— Сём, посиди с детьми часа два, пожалуйста. Мне к врачу надо, я еле записалась.
Семён оторвал взгляд от экрана ноутбука, где какой-то бородатый мужчина в клетчатой рубашке учил его, как правильно инвестировать в криптовалюту. Он посмотрел на жену так, будто она попросила его перенести гору. Лариса стояла в дверях гостиной, уже одетая в джинсы и простую футболку. Её лицо было уставшим, не спасала даже спешно нанесённая косметика. Вся её поза выражала одну сплошную, хроническую усталость, которая въелась в плечи, в уголки губ, в потухший взгляд.
— Опять? Ларис, сегодня суббота. Единственный день, когда я могу просто выдохнуть. Ты не могла как-то… спланировать это на будний день?
— Я работаю в будние дни. Точно так же, как и ты, — её голос был ровным, безэмоциональным. Она повторяла эти слова так часто, что они потеряли для неё всякий смысл, превратившись в ритуальную фразу, которую нужно произнести, чтобы запустить следующий виток предсказуемого диалога.
— Ну это не совсем одно и то же, — снисходительно хмыкнул Семён, возвращая взгляд в экран. — У меня ответственная работа, стресс, переговоры. Я семью содержу. А ты… ну, для души работаешь. Сама же говорила.
Он не видел, как в этот момент её пальцы сжались в кулаки. Она работала бухгалтером в небольшой логистической компании. Работа была нервной, цифры требовали абсолютной концентрации, а любая ошибка грозила серьёзными проблемами. Но в системе координат Семёна всё, что не было связано с «добычей мамонта», автоматически переходило в разряд милого женского хобби, вроде вышивания крестиком.
— Мне нужно к неврологу, Сём. У меня спина болит уже месяц. И голова кружится. Я отпросилась с работы, чтобы забрать детей из садика в четверг, когда ты «задержался с партнёрами». Я не могу отпрашиваться постоянно. Пожалуйста, всего два часа.
Он тяжело вздохнул, изображая вселенскую жертву. Этот вздох был его главным оружием. Он означал: «Смотри, на что я иду ради тебя, неблагодарная. Я, мужчина, добытчик, вынужден заниматься не царским делом».
— Ладно. Иди. Только недолго. И чтобы к ужину была дома. Я хочу нормальной еды, а не твоих этих… полуфабрикатов. Включай им мультики и иди.
Она кивнула. Не сказала «спасибо». Какой смысл благодарить за то, что тебе одолжили твою же собственность? Она быстро чмокнула в макушки пятилетнего Матвея и трёхлетнюю Аню, сунула им в руки по планшету и вышла из квартиры. На лестничной клетке она на секунду прислонилась лбом к холодной стене. Боль в спине действительно была почти невыносимой, но ещё сильнее болело что-то внутри — орган, отвечающий за самоуважение, который за годы брака атрофировался почти полностью.
Она шла по двору, и весеннее солнце казалось неуместным и раздражающим. Она не ждала от визита к врачу чуда. Она просто хотела получить официальное подтверждение тому, что её тело разваливается, получить рецепт на обезболивающие и, может быть, направление на массаж, на который она всё равно никогда не найдёт времени. Пройдя половину пути до поликлиники, она остановилась и сунула руку в сумку. Паспорт, полис… Чёрт. Медицинская карта. Она оставила её дома, на комоде в прихожей. Вчера вечером достала, чтобы не забыть, и благополучно забыла.
Она развернулась и пошла обратно. Какое-то неприятное, сосущее чувство уже зародилось в животе. Она знала этот сценарий. Знала, чем обычно заканчиваются такие «посиделки». Она ускорила шаг, почти переходя на бег. Вставила ключ в замок, провернула. Ещё из-за двери она услышала грохот. Не просто звук телевизора, а именно грохот — какофонию из визгливых песен мультяшных персонажей, смешанных со звуками ударов и детского смеха.
Войдя в квартиру, она замерла. Гостиная напоминала поле боя после неудачного детского праздника. Подушки с дивана были разбросаны по полу, образуя баррикады. Среди них валялись детали конструктора, липкие от пролитого сока. Сами дети, чумазые и перевозбуждённые, прыгали на диване, пытаясь перекричать телевизор, работающий на предельной громкости. А в центре этого хаоса, откинувшись на спинку кресла и закинув ноги на журнальный столик, спал Семён. Его рот был слегка приоткрыт, из него вырывался тихий, умиротворённый храп. Он выполнил свою миссию. Он устал. Он отдыхал.
