— Тебе бы не мешало приодеться, мама, — протянула Кристина, лениво ковыряя вилкой салат из авокадо.
— Мы с Димой могли бы выделить тебе немного денег. Чтобы ты не выглядела так… удручающе. Все-таки люди смотрят.
Анна медленно подняла взгляд. Она смотрела не на невестку, а на сына. Дима напрягся, его рука, державшая нож, замерла над стейком.
Он уже открыл рот, чтобы ответить, но уловил едва заметное движение головы матери. Молчи. Пока молчи.
— Спасибо за заботу, Кристина, — голос Анны был ровным, без единой трещинки. — Мне вполне хватает моей пенсии.
— Ну да, конечно, — усмехнулась невестка и отпила вина из высокого бокала. — Хватает на эту кофточку из перехода и на то, чтобы раз в полгода приезжать к нам в гости на такси эконом-класса. Не пойми меня неправильно, я не осуждаю. Просто констатирую факт.
Она говорила это с легкой, почти дружелюбной улыбкой, что делало слова еще более ядовитыми. Шесть месяцев.
Всего шесть месяцев назад Кристина смотрела на Анну с обожанием, называла «мамой Аней» и клялась, что деньги для нее — пустое место, главное — любовь и семья.
Эксперимент, который Анна затеяла, теперь казался ей не забавной причудой, а жестокой необходимостью.
После того как Диму обобрала его прошлая невеста, оставив с разбитым сердцем и пустым счетом, Анна поставила сыну условие: его новая избранница должна прожить с ним полгода, видя в нем простого менеджера проектов, а в ней — скромную пенсионерку из Подмосковья.
Дима, снова влюбленный и отчаянно хотевший верить в лучшее, согласился.
Теперь он сидел с каменным лицом, и Анна видела, как в нем борются гнев и данное ей обещание. Он понял. Наконец-то он все понял.
— Я, между прочим, на работе пашу как проклятая, — продолжила Кристина, не замечая сгустившегося воздуха.
— У нас там новое руководство пришло, какие-то старики из прошлого века. Требуют невозможного. Но я пробьюсь.
Стану начальником отдела, вот увидишь. А ты, Дима, так и будешь свои проектики вести.
Анна кивнула, мысленно делая пометку. Отдел маркетинга. Интересно. Она как раз завтра собиралась просмотреть отчеты по этому направлению.
— Амбиции — это хорошо, — тихо сказала Анна.
Кристина громко рассмеялась. Смех получился неприятным, дребезжащим.
— Ой, что ты можешь в этом понимать? — она махнула рукой. — Ты же всю жизнь, наверное, так и прожила.
Без стремлений, без желаний. Довольствовалась малым. Ты же просто… женщина с очень скромными потребностями. Нищая.
Она подобрала слова аккуратно, но смысл был кристально ясен. Нищая старуха. Бесперспективная. Пустое место.
Анна посмотрела на невестку в упор. Взгляд был спокойным, изучающим. Так она смотрела на графики падения акций или на провальные бизнес-планы. Холодный анализ, лишенный эмоций.
Она медленно положила салфетку на стол.
— Дима, — ее голос прозвучал неожиданно твердо. — Думаю, ужин окончен. Завтра в десять жду тебя в центральном офисе. В моем кабинете. Нужно обсудить некоторые кадровые вопросы. И в отделе твоей жены тоже.
Воздух в машине, казалось, можно было резать ножом. Дима вел, сжимая руль с такой силой, что тот, казалось, вот-вот треснет под его пальцами.
Кристина, наоборот, была на удивление расслаблена и даже весела.
— Что это сейчас было? — спросила она, подкрашивая губы при свете экрана телефона. — «В моем кабинете».
Она у тебя что, вахтершей там подрабатывает? Или уборщицей? Надо было ей сказать, чтобы получше мыла полы на нашем этаже.
Дима молчал, его челюсти были сжаты до боли.
В голове всплывали обрывки воспоминаний: вот Кристина морщится, когда он предлагает поехать в отпуск в Турцию, а не на Мальдивы; вот она с легким презрением отзывается о его друзьях детства; вот она «в шутку» говорит, что его машина — «ведро с болтами».
Он гнал эти мысли прочь, списывая на ее прямолинейность.
— Милый, твоя мама — очень сложный человек, — продолжила Кристина нравоучительным тоном. — Она будто застряла в прошлом.
Эти ее взгляды, эта одежда… Она пытается вызвать у нас чувство вины. Классическая манипуляция бедностью.
Он резко повернул, заставив Кристину вскрикнуть и уронить помаду.
— Не смей так говорить о ней.
— Ой, как мы завелись! — протянула она, поднимая помаду. — Я же помочь хочу. Может, устроим ее куда-нибудь? В
гардеробщицы, например. Будет ближе к своему «кабинету». И людям не так стыдно показывать.
