— Катя, ну сколько можно? — Сергей раздражённо швырнул пакет с тестами на беременность в мусорное ведро. — Каждый месяц одно и то же! Ты как заведённая: тесты, градусники, таблетки… Может, хватит уже?
Катя сидела на краю ванны, закусив губу. В горле стоял ком, но она не собиралась плакать. Только не сейчас, не при нём. Очередной отрицательный тест — как удар под дых. Она уже потеряла счёт этим белым палочкам с одной полоской, каждая из которых словно насмехалась над её мечтой о материнстве.
— Ты же знаешь, врач сказала… — начала она.
— Да-да, «надо пробовать», «всё получится»… — передразнил Сергей. — Сколько денег мы уже выкинули на эти пробы? Три попытки ЭКО — коту под хвост!
Он нервно провёл рукой по волосам. В последнее время Сергей начал заметно седеть, хотя ему едва перевалило за тридцать пять. Катя помнила, как пять лет назад, когда они поженились, его тёмные волосы были без единого седого волоска. Теперь же на висках серебрилась седина, а между бровей залегла упрямая складка.
— Серёж, может, попробуем ещё раз? — Катя поднялась, попыталась обнять мужа, но тот отстранился. — Доктор Савельева говорит…
— К чёрту твою Савельеву! — рявкнул он. — Сколько можно доить нас как дойных коров? Им только бабки подавай, а результата — ноль!
Катя почувствовала, как предательски задрожали губы. Господи, как же она устала от этих скандалов! Каждый месяц одно и то же: надежда, ожидание, разочарование, ссора. Замкнутый круг, из которого, казалось, нет выхода.
В их трёхкомнатной квартире, купленной в ипотеку три года назад, была детская. Пустая комната с нежно-жёлтыми обоями, на которых весело скакали нарисованные зайчики. Катя часто заходила туда, просто постоять, помечтать. Представить, как здесь будет стоять кроватка, как она будет укачивать малыша, петь ему колыбельные…
— Я на работу, — буркнул Сергей, выдёргивая её из мечтаний. — И давай завязывай с этими тестами. Надоело.
Хлопнула входная дверь. Катя медленно опустилась на пол в ванной, прислонилась спиной к прохладной стене. Только теперь позволила себе заплакать — тихо, беззвучно, глотая слёзы.
Вечером она сидела на кухне, бездумно помешивая остывший чай. За окном моросил мерзкий осенний дождь, капли стекали по стеклу, размывая огни фонарей. В такие вечера особенно остро ощущалась пустота — в квартире, в жизни, внутри себя.
Телефон тренькнул входящим сообщением. Подруга Ленка: «Кать, ты как? Может, встретимся?»
«Не сегодня», — быстро набрала Катя. Не хотелось никого видеть, тем более Ленку с её вечным «Да забей ты на эти попытки! Вон сколько детей в детдомах, возьми из детдома!». Легко советовать, когда у самой двое погодков.
В последнее время Катя всё чаще ловила на себе сочувственные взгляды знакомых. «Пирожок ни с чем» — однажды услышала она шёпот за спиной. Так и есть — пустая, бесполезная, неполноценная…
Сергей вернулся поздно, от него пахло пивом и сигаретами. Молча прошёл в ванную, загремел водой. Катя лежала в постели, притворяясь спящей, когда он забрался под одеяло. Раньше он всегда обнимал её перед сном, теперь же отворачивался к стенке.
— Может, нам к психологу сходить? — тихо спросила она в темноту.
— Спи давай, — буркнул он в ответ.
Утром Катя проснулась от звука захлопнувшейся двери — Сергей ушёл на работу, не разбудив её. На кухонном столе записка: «Задержусь сегодня». Почему-то от этих двух слов стало больно где-то под ребрами.
На работе — Катя была бухгалтером в небольшой строительной фирме — день тянулся бесконечно. Цифры в таблицах расплывались перед глазами, мысли путались. В обед позвонила мама:
— Катюш, ну как вы там? Может, заедешь сегодня?
— Не могу, мам. Работы много.
— Доченька, ты бы отвлеклась немного. Что всё дома да дома сидишь? Вон, Машка, соседская, родила недавно…
Катя поморщилась. Ну вот, опять. Все вокруг только и делают, что рожают, а она… Даже мама, которая вроде должна понимать, и та…
— Мам, давай не сегодня, ладно? — перебила она. — Мне правда некогда.