Лариса смотрела на эту картину. И ничего не почувствовала. Ни злости, ни обиды, ни отчаяния. Внутри что-то, что долго и мучительно тлело, наконец, прогорело дотла, оставив после себя лишь холодный, твёрдый пепел. Она не стала его будить. Она прошла мимо него, взяла пульт и выключила телевизор. В наступившей тишине дети замерли и уставились на неё. Она молча посмотрела на них, затем на мужа. После этого достала из сумки телефон, открыла приложение поликлиники, нашла свою запись и нажала кнопку «Отменить визит». Холодная, ясная и удивительно лёгкая мысль оформилась в её голове. Если тело можно починить таблетками и уколами, то жизнь придётся чинить совсем другими инструментами. И, кажется, она только что нашла нужный набор.
Семён проснулся не от ласкового луча утреннего солнца и не от запаха кофе. Его выдернул из сна назойливый, монотонный гул, который, казалось, вибрировал в самом каркасе кровати. Он недовольно промычал, натягивая одеяло на голову. Гул не прекращался. К нему добавился резкий, химический запах лимона и чего-то ещё, стерильного, больничного. Семён сел на кровати, окончательно просыпаясь. Восемь утра. В воскресенье. Это было нарушением всех его неписаных законов.
Он вывалился из спальни, потирая глаза и ожидая увидеть Ларису, которая, вероятно, решила поэкспериментировать с новым пылесосом. Но в коридоре он столкнулся с незнакомой женщиной лет пятидесяти, в синем рабочем комбинезоне. Она методично, с профессиональным отсутствием эмоций на лице, протирала плинтус. Женщина мельком взглянула на него, кивнула, как кивают предмету мебели, который мешает уборке, и продолжила своё дело.
— Вы кто? — хрипло спросил Семён, его мозг отказывался обрабатывать ситуацию.
— Клининг, — коротко бросила женщина, не отрываясь от работы.
Семён замер, челюсть медленно отвисла. Клининг? В его квартире? Он прошёл на кухню, надеясь найти там жену и объяснения. Кухня сияла. Не просто была убрана, а именно сияла неестественной, журнальной чистотой. Плита, которую он вчера вечером забрызгал жиром, разогревая себе пельмени, блестела хромированными деталями. На столе не было ни единой крошки. И никого. Только на холодильнике висел новый, идеально ровный список продуктов, написанный незнакомым каллиграфическим почерком.
Из детской доносились голоса. Он рванул туда, уже готовый к скандалу. Дети не носились и не кричали. Они сидели за своим маленьким столиком и с увлечением лепили что-то из яркого, разноцветного теста. Рядом с ними на низком стульчике сидела ещё одна незнакомка — молодая девушка с аккуратным пучком на голове и в очках.
— А теперь давайте сделаем зелёную гусеницу, — спокойно говорила девушка, и Матвей с Аней сосредоточенно кивали.
— Что здесь происходит?! — рявкнул Семён.
Дети вздрогнули. Девушка подняла на него глаза, и в них не было ни страха, ни подобострастия. Только спокойное, профессиональное любопытство.
— Доброе утро. Я — няня. Меня зовут Ольга. Мы с ребятами занимаемся мелкой моторикой.
В этот момент в дверях появилась Лариса. Она была одета в элегантное деловое платье, на ногах — туфли на небольшом каблуке. Свежая укладка, лёгкий макияж. Она держала в руках чашку с дымящимся кофе и выглядела так, словно собиралась не на работу, а на фотосессию для модного журнала. Бодрая, собранная, отдохнувшая. Контраст со вчерашней серой тенью был настолько разительным, что Семён на секунду потерял дар речи.
— О, проснулся, соня, — её голос звучал весело и беззаботно. — Доброе утро, дорогой.
— Лариса, какого чёрта? Кто все эти люди в моём доме? — прошипел он, стараясь не кричать при детях.
— В нашем доме, милый, в нашем, — она сделала глоток кофе и с лёгкой улыбкой наблюдала за реакцией мужа. — А это — наши помощницы. Я же говорила, что нашла себе подработку по выходным. Сегодня мой первый день. Нужно выглядеть соответственно.
Лицо Семёна начало наливаться багровым.
— Подработку? Ты не посоветовалась со мной! Ты наняла посторонних людей, чтобы они ходили по моему дому и трогали мои вещи!
— Ну почему же, я всё продумала, — её спокойствие выводило его из себя сильнее, чем любой крик. — Я же должна быть уверена, что пока меня нет, наш семейный очаг в полном порядке. Дети под присмотром, занимаются полезными вещами. В доме — идеальная чистота. Ужин будет готов к семи. Всё как ты любишь.
Она прошла мимо него на кухню, поставила чашку и взяла со стола небольшой белый листок бумаги. Затем вернулась к нему и протянула этот листок. Семён тупо уставился на напечатанные строчки. «Счёт за оказанные услуги. Клининговая компания „Чистый дом“. Няня выходного дня Ольга Петровна». Внизу стояла итоговая сумма. Сумма, равная примерно четверти его месячной зарплаты.
