Слабый детский плач разрезал лесную дрёму. Аня замерла, прислушиваясь. Сердце заколотилось.
— Показалось, наверное, — прошептала она сама себе, но тут же услышала звук снова, яснее прежнего.
В руках тяжелела корзина для трав, уже наполовину заполненная мятой и зверобоем. Лес дышал летним зноем, пахло нагретой хвоей и земляникой. Аня сделала несколько шагов на звук, раздвигая высокие травы.
— Эй, кто здесь? — её голос дрогнул.
Плач становился отчётливее. Аня ускорила шаг, спотыкаясь о корни деревьев. Простое светлое платье цеплялось за колючие ветки. Коса растрепалась, но ей было всё равно.
Лес расступился, и Аня вышла на небольшую солнечную поляну. У старого дуба, среди лопухов выше человеческого роста, сидели двое детей.
Мальчик, бледный, с прилипшими ко лбу волосами, обнимал девочку помладше — рыжеватую, в грязном платьице.
— Господи, — выдохнула Аня, роняя корзину.
Мальчик, заслышав шаги, вскинул голову. В его глазах плескался страх. Он прижал к себе сестру крепче и отодвинулся.
— Не бойтесь, — Аня медленно подошла ближе, опустилась на колени. — Я вас не обижу.
Девочка всхлипнула и уткнулась в плечо брата. Её маленькие ручки дрожали.
— Вы откуда здесь? Где ваши родители? — спросила Аня мягко.
Мальчик молчал, не отрывая настороженного взгляда. Аня заметила, что его одежда была изорвана, а на щеке засохла грязь.
— Меня Аня зовут. А вас как?
Мальчик облизнул пересохшие губы.
— Саша, — еле слышно произнёс он.
— А сестрёнку?
— Маша.
Аня огляделась вокруг — никаких признаков взрослых. Только лес, гудящий от летних насекомых, да муравьи, торопливо несущие ветки к огромному муравейнику.
— Вы голодные? — спросила она, понимая, что дети явно провели здесь не один час.
Саша неуверенно кивнул.
— Домой хотите?
— У нас нет дома, — тихо сказал мальчик.
Что-то больно кольнуло внутри. Аня прикусила губу, сдерживая подступившие слёзы.
Двадцать лет — совсем ещё девчонка, а дома ждала только пустота. Родители ушли год назад — сначала отец, сгоревший за неделю от странной заморской болезни, а следом мать, не выдержавшая горя.
— А я знаю один дом, где вас накормят и спать уложат. Пойдёте со мной?
Маша впервые подняла голову и посмотрела на Аню. В её зелёных глазах мелькнуло что-то вроде надежды.
— Там не страшно? — спросил Саша.
— Совсем не страшно, — улыбнулась Аня. — Там яблоки в саду и молоко парное. И никто вас не обидит.
Она протянула руку, и после минутного колебания мальчик её принял. Ладошка была маленькой и горячей.
Обратный путь занял вдвое больше времени. Аня несла Машу на руках — девочка оказалась лёгкой, будто пёрышко. Саша брёл рядом, держась за её подол. Он спотыкался от усталости, но упрямо шёл, не прося о помощи.
Когда деревня показалась вдали, солнце уже клонилось к закату. На улице им встретился Иван Тимофеевич — сосед через дорогу, хмурый старик с добрыми глазами.
— Это ещё что? — воскликнул он, увидев детей.
— В лесу нашла, — ответила Аня. — Голодные, испуганные.
Иван Тимофеевич потёр седую щетину.
— А родители?
— Не знаю. Говорят, дома нет.
Старик окинул взглядом притихших детей.
— Ясно всё с тобой, Анютка. Отца твоего вижу в тебе.
— Что же делать, дядя Ваня? — растерянно спросила она.
— Сначала накорми и обмой. А там решать будем.
Он протянул Саше узловатую руку:
— Ну что, богатырь, дойдёшь до дома или на руки возьмём?
Саша, помедлив, вложил свою ладонь в его.
