Поминки закончились, люди разошлись, а я всё сидела в автобусе, не в силах встать. Кладбище становилось пустым. Девять дней – будто девять лет. Словно вся жизнь перечеркнута и начинается с чистого листа.
Домой возвращалась как во сне. Лестница казалась бесконечной, ноги стали ватными, а в голове – пустота. Ключ никак не попадал в замочную скважину. На девятый раз дверь наконец поддалась.
Я переступила порог и замерла. В коридоре, в моём собственном коридоре, стояли они – Светлана и её сын Егор. Бывшая жена Сергея и сын от первого брака.
– Лариса, – Светлана оценивающе посмотрела на меня. – Хорошо, что ты пришла. Нам нужно поговорить.
Я молча сняла пальто, повесила на крючок. Руки дрожали, но я старалась не показывать этого.
– О чём?
– О квартире, конечно, – её голос звучал деловито, почти равнодушно. – Ты же бездетная. Квартира должна остаться Егору. Это по справедливости.
Воздух будто выкачали из лёгких. Девять дней назад не стало Сергея, а они… Светлана говорила что-то ещё, а я смотрела на неё, не веря своим ушам. Муж ещё даже земле не остыл, а они уже решили всё за меня?
– Как вы вообще сюда попали? – это всё, что я смогла выдавить из себя.
– У Егора есть ключи, – Светлана пожала плечами. – Мы просто хотели осмотреться. Ты же понимаешь, что квартира теперь…
– Прошу вас, уйдите, – перебила я, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. – Пожалуйста, уйдите сейчас же.
Егор переминался с ноги на ногу, глядя куда-то в пол. Светлана настойчиво продолжала:
– Лариса, давай не будем усложнять. Ты ведь была второй женой. У вас детей нет. А Егор – единственный сын Сергея. Это его наследство по крови…
– Вон! – я сама не ожидала, что способна так крикнуть. – Вон из моего дома!
Когда дверь за ними захлопнулась, я сползла по стенке на пол и разрыдалась. Квартира, которую мы с Сергеем выбирали вместе. Квартира, в которой прожили пятнадцать лет. Теперь и её у меня отнимают?
Разговор по душам
Третий день я жила как в тумане. В квартире стояла давящая тишина. На кухонном столе громоздились бумаги – квитанции, договоры, старые письма Сергея. Я перебирала их снова и снова, ища хоть что-то, за что можно зацепиться.
Звонок в дверь вывел меня из оцепенения. На пороге стояла Вера, моя подруга еще со студенческих времен.
– Господи, Лариса! – она всплеснула руками. – На тебе лица нет. Что случилось?
Подруга прошла на кухню, поставила чайник, а потом села напротив и взяла меня за руку.
– Рассказывай.
И я рассказала – про Светлану, про Егора, про их требования и угрозы.
– Ты с ума сошла? – Вера стукнула ладонью по столу так, что подпрыгнули чашки. – Это твой дом! Сергей всегда говорил, что эта квартира – ваша с ним. Общая! Какое они вообще имеют право?
– Но у нас нет детей, – я подняла на нее глаза. – А Егор – его сын…
– Что ты несешь? – Вера аж привстала. – Ты что, собираешься уйти? Это твой дом. Если не ты – так и растопчут. Да Сергей бы в гробу перевернулся, если б узнал!
Она начала перебирать мои бумаги, откладывая некоторые в сторону.
– Смотри, вот договор купли-продажи. На чье имя оформлен? На ваши с Сергеем! Вот, гляди, твоя подпись рядом с его!
Я слабо кивнула.
– Так чего ты боишься? Это твоя квартира наполовину, как минимум! – она взяла меня за плечи. – Лариса, очнись! Ты пятнадцать лет была женой Сергея. Пятнадцать лет делила с ним быт, заботилась, любила. Что сделал для него Егор? Раз в год звонил на день рождения?
Вера достала из сумки бутылку коньяка, плеснула в чашки.
– Выпей. И давай искать доказательства. Фотографии, чеки, письма, всё, что у тебя есть. И завтра же – к адвокату. Я тебя не брошу, слышишь?
И мы начали искать. Перебирали старые альбомы, папки с документами, открытки. В глубине шкафа нашли конверты с письмами от Сергея, которые он писал мне, когда уезжал в командировки.