После работы Катя долго бродила по супермаркету, оттягивая момент возвращения домой. Застыла у полки с детским питанием, разглядывая яркие баночки. Какая-то женщина с коляской бросила на неё странный взгляд — наверное, решила, что ненормальная.
Возле их подъезда она столкнулась с новой соседкой — молодой длинноногой блондинкой, недавно въехавшей в квартиру этажом ниже. Та улыбнулась белозубой улыбкой, придержала дверь. Катя машинально отметила дорогой маникюр, модное пальто, идеальную укладку. Сама она в последнее время совсем забросила себя — какой смысл?
Дома было пусто и тихо. Катя механически разобрала сумки с продуктами, поставила разогреваться суп. Села на кухне, уставилась в окно. В соседнем доме зажигались окна — люди возвращались с работы, спешили к своим семьям. А у неё что? Пустая квартира, остывший суп и бесконечное ожидание чуда, которое никак не хочет случиться.
Телефон Сергея был недоступен. Катя отправила сообщение: «Ты скоро?» Ответа не дождалась. В десятом часу, когда она уже собиралась ложиться, в замке повернулся ключ.
— Где ты был? — спросила она, выглядывая в прихожую.
— На работе, где ещё, — он не смотрел ей в глаза, быстро проскользнул в ванную.
От него снова пахло алкоголем, и ещё чем-то… духами? Катя замерла, принюхиваясь. Да, определённо, женские духи — сладковатый, цветочный аромат. В груди что-то оборвалось.
— Серёж…
— Что? — он вышел из ванной, вытирая руки полотенцем. — Опять начинаешь?
— Ничего я не начинаю. Просто спросила, где ты был.
— Я же сказал — на работе! — он раздражённо бросил полотенце на стул. — Что ты меня допрашиваешь? Я что, не имею права задержаться?
— Имеешь, конечно… — Катя отступила на шаг. — Просто мог бы предупредить…
— Господи, Кать, ну достала ты! — взорвался он. — Вечно твои претензии, подозрения! Может, хватит уже? Я и так с ума схожу от этого всего!
— От чего — от этого? — тихо спросила она.
— От всего! От твоей одержимости детьми, от вечных слёз, от этой… — он обвёл рукой квартиру, — от этой атмосферы! Словно на кладбище живём!
Катя почувствовала, как к горлу подступает тошнота. В глазах защипало, но она сдержалась — нет, плакать она больше не будет. Хватит.
— Знаешь что, — медленно произнесла она, — иди-ка ты спать. От тебя перегаром несёт.
Он хмыкнул, прошёл мимо неё в спальню. Катя осталась стоять в коридоре, глядя на закрывшуюся дверь. В голове крутилось: «Пирожок ни с чем, пирожок ни с чем…»
Она просидела на кухне до утра, глядя в темноту за окном. Что-то надломилось, треснуло в их отношениях — и она не знала, можно ли это склеить. А главное — нужно ли?
Весна в тот год выдалась ранняя. В конце марта уже вовсю цвели яблони во дворе, а на клумбах перед подъездом пробивались первые тюльпаны. Катя смотрела на эти нежные бутоны и думала, что природа не спрашивает разрешения — просто берёт и расцветает, рождает новую жизнь. У всех получается, а у неё…
Сергей почти перестал бывать дома. «Командировки», «важные встречи», «корпоративы» — отговорки множились, становились всё более нелепыми. А она делала вид, что верит. Так проще.
— Катерина Александровна, — окликнула её главбух, — тут в отчёте ошибка.
Катя вздрогнула, отрывая взгляд от монитора. Последнее время она часто допускала ошибки — цифры путались, строчки расплывались перед глазами.
— Простите, Марина Петровна, я сейчас исправлю.
— Что-то вы сами не своя в последнее время, — главбух присела на край её стола. — Может, отпуск возьмёте?
Катя покачала головой. Куда ей отпуск? Дома только хуже — пустые стены давят, а в детской комнате до сих пор пахнет свежей краской, хотя прошло уже три года…
Вечером, возвращаясь с работы, она снова столкнулась с той самой соседкой-блондинкой. Та выглядела какой-то встрёпанной, напуганной. Увидев Катю, дёрнулась, словно хотела что-то сказать, но передумала, торопливо юркнула в свою квартиру.
«Странная какая-то», — подумала Катя, поднимаясь к себе. Открыла дверь — в квартире гремела музыка. Сергей? Дома в такое время?
Он обнаружился на кухне — пьяный в дым, перед ним бутылка коньяка.
— О, явилась! — он попытался сфокусировать на ней взгляд. — А я тут… праздную.