Он поднял на неё ошарашенный взгляд. Она смотрела прямо ему в глаза, и в её взгляде больше не было ни капли усталости или страха. Только холодный, сверкающий металл.
— Ты хотел традиционную семью, где муж — добытчик, а жена — хранительница очага? Отлично! Я наняла нам домработницу и няню! Счёт на столе! Теперь ты, как настоящий мужчина, должен всё это оплатить!
Счёт в его руке казался не просто листком бумаги, а раскалённым клеймом. Цифра, напечатанная внизу, была абсурдной, нереальной. Она не билась с его картиной мира, где чистота в доме и ухоженные дети были чем-то само собой разумеющимся, естественным фоном его жизни, как воздух или сила притяжения. Никому же не приходит в голову выставлять счёт за воздух.
— Это что, шутка такая? — его голос был тихим, почти вкрадчивым, но в этой тишине таилась плохо сдерживаемая ярость.
— Это прайс-лист на услуги, которые обеспечивают идеальный быт, — спокойно ответила Лариса, обходя его и направляясь к выходу из квартиры. — Тот самый быт, о котором ты так мечтаешь. Я опаздываю.
Её спокойствие стало детонатором. Он перестал быть мужем, мужчиной, главой семьи. Он превратился в сгусток чистого, животного возмущения. Он развернулся к женщине в синем комбинезоне, которая как раз перешла к мытью окон в гостиной.
— Так, я не понял! Выметайтесь отсюда! Немедленно! Прямо сейчас!
Женщина-клинер остановилась. Она не испугалась, не обиделась. Она просто посмотрела на него так, как смотрят на внезапно заговоривший стул — с лёгким недоумением. Затем её взгляд скользнул к Ларисе, стоявшей в прихожей. Няня в детской тоже замерла и, не поворачивая головы, ждала реакции своего единственного работодателя. В этот момент Семён с унизительной ясностью понял: его слово в этом доме больше ничего не весит. Он был не царём, а просто самым громким и раздражающим предметом интерьера.
— Анна Викторовна, Ольга, пожалуйста, продолжайте, — ровным голосом произнесла Лариса, надевая лёгкий плащ. — У вас оплачено время до шести вечера. Не обращайте внимания.
Она произнесла это так, будто речь шла о лающей за окном собаке. Две женщины, получив подтверждение от единственного легитимного источника власти, тут же вернулись к своим обязанностям. Гул пылесоса возобновился. Няня снова начала что-то тихо говорить детям. Мир вернулся в свою новую, чудовищную для Семёна колею.
Он бросился за Ларисой, перегородив ей дорогу у самой двери.
— Ты с ума сошла?! Ты что творишь?! Ты пустила в мой дом чужих людей! Ты разбазариваешь мои деньги!
— Не твои, а наши, — поправила она, глядя ему прямо в глаза. Её взгляд был холодным, как стекло. — Я тоже вношу свою лепту в семейный бюджет, если ты забыл. И я не разбазариваю, а инвестирую. В ту самую «атмосферу уюта», которую ты требуешь каждый вечер. Оказывается, у неё есть конкретная рыночная стоимость.
Его прорвало. Слова полились из него грязным, неуправляемым потоком.
— Атмосфера?! Да какая к чёрту атмосфера?! Настоящая женщина, нормальная жена, сама создаёт эту атмосферу! Своими руками! Моя мать троих нас подняла, работала на заводе, и в доме всегда был порядок! И никто ей не помогал, никакие няньки и уборщицы! Потому что у неё были совесть и понимание своего женского долга! А ты… ты просто ленивая транжира!
Он ждал, что эти слова ранят её, заставят заплакать, закричать в ответ. Он привык, что его обвинения всегда попадали в цель, вызывая в ней чувство вины. Но не сегодня. Лариса слушала его с вежливым, почти научным интересом. Когда он выдохся, она сделала небольшую паузу и ответила. Голос её был тихим, но каждое слово било точно в цель.
— Ты прав. Твоя мать — великая женщина. Но ты упускаешь одну важную деталь. Твоя мать была замужем за мужчиной, который приходил с завода, ел её борщ и говорил ей за это спасибо. Он видел её труд. Он ценил его. А ты, Сёма, хочешь иметь сервис пятизвёздочного отеля по цене проживания в палатке. Ты хочешь, чтобы всё было сделано, но чтобы сам процесс был невидимым, бесплатным и не отнимал у тебя ни секунды комфорта. Так не бывает. Труд либо ценится, либо оплачивается. Ты отказался от первого. Поэтому я выбрала второе.
