Маленькая Машенька наконец уснула. Я осторожно положила её в кроватку, стараясь не потревожить такой хрупкий детский сон. Четвёртая ночь без сна… В глазах песок, руки дрожат от усталости. Но вот она, моя крошка, так сладко посапывает во сне – и все тревоги отступают.
Звук поворачивающегося в замке ключа заставил меня вздрогнуть. Андрей. Снова поздно. Я посмотрела на часы – почти одиннадцать. Раньше он никогда не задерживался на работе, всегда спешил домой. А теперь…
– Ты не мог бы завтра пораньше прийти? – тихо спросила я, выйдя в коридор. – Мне нужно к врачу с Машей, плановый осмотр.
Он даже не поднял глаза, методично расстёгивая пуговицы пальто.
– Не могу. Важная встреча.
– Андрей, – мой голос дрогнул, – я не спала четыре ночи. Маша температурит, режутся зубки. Мне просто нужна помощь…
– Ты же сама хотела ребёнка, почему я должен помогать? – холодно сказал он, наконец подняв на меня взгляд.
Его слова ударили под дых. Я застыла, не веря своим ушам. Перед глазами промелькнули картины: вот мы вместе выбираем детскую кроватку, вот он с нежностью гладит мой живот, вот читает вслух книжку о воспитании детей… Неужели всё это было ненастоящим?
– Что ты такое говоришь? – прошептала я. – Мы же вместе мечтали о ребёнке. Ты сам говорил…
– Я устал, – оборвал он меня. – И мне завтра рано вставать.
Андрей прошёл мимо, даже не взглянув на детскую. Щёлкнул замок спальни – он теперь спал в гостевой комнате, «чтобы высыпаться». А я осталась стоять в темноте коридора, чувствуя, как по щекам катятся слёзы.
Что случилось с нами? Когда всё пошло не так? Я прислонилась к стене, пытаясь справиться с подступающей паникой. В детской тихонько захныкала Маша – видимо, почувствовала моё состояние. Вытерев слёзы, я поспешила к ней. По крайней мере, у меня есть она. Маленький человечек, который нуждается во мне больше всего на свете.
Но в ту ночь, укачивая дочку, я впервые поняла – я осталась одна. С мужем в соседней комнате, но бесконечно одинокая.
После той ночи что-то надломилось внутри меня. Я стала замечать детали, которые раньше ускользали от внимания. Каждый раз, когда Маша тянула к нему ручки, Андрей находил причину отстраниться: важный звонок, срочная работа, головная боль.
А ведь раньше он с такой нежностью гладил мой живот, шептал ласковые слова нашей малышке. Теперь же… Его взгляд становился стеклянным, будто перед ним не родной ребёнок, а чужой, неудобный предмет. Когда дочка начинала плакать, он раздражённо поджимал губы и уходил – якобы «чтобы не мешать маме успокаивать ребёнка».
В тот вечер я заметила, как он крадётся по коридору с телефоном, прижатым к уху. Маша только уснула, и в квартире стояла та особенная тишина, когда слышен каждый шорох. Его шёпот, осторожный и вкрадчивый, эхом отдавался от стен:
– Нет, всё идёт по плану… Да, она ничего не подозревает… Потерпи немного, скоро всё будет так, как мы хотели.
Сердце забилось где-то в горле. План? Какой план? И кто это «мы»?
– Андрей? – окликнула я его, выйдя из детской. – С кем ты разговаривал?
Он вздрогнул и резко развернулся, пряча телефон в карман.
– С коллегой. Рабочие вопросы.
– В одиннадцать вечера?
– Да, срочный проект, – он попытался пройти мимо меня, но я схватила его за руку.
– Посмотри мне в глаза.
Андрей поднял взгляд – холодный, чужой. В нём не было ни тени того тепла, с которым он раньше смотрел на меня. Будто передо мной стоял совершенно другой человек.
– Что с тобой происходит? – мой голос дрожал. – Давай поговорим. Может, сходим к семейному психологу? Ради Маши…
– Не впутывай сюда ребёнка, – резко оборвал он. – И не выдумывай проблем там, где их нет.
Он вырвал руку и ушёл, оставив меня в оцепенении стоять посреди коридора. В детской снова заплакала Маша, но сейчас её плач казался мне предупреждением об опасности.
В ту ночь я не могла уснуть. Ворочалась, прислушиваясь к звукам в доме. За стеной тихо работал ноутбук Андрея – он часто засиживался допоздна. Но что он делал? С кем переписывался? И главное – что это за план?
Телефон. Нужно проверить его телефон. От этой мысли к горлу подступила тошнота – никогда раньше я не опускалась до слежки за мужем. Но материнский инстинкт кричал об опасности. Что-то было не так, что-то ужасно неправильное творилось в нашей жизни.
Проворочавшись всю ночь, я дождалась, пока хлопнет входная дверь. Руки дрожали, когда я набирала номер. Лена… Мы не общались уже года два, с тех пор как она перешла работать в отдел по борьбе с семейным насилием. Тогда я не понимала её выбор – зачем копаться в чужих проблемах? Теперь же…
– Лена? – мой голос звучал хрипло, пришлось прокашляться. – Прости, что беспокою… Это Катя.
