— Ты же понимаешь, Аля, это временно. Просто чтобы Оксана на ноги встала.
Голос Тамары Павловны, свекрови, был вкрадчивым и обволакивающим, как тёплый кисель. Он совершенно не вязался с тем, что она предлагала, сидя на веранде их с Кириллом дачи. Алина молча помешивала ложечкой остывающий чай, глядя на то, как солнце садится за верхушки старых сосен. Воздух пах хвоей и сырой землёй. Кирилл сидел рядом, напряжённо вглядываясь в доски стола, словно пытаясь прочесть на них ответ на невысказанный вопрос.
— Временно — это сколько? — наконец спросила Алина, не поднимая глаз. — Год? Два? Всю жизнь?
— Ну что ты сразу в крайности, дочка! — всплеснула руками Тамара Павловна. Её пухлые пальцы, унизанные старыми золотыми кольцами, мелькнули в вечернем свете. — У Оксанки сейчас такой период… С мужем разошлась, одна с ребёнком, работа копеечная. А у вас квартира большая, двухкомнатная. Вам-то с Кирюшей и в одной комнате пока неплохо будет. Молодые, к чему вам такие хоромы?
Алина почувствовала, как внутри всё сжимается в тугой, холодный узел. «Хоромы». Их с Кириллом квартира, купленная три года назад. Квартира, на первый взнос которой её родители отдали все свои сбережения, а потом они с мужем пять лет выплачивали ипотеку, отказывая себе буквально во всём. Они не ездили в отпуск, питались самой простой едой, Алина годами носила одно и то же пальто. И вот теперь, когда они наконец-то вздохнули свободно, когда начали обустраивать своё гнездо, оказалось, что это «хоромы», в которых неплохо бы поселить сестру Кирилла.
— Мам, мы это уже обсуждали, — глухо сказал Кирилл, не отрывая взгляда от стола. — У Алины и меня своя жизнь. Мы не можем просто так взять и отдать комнату.
— Отдать? Кто говорит «отдать»? — картинно обиделась Тамара Павловна. — Пожить пустить. Родную сестру. Кровь свою. Или для тебя, сынок, сестра уже чужой человек? Алина, ну ты-то хоть скажи ему! Ты же умная девочка.
Алина медленно подняла голову и посмотрела прямо в глаза свекрови. Взгляд у Тамары Павловны был удивительный: мягкий, почти просящий, но где-то на самом дне зрачков плескался холодный, расчётливый блеск.
— Тамара Павловна, мы любим Оксану и сочувствуем ей. Но наша квартира — это наша территория. Наш дом. И мы не готовы превращать его в общежитие. Даже временно.
Свекровь поджала губы, её лицо моментально утратило всю свою сладость, став жёстким и недовольным.
— Ясно. Значит, я так и передам Оксане: брат с женой отказались помочь. Пусть как хочет, так и выкручивается. Не чужие люди, называется.
Она тяжело поднялась, одёрнула свой цветастый просторный халат и, не прощаясь, зашагала в дом, громко стуча тапками по деревянному полу. Кирилл наконец поднял на Алину глаза. В них была смесь вины и раздражения.
— Аль, ну зачем так резко? Можно было как-то помягче…
— Помягче — это как? — устало спросила она. — Сказать: «Да, конечно, пусть Оксана живёт у нас, пока не найдёт себе олигарха»? Кирилл, твоя мама предлагает нам отдать половину нашей квартиры. Квартиры, за которую мы горбатились столько лет! Ты это вообще понимаешь?
— Понимаю. Но это же мама. И Оксана… ей правда сейчас тяжело.
— Тяжело всем, Кир. Но это не значит, что нужно решать свои проблемы за чужой счёт. Наш с тобой счёт.
Он встал, подошёл к ней сзади и обнял за плечи.
— Ладно, проехали. Я сам с ними поговорю. Не переживай. Всё будет нормально.
Но Алина знала, что ничего «нормально» уже не будет. Этот разговор был лишь первым камнем. И она чувствовала, что за ним последует лавина.
Следующая неделя превратилась в тихий ад. Тамара Павловна больше не звонила Алине напрямую. Она действовала через Кирилла. Каждый его разговор с матерью заканчивался одинаково: он возвращался домой мрачный, с отстранённым взглядом, и долго молчал, прежде чем выдать очередную порцию новостей.
