень хотелось сидеть за одним столом с женщиной, которая считала меня охотницей за квартирами. Но с другой стороны…
– Знаешь, – сказала я, – давай сходим. Посмотрим, что она скажет.
В воскресенье мы отправились к Тамаре Викторовне. По дороге я нервничала так, что ладони вспотели, но Игорь не отпускал мою руку и время от времени шептал: «Всё наладится, увидишь».
Обед прошёл странно. Тамара Викторовна была подчёркнуто вежлива, но не холодна. Она расспрашивала о нашей жизни, о работе, о планах. И ни слова о квартире, о деньгах, о том, что было между нами.
Когда мы уже прощались, Тамара Викторовна попросила меня задержаться.
– Марина, – произнесла она, дождавшись, пока Игорь выйдет в прихожую, – хочу кое-что тебе сказать.
Я мысленно приготовилась к новой порции упрёков.
– Спасибо, – неожиданно сказала она.
– За что? – опешила я.
– За то, что не пытались его сломать, – ответила Тамара Викторовна медленно. – За то, что помогли ему стать мужчиной. Я боялась… боялась, что потеряю сына. А вы научили его быть самостоятельным.
Я стояла и не знала, что сказать.
– Он стал мужчиной, – продолжила она. – Да, мне было больно, когда он выбрал тебя. Но я поняла – он выбрал не тебя вместо меня. Он выбрал собственную жизнь. И это правильно.
– Тамара Викторовна…
– Я не буду мешать, – сказала она твёрдо. – Обещаю. Но если будет нужна помощь – я рядом. Теперь уже как мама взрослого сына, а не как хозяйка его жизни.
Когда мы ехали домой, Игорь спросил:
– О чём она с тобой говорила?
– О том, что ты вырос, – ответила я, прижимаясь к его плечу.
– А ты как считаешь?
Я посмотрела на него. На этого мужчину, который ради меня рискнул остаться без крыши над головой. Который работал по шестнадцать часов в день, чтобы накопить на нашу квартиру. Который впервые в жизни поставил свои желания выше маминых требований.
– Считаю, что да, – сказала я. – Определённо вырос.
Через полгода Игорь сделал мне предложение. Не в ресторане, не с оркестром и фейерверками. Просто вечером, когда мы мыли посуду после ужина.
– Мариш, – сказал он, вытирая тарелку, – а давай поженимся?
– Давай, – ответила я, даже не задумываясь.
– Серьёзно?
– А то!
Мы поженились в маленьком загсе, без пышной церемонии. Свидетелями были Лена и Игорев лучший друг. Тамара Викторовна пришла с букетом белых роз и поздравила нас искренне и тепло.
А через год у нас родилась дочка. Маленькая, красивая, с Игоревыми глазами и моим упрямым характером.
Когда я в первый раз положила её на руки Тамаре Викторовне, та заплакала.
– Как её зовут? – спрашивала она, качая внучку.
– Анечка, – ответил Игорь. – В честь твоей мамы.
Тамара Викторовна подняла на нас глаза, полные слёз.
– Спасибо, – прошептала она. – За то, что дали мне право быть бабушкой.
А вечером, когда мы остались вдвоём с Игорем и маленькой Аней, я подумала о том, как странно устроена жизнь. Я была готова уйти от него, когда он выбрал маму. А он выбрал меня, только потеряв меня.
Иногда нужно потерять самое дорогое, чтобы понять, насколько оно дорого.
– О чём думаешь? – спросил Игорь, обнимая меня.
– О том, что мы дураки, – ответила я. – Но счастливые дураки.
– Согласен, – засмеялся он. – И знаешь что? Пусть лучше так, чем никак.
Маленькая Аня сопела в кроватке, за окном падал снег, а мы с Игорем планировали будущее. Наше общее будущее, в которое никто больше не мог вмешаться.
Потому что теперь мы были семьёй. Настоящей семьёй, которая прошла через испытания и выстояла. И это было самое главное.