– Катюш? Сколько лет! Что-то случилось?
Я прикрыла глаза, собираясь с силами. В детской сонно завозилась Маша.
– Лен, мне нужна твоя помощь. Не как подруги – как сотрудника полиции. Ты можешь… можешь пробить один номер телефона? И ещё… – я перевела дыхание, – узнать, не замешан ли человек в чём-то… нехорошем?
Я не знала тогда, что это решение запустит цепочку событий, которая перевернёт всю мою жизнь. Но материнское сердце не обманешь – оно чувствовало приближение беды.
Через два дня Лена позвонила сама. По её голосу я сразу поняла – случилось что-то серьёзное.
– Катя, ты сейчас одна? Присядь, пожалуйста.
Я опустилась на край кровати, крепче прижимая телефон к уху. В детской мирно посапывала Маша – только что уснула после обеда.
– Говори, – прошептала я, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
– Номер принадлежит некой Веронике Самойловой. И… – Лена замялась, – у нас есть информация о её связи с несколькими случаями мошенничества. Два года назад она пыталась через суррогатную мать получить ребёнка, но её поймали на подделке документов. С тех пор она под наблюдением.
Комната поплыла перед глазами. Вероника. Почему это имя кажется знакомым?
– Погоди, – я вскочила, бросилась к шкафу, где хранились старые фотоальбомы. – Две минуты, Лен…
Дрожащими руками я вытащила альбом с фотографиями с последнего корпоратива Андрея. Пролистала несколько страниц и замерла. Вот она – высокая брюнетка в красном платье. «Наша новый юрист, Вероника», – так представил её тогда Андрей. Я ещё удивилась, почему он танцевал с ней весь вечер, но списала на простую вежливость.
– Лена… – мой голос дрожал. – А что известно о её последних действиях?
– Катя, послушай. Мы следим за этой группой уже несколько месяцев. Они… – она снова помедлила, – они ищут молодых женщин, способных выносить здорового ребёнка. Обычно действуют через мужей. Находят семьи, где жена хочет ребёнка, а муж… муж становится их сообщником.
Я сползла по стенке на пол, зажимая рот рукой, чтобы не закричать. Перед глазами промелькнуло всё: как настойчиво Андрей уговаривал меня поскорее родить, как странно менялся в лице, когда я говорила о своих страхах насчёт беременности, как холодно начал себя вести сразу после рождения Маши…
– Что… что они делают потом? – выдавила я.
– После родов они обычно… – Лена глубоко вздохнула, – они пытаются создать условия, когда мать сама отказывается от ребёнка. Доводят до нервного срыва, до отчаяния. А потом забирают малыша.
В детской раздался тихий плач – Маша начала просыпаться. Я поднялась, с трудом удерживаясь на подгибающихся ногах.
– Что мне делать, Лена?
– Главное – не показывай, что ты что-то знаешь. Мы уже работаем, собираем доказательства. Но нам нужно время. И… Катя?
– Да?
– Поставь камеры. Везде, где сможешь. И диктофон тоже не помешает. Если он говорит с ней по телефону…
– Я поняла, – оборвала я её. В детской плач становился громче. – Мне пора, Маша проснулась.
Я нажала отбой и прислонилась к стене, пытаясь совладать с дрожью во всём теле. Значит, вот оно что. Вот почему он вдруг стал так холоден. Вот почему избегает смотреть на дочь.
Маша заплакала уже в голос, и я поспешила к ней. Взяла на руки, прижала к себе, вдыхая родной детский запах.
– Не отдам, – прошептала я, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. – Никому тебя не отдам, маленькая моя. Никому.
Я следила за ним уже третий вечер. Маленькая камера, установленная в прихожей, записала все его телефонные разговоры. Диктофон в кармане его пиджака – спасибо Лене за технику – фиксировал каждое слово.
В тот вечер он собирался особенно тщательно. Новый костюм, дорогой парфюм. «Важная встреча с инвесторами,» – бросил он, даже не взглянув в мою сторону.
– Конечно, дорогой, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал как обычно. – Удачи.
Входная дверь захлопнулась. Я подождала пять минут, затем быстро набрала номер.
– Лена? Он выехал. Да, всё как ты говорила – ресторан «Эрмитаж».
Такси ждало меня у подъезда. Маша осталась с моей мамой – я впервые рассказала ей всё. Она молча обняла меня и сказала: «Действуй. Мы с малышкой будем ждать».
Ресторан сиял огнями. Швейцар услужливо открыл дверь. Я попросила столик в дальнем углу, откуда хорошо просматривался весь зал. И стала ждать.
Андрей появился через двадцать минут. Элегантный, уверенный – совсем не похожий на того угрюмого человека, которым был дома. Он прошёл через зал к отдельной кабинке у окна. Там его уже ждали.
Сердце пропустило удар. Вероника. В том же красном платье, что и на корпоративе. А рядом с ней… я прищурилась, пытаясь разглядеть. Детская коляска?