– Ты права, – я наконец почувствовала, как внутри что-то оттаивает, меняется. – Это мой дом. И я буду бороться.
Буква закона
Нотариальная контора располагалась в старом двухэтажном здании с облупленной штукатуркой. Я поднялась по скрипучей лестнице, отыскала нужную дверь. Сердце колотилось где-то в горле.
Секретарша – молоденькая девушка с высоким конским хвостом – попросила подождать. Я села на жесткий стул у стены. Рядом шуршала газетой пожилая женщина, на другом конце коридора нервно постукивал ногой мужчина в потертом пиджаке. Все мы здесь – обрывки чьих-то жизней, подумалось мне.
– Ларина Лариса Павловна? – наконец позвала секретарша. – Проходите.
Нотариус – полноватый мужчина с залысинами – взглянул на меня поверх очков.
– Присаживайтесь. Чем могу помочь?
– Здравствуйте, – голос предательски дрогнул. – Моего мужа, Сергея Николаевича Ларина, не стало две недели назад. Я хотела бы узнать, оставлял ли он завещание.
Нотариус зашелестел бумагами, застучал по клавиатуре.
– Ларин Сергей Николаевич… – он поджал губы. – Нет, завещания на ваше имя не обнаружено. Вы его законная супруга на момент смерти?
– Да, пятнадцать лет в браке.
– Тогда вы можете претендовать на часть наследства как супруга.
– Часть? – переспросила я.
– Разумеется. Есть ли у вашего супруга дети?
– Сын от первого брака, – я сжала сумку в руках.
– В таком случае, наследниками первой очереди являетесь вы и его сын. Имущество делится поровну.
– Но квартира была куплена в браке… – начала я, но нотариус поднял руку.
– Момент. У вас с супругом был заключен брачный договор?
– Нет.
– В таком случае имущество, нажитое в браке, считается совместно нажитым, и ваша доля составляет 50%. Вторые 50% – доля вашего супруга, и она делится между наследниками первой очереди.
Я пыталась сосредоточиться. Получается, мне принадлежит ровно половина. А вторую половину делим мы с Егором?
– Кстати, – нотариус посмотрел в компьютер, – к нам уже обращался гражданин Ларин Егор Сергеевич. Он подал заявление о принятии наследства.
Это был удар ниже пояса. Пока я оплакивала Сергея, его сын действовал.
– Я… я тоже хочу подать заявление, – собрала я всю волю в кулак.
– Правильное решение, – кивнул нотариус. – Вам понадобятся следующие документы…
Я слушала и делала пометки в блокноте. Руки дрожали, но я не позволяла себе сломаться. Не сейчас, когда всё только начинается.
– Спасибо, – сказала я, поднимаясь. – Я соберу всё необходимое.
– У вас шесть месяцев со дня смерти наследодателя, – напомнил нотариус. – Не затягивайте.
Я вышла на улицу и глубоко вдохнула. Что ж, Егор. Ты хочешь войны – ты её получишь.
Перед боем
Вечер. За окном давно стемнело. Я сижу на полу гостиной, вокруг – ворох бумаг и фотографий. Адвокат сказал мне собрать всё, что может доказать: эта квартира была нашим с Сергеем общим домом.
Фотографии новоселья. Мы с Сережей в пустой комнате, только обои поклеены, мебели еще нет. Чек на кухонный гарнитур, который мы выбирали три недели. Письмо от соседки с поздравлениями. Квитанции за ремонт.
Я раскладываю их в хронологическом порядке, делаю пометки на стикерах. В глазах рябит от бумаг и слез.
Пятнадцать лет. Пятнадцать лет жизни, которые пытаются стереть одним росчерком пера.
«Ты же бездетная», – звучит в ушах голос Светланы. Как удар ножом в сердце. Да, детей у нас не случилось. Мы пытались. Сколько слез было пролито в бесконечных коридорах клиник… А потом Сергей сказал: «Хватит. У нас есть мы. Нам хорошо вдвоем».
И было хорошо. А теперь я одна защищаю то, что осталось от нашего «мы».