— Мама говорит, у Оксаны совсем денег нет. Даже на еду ребёнку.
— Мама считает, что мы ведём себя как эгоисты.
— Мама плакала. Говорит, не ожидала от меня такого.
Алина сначала пыталась спорить, объяснять, взывать к логике. Потом поняла — бесполезно. Кирилл был между двух огней. Он любил свою жену и ценил их совместную жизнь, но чувство вины перед матерью и сестрой разъедало его изнутри. Он не был слабаком или маменькиным сынком, нет. Он был обычным мужчиной, которого с детства учили, что семья — это святое, и «своим» надо помогать. И сейчас его умело загоняли в угол, используя это простое правило.
В один из вечеров раздался звонок от Оксаны. Алина увидела имя на экране телефона Кирилла и напряглась. Он вышел с телефоном на балкон. Разговор был долгим. Алина слышала только обрывки фраз, приглушённый, умоляющий тон сестры и растерянные ответы мужа.
Когда Кирилл вернулся, его лицо было серым.
— Она просит взаймы. Крупную сумму. Говорит, иначе её выселят из съёмной квартиры.
— У нас нет такой суммы, Кир, — спокойно ответила Алина. — Ты же знаешь, мы всё вложили в ремонт.
— Я знаю. Но она… она так просила. Плакала. Говорит, ей больше не к кому обратиться.
— А как же твоя мама? У неё ведь были сбережения.
Кирилл отвёл взгляд.
— Мама говорит, что у неё «подушка безопасности» на чёрный день. И это ещё не чёрный день.
Алина горько усмехнулась.
— Конечно. Чёрный день — это когда у неё лично что-то случится. А проблемы дочери — это не её проблемы, а наши. Удобно.
— Аль, перестань.
— А что «перестань»? Я говорю как есть! Твоя мама и сестра решили, что мы их персональный спасательный фонд. И они будут давить на тебя до тех пор, пока ты не сломаешься.
— Я не сломаюсь! — вспылил он. — Просто… мне их жаль!
— А меня тебе не жаль? Нас тебе не жаль? Нашу жизнь, которую они пытаются разрушить?
Они впервые за долгое время по-настоящему ссорились. Кричали, обвиняли друг друга. Кирилл — в чёрствости и эгоизме, Алина — в бесхребетности и неспособности защитить их семью. После этого разговора между ними легла тонкая трещина, которая с каждым днём становилась всё шире.
Апогей наступил в воскресенье. Они собирались поехать в торговый центр, купить Алине новые туфли. Просто провести день вместе, как раньше. Но в дверь позвонили. На пороге стояла Тамара Павловна. Она была не одна. Рядом с ней, потупив взгляд, переминалась с ноги на ногу Оксана, а за её юбку держался маленький кудрявый мальчик, её сын.
— Мы не в гости, — с порога заявила Тамара Павловна ледяным тоном. — Мы по делу.
Не дожидаясь приглашения, они прошли в гостиную. Алина почувствовала, как кровь отхлынула от её лица.
— Что случилось? — спросил Кирилл, растерянно глядя то на мать, то на сестру.
— Что случилось? — передразнила его Тамара Павловна. — Случилось то, что твою сестру с ребёнком выставили на улицу! Хозяин квартиры потребовал съехать. А идти им некуда. Потому что родной брат отказался помочь.
Оксана молчала, только плечи её подрагивали. Мальчик испуганно жался к ней.
— Как выставили? Она же говорила, что у неё ещё есть время, — пробормотал Кирилл.
— Говорила! А он взял и выставил! И вот они здесь. И я хочу посмотреть тебе в глаза, сынок, и твоей жене. Вы их сейчас на улицу выгоните? Мать с ребёнком?
Алина смотрела на эту сцену, и в ней боролись два чувства: острая, режущая жалость к маленькому мальчику и ледяная ярость. Она понимала, что это спектакль. Дешёвый, жестокий, но невероятно эффективный. Они привели ребёнка как последний, самый убойный аргумент.
— Тамара Павловна, — сказала Алина тихо, но так, чтобы её услышали все. — Перестаньте.
— Что «перестаньте»? — взвилась свекровь.
— Перестаньте играть. Вы прекрасно знаете, что им есть куда идти. К вам. У вас трёхкомнатная квартира, в которой вы живёте одна.
Лицо Тамары Павловны исказилось.