Она аккуратно отодвинула его руку, преграждавшую ей путь, открыла дверь и вышла. Семён остался стоять в коридоре. За его спиной методично гудел пылесос, уничтожая последние следы привычного ему мира. В детской смеялись его дети, играя с чужой женщиной. Квартира была чистой. Идеально чистой. И никогда ещё она не казалась ему такой враждебной и пустой.
К шести часам вечера в квартире воцарилась неестественная, почти звенящая тишина. Посторонние женщины ушли, оставив после себя шлейф запаха лимонного полироля и ощущение стерильности, как в операционной. Дом сиял. Паркетный пол отражал тусклый вечерний свет, на кухонных поверхностях не было ни единого пятнышка, игрушки в детской были рассортированы по контейнерам с какой-то маниакальной педантичностью. Дети, накормленные, вымытые и умиротворённые после спокойных, развивающих игр с няней, уже спали в своих кроватях. Это был идеальный дом из рекламного буклета. И в этом идеальном доме было совершенно невозможно дышать.
Семён весь день просидел в спальне, забаррикадировавшись с ноутбуком. Он пытался работать, пытался смотреть фильмы, но мысли его, как злые осы, кружили вокруг одной и той же точки — его унижения. Он, хозяин, был низведён до статуса шумного, но безобидного призрака в собственном жилище. Когда Лариса вернулась, он даже не вышел её встречать. Он ждал. Он копил злость, оттачивал формулировки, готовился к решающей битве, которая должна была восстановить попранный миропорядок.
Она вошла в спальню без стука. Переоделась в домашнюю одежду — простые штаны и футболку. Её движения были спокойными и будничными, словно ничего не произошло. Словно это был обычный воскресный вечер. Это спокойствие бесило его больше всего.
— Ну что, довольна? Представление окончено? — начал он, захлопывая крышку ноутбука. Звук получился резким и агрессивным.
— Не представление, а рабочий день, — поправила она, садясь в кресло напротив. — Ужин на плите. Гречневая каша с грибами и куриные котлеты. Как ты любишь. Ольга приготовила.
Упоминание чужого имени в контексте его ужина стало последней искрой.
— Я не буду есть то, что приготовила посторонняя баба в моём доме! И я не собираюсь оплачивать этот цирк! Ты меня поняла? Ни копейки я не дам за этот твой каприз.
Он ожидал спора о деньгах. Он был готов к нему. У него были заготовлены аргументы о семейном бюджете, о непредвиденных расходах, о её безответственности. Но Лариса даже не посмотрела в его сторону.
— Это не каприз, Сёма. Это — калькуляция. Простая и честная. Ты хотел, чтобы я была хранительницей очага. Я посчитала, сколько стоит поддержание этого очага в том виде, в котором ты хочешь его видеть. Уборка, готовка, присмотр за детьми, их развитие — всё это услуги. Услуги, которые имеют свою цену.
— Это не услуги! Это — долг! Женский долг! Семья — это не фирма по оказанию услуг!
— Вот именно, — она наконец повернула к нему голову, и её взгляд был твёрдым, как сталь. — Семья — это не фирма. А я — не твой бесплатный сотрудник. Все эти годы ты воспринимал меня не как жену, а как многофункциональное устройство, которое должно работать без сбоев и благодарности. Ты думал, что слова «я тебя люблю», сказанные когда-то в загсе, — это бессрочный контракт на рабское служение? Ты ошибся.
Семён вскочил. Он навис над ней, пытаясь задавить своим ростом, своим мужским авторитетом, который сегодня превратился в пыль.
— Что с тобой стало? Куда делась та Лариса, которую я полюбил? Та нежная, заботливая…
— Она умерла, — прервала она его, не моргнув. — Ты её убил. Каждый раз, когда говорил «ты же дома сидишь, что ты устала». Каждый раз, когда вместо помощи бросал «я мужчина, я не для этого создан». Каждый раз, когда твой отдых был святым, а моя болезнь — мелким неудобством. Ты убивал её медленно, методично, годами. А сегодня она умерла окончательно. И на её место пришёл менеджер проекта «Семья». Эффективный менеджер, который делегирует полномочия и выставляет счета к оплате.
Он отшатнулся, словно его ударили. Он смотрел на неё и не узнавал. Перед ним сидела чужая, холодная, расчётливая женщина.
— Так вот значит как… — прохрипел он. — Ты просто… нашла способ меня наказать.
— Я не наказываю, — её голос стал совсем тихим, но от этого ещё более жутким. — Я оптимизирую процессы. Ты хотел быть добытчиком? Настоящим мужчиной, который обеспечивает семью? Поздравляю, ты им стал. Теперь ты обеспечиваешь не только еду и одежду, но и весь комплекс услуг, необходимых для комфортного существования. Ты получил свою идеальную традиционную семью. С одним лишь маленьким нюансом: жена в ней — больше не прислуга. Она — заказчик. А ты — спонсор. Привыкай…