Отдельной стопкой лежат письма. Самые личные, самые ценные. Среди них – конверт, который я нашла в столе Сергея. Письмо, которое он написал Егору, но, видимо, так и не отправил. Я прочитала его вчера, плакала до утра.
«Сынок, ты стал совсем чужим. Приезжаешь только когда нужны деньги. Звонишь по праздникам, и то не всегда. Я не виню тебя – так сложилось. Но я хочу, чтобы ты знал: квартира останется Ларисе. Не ради имущества, а ради справедливости. Она была со мной в горе и в радости. Она и есть моя настоящая семья».
Включаю ночник – единственный источник света в комнате. Снова перечитываю письмо. Использовать его – значит выставить Егора в невыгодном свете. Открыть всем чужую, семейную боль. Предать что-то очень личное.
Но если не использовать – могу потерять дом, в котором каждый угол хранит память о Сереже.
Звонит телефон – это Вера.
– Ну как, собрала документы?
– Да, почти все. Только… – я запинаюсь. – Вера, тут есть одно письмо… Сергей написал его сыну. Там… там написано, что он хотел оставить квартиру мне.
– Так это же отлично! – восклицает Вера. – Это прямое доказательство его воли!
– Но он его не отправил, понимаешь? Это как… как читать чужой дневник.
В трубке повисает тишина.
– Решать тебе, – наконец говорит Вера. – Но подумай: что сказал бы сам Сергей, видя, как с тобой обращаются его бывшая и сын?
Я смотрю на фотографию, где мы с Сережей стоим обнявшись на фоне нашего дома. Его глаза лучатся счастьем.
– Ты права, – говорю я. – Это будет моим последним аргументом. Если придется.
Час истины
Зал суда оказался меньше, чем я представляла. Скамьи, столы для истца и ответчика, место для судьи. Всё как в кино, только стены обшарпанные и окна давно не мытые.
Егор и Светлана сидели напротив. Рядом с ними – представительный мужчина в дорогом костюме, их адвокат. Светлана смотрела на меня с презрением, Егор – куда-то в пол.
Мой адвокат, Михаил Борисович, положил руку мне на плечо:
– Спокойно, Лариса Павловна. Просто говорите правду. О письме пока не упоминайте – это наш козырь, если понадобится.
Я кивнула, сглотнув комок в горле.
Судья – женщина лет пятидесяти с усталым лицом – объявила заседание открытым. Началось формальное перечисление обстоятельств дела, зачитывание документов.
Егор через своего адвоката заявил, что как единственный ребенок покойного имеет право на большую часть наследства, включая квартиру. Тем более, как подчеркнул его адвокат, я «детей наследодателю не родила».
Михаил Борисович представил наши доказательства: договор купли-продажи на наши с Сергеем имена, чеки на ремонт и мебель, показания соседей о том, что мы вместе обустраивали жилье.
– Квартира приобреталась в браке, – говорил мой адвокат. – Согласно закону, это совместно нажитое имущество. Моя доверительница имеет право на всю квартиру, а не только на ее часть.
Судья кивала, делая пометки. Я сидела, стиснув руки, и старалась дышать ровно. За окном моросил дождь, капли стекали по стеклу. Как слезы.
– Слово предоставляется истцу, – объявила судья. – Ларина Лариса Павловна, вам есть что добавить?
Я встала. Колени дрожали, но голос звучал твердо:
– Пятнадцать лет. Пятнадцать лет я была рядом с Сергеем Николаевичем. Мы вместе выбирали эту квартиру, вместе делали ремонт, вместе платили ипотеку. Это был наш дом.
Судья смотрела на меня внимательно. Я продолжала:
– За эти пятнадцать лет Егор Сергеевич приезжал к отцу трижды. Звонил по праздникам, изредка. Когда Сергей Николаевич болел в прошлом году, я была с ним каждую минуту. А его сын даже не приехал.
– Это не имеет отношения к делу, – вмешался адвокат Егора.
– Возможно, – согласилась я. – Но есть кое-что, что имеет. Незадолго до смерти Сергей Николаевич написал письмо сыну. Он так и не отправил его, но…
Я взглянула на своего адвоката. Он кивнул.
– Ваша честь, разрешите зачитать это письмо?
Судья задумалась, затем кивнула.
– Разрешаю.