— Что празднуешь? — Катя остановилась в дверях, не решаясь войти.
— Да так… — он криво усмехнулся. — Новость одну узнал. Прикинь, Кать… — он икнул, — я скоро папой буду!
Комната качнулась. Катя схватилась за дверной косяк.
— Что?..
— Что слышала! — он залпом допил остатки из стакана. — Вика беременна. Три месяца уже.
— Какая… Вика?
— Соседка наша, снизу. Помнишь такую? — он снова усмехнулся. — Блондиночка. Молоденькая. И главное — НОРМАЛЬНАЯ! Понимаешь? Не пустышка, как некоторые…
Катя словно со стороны увидела, как её рука тянется к вазе на полке, как ваза летит в стену, разбиваясь на тысячи осколков.
— Ты… ты… — слов не было, только какой-то животный вой рвался из груди.
— Да, я! — он вдруг вскочил, опрокинув стул. — Я! И знаешь что? Я рад! Слышишь? РАД! Потому что задолбало всё это! Твои вечные слёзы, твои бесконечные процедуры, твоя грёбаная одержимость! Я жить хочу, понимаешь? ЖИТЬ!
— А я? — тихо спросила она. — Как же я?
— А что ты? — он вдруг успокоился, обмяк. — Ты же пустая, Кать. Пустая внутри. Пирожок ни с чем — помнишь, как тебя кто-то так назвал? Правильно назвали.
Она не помнила, как оказалась на улице. Просто шла, шла, шла… Ноги сами несли куда-то, в голове звенела пустота. Очнулась только когда споткнулась о бордюр и чуть не упала.
Огляделась — незнакомый район, какие-то ларьки, забегаловки. Из одной пахнуло жареными пирожками. Её вдруг скрутило приступом истерического смеха. Пирожки! Ну конечно!
— Эй, девонька! — окликнул кто-то. — Ты чего тут застыла? Нехорошо тебе?
Перед ней стояла полная женщина в белом переднике, с круглым добрым лицом.
— Я… — Катя попыталась что-то сказать, но вместо слов вырвались рыдания.
— Так, пойдём-ка, — женщина крепко взяла её под локоть. — Пойдём, посидишь у меня, успокоишься.
В маленькой подсобке пахло тестом и ванилью. Женщина — она представилась Ксенией — налила ей чаю, подвинула тарелку с пирожками.
— Ешь давай. От горя не наешься, а силы нужны.
И Катя вдруг начала говорить. Про их с Сергеем историю, про попытки ЭКО, про пустую детскую, про Вику эту… Ксения слушала молча, только качала головой.
— Значит, так, — сказала она, когда Катя выдохлась. — Адрес записывай.
— Зачем?
— Затем, что жить тебе теперь негде. К нему ты не вернёшься — я же вижу. А у меня комната свободная есть, квартирантка съехала. Поживёшь пока, осмотришься.
— Но…
— Никаких «но»! — отрезала Ксения. — Вещи завтра заберёшь, я с тобой схожу. А сейчас — спать. Утро вечера мудренее.
Той ночью Катя впервые за долгое время спала без слёз. А утром они с Ксенией действительно пошли к ней домой. Сергея не было — наверное, у своей Вики ночевал. Катя быстро собрала самое необходимое, документы. В детскую заходить не стала — нечего там больше делать.
Уже в дверях столкнулась с той самой соседкой. Вика отшатнулась, прижала руки к едва заметному животу.
— Катя, я…
— Не надо, — оборвала она. — Ничего не надо. Живите счастливо.
Ксения крепко держала её под руку, пока они спускались по лестнице. У подъезда Катя обернулась — дом, где прошли пять лет её жизни, равнодушно смотрел пустыми окнами.
— Новая жизнь, девонька, — сказала Ксения. — Новая жизнь.
И в этих простых словах было больше утешения, чем во всех «держись» и «всё будет хорошо», которые она наслушалась за эти годы.
Пустота внутри никуда не делась, но теперь в ней появилась крошечная трещинка, сквозь которую пробивался слабый луч надежды. Не той отчаянной надежды, что раньше, а какой-то новой — спокойной, взрослой.
Вечером они сидели на кухне у Ксении, пили чай с малиновым вареньем. За окном шумел весенний дождь, на подоконнике мурлыкал рыжий кот.
— Знаешь, — вдруг сказала Ксения, — а ведь есть ещё один путь.
— Какой? — Катя подняла голову от чашки.