Они о чём-то оживлённо говорили. Вероника положила руку на его запястье, чуть наклонилась вперёд. А потом достала какие-то бумаги.
Я не выдержала. Встала и медленно направилась к их столику. В сумке лежал диктофон с записями всех разговоров. В кармане – телефон, готовый набрать номер Лены.
– Добрый вечер, – мой голос прозвучал неожиданно твёрдо.
Андрей вздрогнул как от удара током. Его лицо побледнело, руки судорожно сжали папку с документами.
– Катя? Что ты…
– Не стоит, – перебила его Вероника. Она откинулась на спинку стула, рассматривая меня с холодным интересом. – Думаю, пора раскрыть карты. Ты же умная женщина, Екатерина. Наверняка уже обо всём догадалась.
– О чём? О том, что вы планировали украсть моего ребёнка?
Андрей дёрнулся: – Это не так! Я просто…
– Молчи, – оборвала его Вероника. – Да, именно так. Ты была всего лишь инкубатором. Мы искали здоровую молодую женщину, способную выносить ребёнка. А теперь… – она перевела взгляд на коляску, – теперь пришло время забрать то, что принадлежит мне.
– Принадлежит… тебе? – я почувствовала, как внутри поднимается волна ярости. – Мою дочь? Которую я носила под сердцем? Которую кормила грудью? С которой не спала ночами?
– Это всё можно купить. Няни, кормилицы… – она небрежно махнула рукой. – А вот возможность иметь своего ребёнка – нет. Я перепробовала всё: ЭКО, суррогатное материнство… Ничего не вышло. И тогда мы с Андреем придумали этот план.
– План? – я засмеялась, и от этого смеха Андрей вжался в кресло. – Прекрасный план. Только вы кое-что не учли.
– И что же? – Вероника приподняла идеально выщипанную бровь.
В этот момент в зал вошли трое в штатском. Лена шла впереди, показывая удостоверение метрдотелю.
– То, что материнское сердце не обманешь, – я достала телефон и включила запись. Голос Андрея, обсуждающего детали их плана, разнёсся над столиком. – И то, что у меня есть очень хорошие друзья в полиции.
Вероника дёрнулась встать, но было поздно. Лена уже стояла рядом, положив руку ей на плечо.
– Вероника Самойлова? Вы арестованы по подозрению в организации преступной схемы по торговле детьми.
Маша сладко спала в своей кроватке, прижимая к груди любимого плюшевого зайца. Я сидела рядом, рассматривая её маленькое личико в мягком свете ночника. Мои пальцы легко касались тёплой щёчки, пока в голове проносились события последних дней.
Андрея и Веронику увезли в наручниках. Как оказалось, это была не первая их попытка. Три года назад они уже пытались провернуть подобную схему в другом городе, но тогда женщина вовремя развелась с мужем. Теперь следователи нашли ещё двух пострадавших – им повезло меньше, они потеряли своих детей.
В коляске в ресторане лежала кукла. Просто бутафория для очередной «клиентки» – они собирались показать, как легко можно забрать ребёнка у «ненужной» матери. Вероника планировала провернуть это ещё не раз. Прибыльный бизнес на материнском горе…
В дверь тихонько постучали. Мама заглянула в детскую:
– Катенька, чай готов. Иди, пока горячий.
Я поцеловала Машу и вышла на кухню. Мама уже разлила чай по чашкам, на столе стояла вазочка с моим любимым печеньем. Совсем как в детстве, когда она утешала меня после первых жизненных неудач.
– Знаешь, – я обхватила чашку ладонями, чувствуя её тепло, – я ведь не плакала. Ни когда их арестовывали, ни потом. Всё думала – почему?
Мама мягко улыбнулась:
– Потому что ты стала сильнее. Настоящая мать – как львица. Когда защищаешь своего ребёнка, страх уходит.
Я кивнула, чувствуя, как внутри разливается удивительное спокойствие. Действительно, что-то изменилось во мне за эти дни. Будто внутренний стержень, всегда дремавший где-то глубоко, наконец проснулся и окреп.
Из прихожей донёсся звонок мобильного – Лена. Она звонила каждый вечер, рассказывала новости следствия. Вчера сообщила, что нашли ещё одну женщину, готовую дать показания против Вероники.
– Ты молодец, Кать, – сказала она при нашей последней встрече. – Многих спасла. Не только свою малышку – других детей тоже.
Я отхлебнула чай и посмотрела в окно. Там, за стеклом, кружились в свете фонарей первые снежинки. Странно, но сейчас, когда всё закончилось, я чувствовала не горечь предательства, а… благодарность. Эта история научила меня главному – верить своему сердцу и никогда не сдаваться.
Из детской донеслось сонное «ма-ма». Я улыбнулась и встала из-за стола.
– Иди, – кивнула мама. – Она тебя чувствует.
Я шла по коридору, и каждый шаг отдавался в сердце уверенностью – теперь всё будет хорошо. Мы справимся. Ведь мы вместе – я и моя маленькая дочка. А остальное… остальное не важно.
Потому что нет в мире силы страшнее, чем материнская любовь. И нет счастья больше, чем видеть улыбку своего ребёнка.