Я достала листок, развернула его дрожащими руками. Сделала глубокий вдох и начала читать:
– «Сынок, ты стал совсем чужим. Приезжаешь только когда нужны деньги. Звонишь по праздникам, и то не всегда. Я не виню тебя – так сложилось. Но я хочу, чтобы ты знал: квартира останется Ларисе. Не ради имущества, а ради справедливости. Она была со мной в горе и в радости. Она и есть моя настоящая семья».
В зале повисла тишина. Я подняла глаза. Светлана побледнела. Егор сидел, опустив голову, его плечи странно подрагивали. Плачет? Неужели?
– Ваша честь, – вскочил адвокат Егора, – это письмо не было отправлено, не заверено нотариально и не может считаться завещанием!
– Формально вы правы, – кивнула судья. – Но оно демонстрирует волю покойного.
Она посмотрела на Егора.
– Гражданин Ларин, вам есть что сказать?
Егор поднял голову. По щекам действительно текли слезы.
– Ваша честь, я… я хочу отозвать иск. Полностью. Лариса Павловна права. Папа хотел бы, чтобы она осталась в этой квартире.
Солнце после грозы
Весеннее солнце ударило в глаза, когда я вышла из здания суда. После полумрака зала заседаний свет казался особенно ярким, почти обжигающим. Я прищурилась, невольно прикрывая лицо рукой.
– Ну вот и всё, – Вера шла рядом, крепко держа меня под локоть. – Я же говорила, что справедливость восторжествует!
Я улыбнулась – впервые за долгие недели без напряжения. Внутри разливалось странное чувство: не торжество победы, нет. Скорее тихое облегчение. Словно тяжелый камень, давивший на сердце, наконец скатился.
– Знаешь, – сказала я, глядя куда-то вдаль, – мне даже не верится, что всё закончилось. Кажется, что вот-вот проснусь – а Сережа рядом, и не было ни похорон, ни суда, ничего…
Вера крепче сжала мою руку. Мы медленно спускались по ступеням, когда позади раздались торопливые шаги.
– Лариса Павловна! Подождите, пожалуйста!
Я обернулась. Егор бежал следом, оставив мать у входа. Светлана стояла, сложив руки на груди, и выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Но Егор не смотрел на нее – он смотрел на меня.
– Что ему нужно? – прошептала Вера. – Давай уйдем.
– Нет, – я покачала головой. – Пусть скажет.
Егор подошел, остановился в нескольких шагах. Он выглядел растерянным, непохожим на того наглого молодого человека, который пришел в мою квартиру сразу после похорон.
– Я хотел… – он замялся, потер переносицу. – Я хотел сказать, что папа был прав. Насчет меня.
Он достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги.
– Это официальный отказ от наследства. Мой адвокат уже заверил.
Я взяла бумагу, чувствуя, как к глазам снова подступают слезы.
– Зачем? – только и смогла спросить я.
– Потому что так правильно, – Егор пожал плечами. – Знаете, когда вы читали то письмо… Я вдруг понял, что папа всё время ждал меня. А я…
Он не закончил, но и так было понятно. Сколько невысказанных слов, несделанных звонков, непринятых приглашений осталось между ними.
– Спасибо за то, что были рядом с ним, – наконец сказал Егор. – И простите нас с мамой за всё… это.
Он кивнул и, не дожидаясь ответа, быстро пошел прочь. У ворот он не остановился возле Светланы, просто махнул ей рукой – уходи, мол. И она пошла за ним, один раз обернувшись в мою сторону.
– Вот это поворот, – присвистнула Вера. – Не ожидала от сынка такой совести.
– Значит, Сергей все-таки смог что-то в нем воспитать, – тихо ответила я.
Мы медленно двинулись к остановке. Я подняла лицо к солнцу, чувствуя, как теплые лучи касаются кожи. Сергей любил весну. Говорил, что это время обновления, время начинать сначала.
Может быть, он был прав. Может быть, эта победа – не конец, а начало. Начало новой жизни, в которой я буду достаточно сильной, чтобы справиться со всем. Жизни, в которой я сохраню нашу любовь и память о ней.
– Поехали домой, – сказала я Вере. – Мне кажется, Сережа был бы доволен.