— Да как ты смеешь! Я всю жизнь прожила в этой квартире! Это мой дом! Я хочу на старости лет пожить в тишине и покое!
— А мы не хотим? — голос Алины зазвенел. — Мы хотим жить в своей квартире, за которую заплатили своим здоровьем и молодостью! Почему Оксана с сыном не могут пожить у вас?
— Потому что я не могу! — почти кричала Тамара Павловна. — У меня давление! Мне нужен покой! А ребёнок — это шум, это беготня! Я не выдержу!
Кирилл стоял между ними, как парализованный. Он смотрел на плачущую сестру, на разъярённую мать, на свою жену с бледным, решительным лицом, и не знал, что делать. Весь мир, который он так старательно выстраивал, рушился на его глазах.
И тут Алина сделала то, чего от неё никто не ожидал. Она подошла к Оксане.
— Оксана, посмотри на меня.
Та неохотно подняла заплаканные глаза.
— У тебя действительно нет денег? Совсем?
Оксана шмыгнула носом и кивнула.
— Хорошо, — Алина достала из сумки свой телефон. — Я работаю администратором в частной клинике. У нас есть вакансия санитарки. График два через два. Зарплата небольшая, но стабильная. Плюс бесплатные обеды. Этого хватит, чтобы снять комнату. Не квартиру, комнату. Но это лучше, чем ничего. Я могу позвонить заведующей прямо сейчас.
В комнате повисла тишина. Тамара Павловна смотрела на Алину с нескрываемой ненавистью. Оксана растерялась. Такой поворот явно не входил в её планы.
— Санитаркой? — пролепетала она. — Я? С высшим образованием?
— Да, ты, — спокойно ответила Алина. — С высшим образованием, которое, как я понимаю, тебя сейчас не кормит. Либо так, либо… А других вариантов я не вижу. Ну что, звоню?
Оксана молчала, кусая губы. Её взгляд метнулся к матери, ища поддержки. Но Тамара Павловна тоже молчала, прожигая Алину взглядом. Она поняла, что её план провалился. Алина не поддалась на шантаж, а предложила реальное, но унизительное, по их мнению, решение. Не «дать рыбу», а «дать удочку». Грязную, неудобную, но удочку.
— Я… я подумаю, — наконец выдавила Оксана.
— Думай, — кивнула Алина. — Только не здесь.
Она открыла входную дверь, недвусмысленно давая понять, что представление окончено. Тамара Павловна подхватила внука за руку и, бросив на сына уничтожающий взгляд, прошипела: «Поехали, Оксаночка. Здесь нам не рады».
Когда за ними закрылась дверь, Кирилл медленно опустился на диван и закрыл лицо руками.
— Что это было, Аль?
— Это была защита, Кир, — ответила она, чувствуя, как уходит напряжение, оставляя после себя звенящую пустоту. — Защита нашего дома. Нашей жизни. То, что должен был сделать ты.
Он ничего не ответил.
Они не развелись. Они продолжали жить в своей квартире, за которую так отчаянно боролись. Оксана так и не позвонила насчёт работы. Как выяснилось позже, Тамара Павловна всё-таки пустила её к себе, но их совместная жизнь быстро превратилась в череду скандалов. Они постоянно звонили Кириллу, жалуясь друг на друга, требуя его вмешательства, денег, сочувствия.
Но что-то главное было сломано. Между Алиной и Кириллом легла пустыня. Они спали в одной постели, вместе ужинали, иногда даже разговаривали на бытовые темы. Но той близости, того единства, которое было раньше, больше не существовало. Алина смотрела на мужа и видела не свою опору и защиту, а человека, который был готов сдать их крепость без боя. Просто потому, что ему было «жаль».
А он смотрел на неё и видел не любимую женщину, а сурового командира, который выиграл войну, но потерял в ней что-то важное. Он так и не смог простить ей той жёсткости, той бескомпромиссности. И не смог простить себе свою слабость.
Однажды вечером, глядя в окно на огни чужих домов, Алина вдруг поняла, что они победили. Они отстояли свою квартиру, свои границы. Но в этой битве они потеряли друг друга. Их дом, их уютное гнездо, за которое было столько заплачено, стал просто стенами. Красивыми, дорогими, но холодными стенами, внутри которых жили два чужих человека, связанных общим прошлым и полным отсутствием будущего. И это было страшнее любого поражения.