Это было уже слишком. Дима остановил машину у обочины. Он повернулся к жене, и в его взгляде она впервые увидела что-то пугающее. Не просто злость, а холодное, взвешенное отвращение.
— Завтра ты все узнаешь, Кристина. И про ее «кабинет», и про ее «бедность». И про себя ты тоже много нового узнаешь.
Он завел машину и остаток пути они проехали в гробовом молчании. Кристина больше не улыбалась.
Она пыталась понять, что стоит за его словами, но ее воображения хватало лишь на то, что свекровь, видимо, нажаловалась сыну и теперь он будет ее, Кристину, отчитывать. Что ж, она это переживет.
На следующее утро, за полчаса до встречи, Дима стоял в гостиной матери. Не в той крохотной квартирке, которую знала Кристина, а в настоящем доме — огромном, залитом светом пентхаусе с панорамным видом на город.
— Мам, я больше не могу, — сказал он, глядя на то, как она спокойно поливает орхидеи. — Я сегодня же подаю на развод. Я был слеп.
Анна поставила лейку и повернулась к нему. Ее лицо было спокойным, но в глазах читалась глубокая печаль.
— Ты не был слеп, Дима. Ты был влюблен. Ты хотел видеть лучшее. Это нормально.
— Но она… она чудовище! То, что она говорила…
— Она просто показала, что у нее внутри, — мягко перебила Анна. — И сделала это, когда думала, что перед ней слабый человек, от которого ничего не зависит.
Это самая честная проверка из всех.
Она подошла к сыну и положила руку ему на плечо.
— Развод — это твое решение. И я его приму. Но сначала мы закончим начатое. Ты дал мне слово. И я хочу, чтобы ты был там.
Не для того, чтобы увидеть ее унижение. А для того, чтобы ты сам для себя поставил точку. Чтобы понял, что дело не в деньгах. А в человеке.
В девять пятьдесят пять Кристина, полная предвкушения и боевого задора, стояла у приемной генерального директора.
Она уже придумала речь, с которой войдет в кабинет и потребует повышения. Она была уверена, что ее вызвали, чтобы похвалить за инициативность.
Дверь открылась.
— Кристина Игоревна? Вас ждут.
Она шагнула внутрь. И замерла. За огромным столом из темного дерева сидела ее свекровь. А рядом, с непроницаемым лицом, стоял ее муж.
Первой реакцией Кристины был смех. Нервный, срывающийся. Она оглядела кабинет — панорамные окна, дорогая мебель, идеальный порядок — и снова уставилась на Анну.
— Что за цирк? — она повернулась к Диме, ища поддержки. — Ты решил разыграть меня? Мама, вам не идет сидеть в этом кресле. Оно вам велико.
Она все еще пыталась сохранить лицо, превратить все в шутку. Но никто не смеялся. Анна смотрела на нее тем же спокойным, анализирующим взглядом, что и вчера за ужином.
— Присаживайся, Кристина, — сказала Анна, указав на стул напротив стола. Ее голос был голосом руководителя, привыкшего отдавать распоряжения. — У нас мало времени.
Кристина, сама не понимая почему, подчинилась. Ноги вдруг стали ватными. Мозг отчаянно цеплялся за последнюю версию — это какой-то сложный, жестокий розыгрыш.
— Анна Викторовна, — так, впервые за все время, назвал мать Дима, — я подготовил документы, которые вы просили. Отчеты по отделу маркетинга за последний квартал.
Он положил на стол увесистую папку.
Анна кивнула, не сводя глаз с невестки.
— Спасибо, Дима. Кристина, вчера за ужином ты упоминала, что ваше новое руководство — «старики из прошлого века».
Позволь представиться. Анна Викторовна Орлова. Основатель и генеральный директор этой компании. Тот самый «старик».
Мир Кристины накренился и посыпался, как карточный домик. Все звуки исчезли. Она видела только губы свекрови, которые продолжали двигаться.
— Ты также говорила, что пашешь как проклятая, чтобы стать начальником отдела, — продолжила Анна, открывая папку.
— Однако, согласно отчетам, за последние три месяца твои показатели эффективности упали на сорок процентов.
Ты систематически опаздываешь, срываешь сроки по проектам и, как докладывает твой непосредственный руководитель, создаешь токсичную атмосферу в коллективе, постоянно жалуясь на «некомпетентное начальство».
Анна достала из папки несколько распечатанных листов.
— А это — скриншоты твоих переписок в рабочем чате.
Где ты в довольно нелестных выражениях обсуждаешь меня, моего сына — кстати, руководителя ключевых проектов в IT-департаменте, — и компанию, которая платит тебе зарплату.
Шок сменился яростью. Это было уже не о деньгах. Это было о тотальном, оглушительном унижении. Маска «милой и понимающей» слетела, обнажив хищный оскал.
— Так вот оно что! — зашипела Кристина, вскакивая со стула. — Вы все подстроили!