— Донорское оплодотворение. Моя племянница так решилась, когда от мужа ушла. Сейчас пацан растёт — загляденье!
Катя замерла. Эта мысль приходила ей в голову, но раньше она гнала её — Сергей был категорически против. А теперь…
— Я… я подумаю, — тихо сказала она.
Ксения только улыбнулась и подвинула ей вазочку с вареньем.
Прошло два года.
Катя стояла у окна, покачивая на руках маленький тёплый свёрток. Машенька наконец уснула — с третьей колыбельной. Упрямая, вся в маму.
— Моя хорошая, — прошептала Катя, целуя дочку в пушистую макушку.
Кто бы мог подумать, что всё так повернётся? Тогда, после разговора с Ксенией, она долго не могла решиться. Ходила на консультации, читала форумы, взвешивала все «за» и «против». А потом просто поняла — хватит думать. Пора действовать.
Беременность наступила с первой попытки. Когда на тесте появились две полоски, Катя расплакалась — впервые за долгое время не от горя, а от счастья. Ксения обнимала её, приговаривая:
— Ну вот, девонька, вот видишь! А ты боялась…
Беременность протекала легко, словно сама природа решила наконец сжалиться над ней. Токсикоза почти не было, Катя светилась изнутри, живот рос как по учебнику. На УЗИ сказали — девочка.
— Машенькой назову, — сказала она Ксении. — В честь твоей мамы.
Та прослезилась, обняла её:
— Ох, Катюша… Да какая же ты пустышка? Ты полная — любви полная!
Роды тоже прошли на удивление легко. Когда ей положили на грудь крошечное, орущее чудо, Катя поняла — вот оно, счастье. Такое простое и такое всеобъемлющее.
А потом в её жизни появился Андрей — детский врач из их поликлиники. Сначала просто приходил на вызовы, когда Маша болела. Потом как-то само собой начал задерживаться — то чаю попить, то просто поговорить.
Высокий, спокойный, с добрыми карими глазами и лёгкой сединой на висках — он словно излучал надёжность. И с Машей у них сразу сложилось — та тянула к нему ручки, улыбалась беззубой улыбкой.
— Знаешь, — сказал он однажды, — а ведь я давно о ребёнке мечтал. Да всё как-то не складывалось — то работа, то личная жизнь не клеилась…
Они сидели на кухне, Маша спала в кроватке, за окном падал снег. Катя подняла на него глаза:
— И что теперь?
— А теперь… — он взял её за руку, — теперь, кажется, всё сложилось.
От Ксении Катя случайно узнала, что случилось с Сергеем. Его молодая жена, едва родив, укатила с каким-то бизнесменом на Бали. Сергей запил, начал прогуливать работу, бизнес пошёл под откос. Говорят, сейчас перебивается случайными заработками.
— Бог всё видит, — только и сказала Ксения.
А Катя… Катя не чувствовала ни злорадства, ни жалости. Всё это осталось в прошлом, словно в другой жизни. Теперь у неё была своя жизнь — настоящая, полная, счастливая.
Машенька завозилась во сне, и Катя осторожно переложила её в кроватку. Поправила одеяльце, постояла, любуясь точёным профилем, пушистыми ресницами.
Позади послышались шаги — Андрей обнял её за плечи, притянул к себе.
— О чём задумалась?
— Да так… — она прижалась к нему. — Вспоминала кое-что.
— Что-то грустное?
— Нет, — она покачала головой. — Просто… Знаешь, раньше меня называли «пирожок ни с чем». А теперь я понимаю — не бывает пустых пирожков. Просто иногда начинка другая, не та, что ожидаешь.
Он поцеловал её в макушку:
— Мудрая ты у меня.
За окном кружился снег, укрывая город белым покрывалом. В детской сопела во сне Машенька. На кухне закипал чайник — Ксения обещала забежать с фирменным пирогом.
Катя улыбнулась. Жизнь продолжалась — уже не пустая, а полная до краёв. И это было прекрасно.
В дверь позвонили — наверное, Ксения пришла. Катя в последний раз поправила одеяльце и пошла открывать. На пороге действительно стояла Ксения, румяная с мороза, с большим свёртком в руках.
— Ну что, девонька, чай будем пить? — спросила она, протягивая ей пирог.
— Конечно, — Катя посторонилась, пропуская её. — Проходи. У меня и варенье твоё любимое есть, малиновое.
Они прошли на кухню. Андрей уже накрывал на стол, гремя чашками. В детской посапывала Маша. За окном падал снег.
И это было — счастье.