Ты, — она ткнула пальцем в Диму, — ты меня обманывал! Водил за нос! А ты, — палец нацелился на Анну, — ты просто упиваешься своей властью!
Наблюдала, как я унижаюсь перед тобой? Нравилось тебе, да? Старая ведьма!
Это было то самое. Точка невозврата. Последнее слово, которое окончательно все решило.
Анна медленно закрыла папку. Ее спокойствие было страшнее любого крика.
— Я дала тебе шанс, Кристина. Шесть месяцев. Я хотела, чтобы мой сын был с женщиной, которая полюбит его, а не его состояние.
Которая будет уважать его мать, даже если та, по ее мнению, простая пенсионерка. Ты проверку не прошла.
Она подняла трубку селектора.
— Алина, подготовьте, пожалуйста, приказ об увольнении Кристины Игоревны по статье за систематическое невыполнение должностных обязанностей. И вызовите охрану.
Кристина застыла. Охрану. Это слово оглушило ее.
— Ты не можешь, — прошептала она.
— Я не только могу, — голос Анны был ледяным. — Я уже это сделала. А теперь, будь добра, покинь мой кабинет. И мой дом. И жизнь моего сына.
Два крепких мужчины в строгих костюмах вошли в кабинет без стука. Их движения были отработанными и безэмоциональными.
Кристина смотрела то на них, то на Анну, и ее лицо исказилось новой эмоцией — жалким, паническим страхом.
— Дима! — взвизгнула она, бросаясь к мужу. — Дима, скажи им! Это же недоразумение! Я люблю тебя! Я не то имела в виду!
Она вцепилась в его пиджак, но он аккуратно, двумя пальцами, снял ее руки со своей одежды, словно стряхивал что-то липкое и неприятное.
— Все ты то имела в виду, Кристина, — сказал он тихо, но так, чтобы слышала только она. — Ты просто не знала, с кем говоришь. Прощай.
Охранники вежливо, но непреклонно взяли ее под руки. Ярость снова вернулась к ней.
— Вы пожалеете! Я вас засужу! Я всем расскажу, какие вы твари! — кричала она, пока ее выводили из кабинета, через приемную, мимо ошеломленных лиц бывших коллег.
Когда дверь за ней закрылась, воздух в кабинете стал разреженным, как после грозы.
Дима подошел к панорамному окну и посмотрел вниз, на суетливую жизнь города.
— Я чувствую себя идиотом, — сказал он, не оборачиваясь. — Полным, законченным идиотом. Как я мог не видеть?
Анна подошла и встала рядом. Она не стала его утешать или разубеждать.
— Ты видел то, что хотел видеть. Ты вложил в нее образ, а она просто не смогла его долго носить. Маска оказалась слишком тяжелой.
Она помолчала, давая ему время.
— Дело не в том, что она охотница за деньгами, Дима. Таких много. Дело в ее отношении к слабости.
Она увидела во мне не просто бедную женщину, а слабое звено. И решила, что имеет право унижать, оскорблять, самоутверждаться за мой счет. Человек, который так поступает, опасен.
Неважно, сколько у него денег. Сегодня она пнула «нищую старуху», завтра — предала бы тебя при первой же серьезной трудности.
Он повернулся к ней. В его взгляде больше не было юношеской влюбленности, там появилось что-то новое — твердость, понимание.
— Спасибо, мама. За этот урок. Хоть он и был жестоким.
Через две недели Кристина пыталась устроиться на работу. Но формулировка об увольнении по статье и слухи, которые быстро расползлись в их профессиональной среде, были клеймом.
Двери всех крупных компаний были для нее закрыты. Мелкие фирмы, куда она пробовала сунуться, предлагали зарплату, которую она раньше тратила за один поход по магазинам.
Ее мир, построенный на внешнем лоске и статусе, рухнул.
А в один из вечеров Анна и Дима сидели на террасе того самого пентхауса. Внизу раскинулся город, сияющий миллионами огней.
— Ты знаешь, я ведь почти отменил все, — признался Дима, глядя на звезды. — После ее слов о гардеробщице. Я был готов все ей выложить и вышвырнуть вон.
— Я знаю, — кивнула Анна. — Но тогда это был бы твой эмоциональный порыв. И ты, возможно, потом бы жалел.
Сомневался. А так… ты увидел все сам. Без моих подсказок. Ты сам принял решение, основанное не на гневе, а на фактах.
Она отпила немного чая.
— Я строила эту компанию не для того, чтобы мой сын отдал ее половину той, кто презирает его семью. Дело не в богатстве, Дима.
Дело в ценностях. И в том, кого мы выбираем, чтобы идти рядом. Твой выбор оказался ошибкой. Но главное, что ты смог эту ошибку увидеть и исправить.
А это делает тебя не идиотом, а сильным человеком. Готовым возглавить все это, когда придет время.