Дом встретил их сумраком и запустением. Аня быстро зажгла свет, усадила детей за стол. В буфете нашлась краюха хлеба и немного молока — последнее, что оставалось в доме до завтрашней зарплаты.
— Кушайте, — сказала она, нарезая хлеб тонкими ломтиками.
Дети ели медленно, будто боясь, что еду отнимут. Маша всё время оглядывалась, а Саша следил за каждым движением Ани.
— Завтра блинов напеку, — пообещала она, гладя девочку по спутанным волосам.
После еды Аня нагрела воды и помыла малышей в старой деревянной бадье. Одежды детской у неё не было — пришлось укутать их в свои футболки.
Саша забавно выглядел в белой футболке до колен, а Машу Аня завернула в мягкую ночнушку.
Спать уложила в свою кровать, а сама присела рядом. Начинало темнеть, сквозь открытое окно доносилось стрекотание сверчков.
— Мы насовсем тут останемся? — сонно спросил Саша.
Аня погладила его по голове:
— Если захотите.
— А нас не прогонят?
— Никто вас не прогонит. Это теперь ваш дом.
Маша уже спала, свернувшись клубочком. Саша боролся со сном, но глаза слипались.
— Спи, маленький, — шепнула Аня. — Я рядом буду.
Когда дети уснули, она тихо вышла на крыльцо и только там позволила себе заплакать. От страха, от неизвестности, от внезапной ответственности.
Но где-то глубоко внутри теплилась странная, ещё незнакомая радость.
— А где у вас документы на детей? — женщина в строгом костюме смотрела поверх очков, поджав губы.
Прошло две недели с того дня, как Аня привела малышей домой. Две недели суматохи, бессонных ночей и внезапной радости.
— Я же объясняю, — Аня сжала ладони. — Нашла их в лесу. Никаких документов не было.
Инспектор из опеки постучала ручкой по столу.
— Понимаете, что без оформления опеки мы обязаны забрать детей в приют?
Аня почувствовала, как земля уходит из-под ног. Саша, стоявший рядом, крепче ухватился за её юбку.
— У них никого нет. Только я.
— Это не так работает, — отрезала женщина. — Подготовьте детей к переезду, завтра приедем.
Они вышли из здания сельсовета на раскалённую солнцем улицу. Маша спала на руках, разморённая летней жарой.
Саша шагал рядом, молчаливый и напряжённый. В свои четыре года он понимал куда больше, чем должен был.
— Нас заберут? — спросил он, когда они подошли к дому.
— Нет, — твёрдо ответила Аня, хотя сама не знала, как сдержать обещание.
Вечером на пороге появился Иван Тимофеевич. Он принёс молока и свежего хлеба.
— Опять не ешь? — проворчал он, увидев бледное лицо Ани.
— Дядя Ваня, их забрать хотят, — её голос дрогнул.
Старик нахмурился, скрестив жилистые руки на груди.
— Бюрократы проклятые. Не для того твой отец меня от спасал, чтобы я его дочке в беде не помог.
Он достал из кармана потрёпанный блокнот.
— Есть у меня один человек в районном центре. Завтра поедем.
Ночью Аня не сомкнула глаз. Дети спали рядом, дышали в унисон. Маша иногда всхлипывала во сне, и тогда Саша, не просыпаясь, обнимал сестрёнку крепче.
Утром они с Иваном Тимофеевичем отправились в район. Старик сел за руль своего древнего «москвича», а Аня устроила детей на заднем сиденье.
Районный центр встретил их пылью и суетой. Кабинет начальника отдела опеки находился на третьем этаже обшарпанного здания.
Иван Тимофеевич что-то шепнул секретарше, и их пропустили без очереди.
— Павел Семёнович! — воскликнул старик, заходя в кабинет. — Сколько лет, сколько зим!
Грузный мужчина за столом поднял глаза и расплылся в улыбке.
— Тимофеич! Старый друг! — он поднялся, обнимая соседа Ани.
Детей оставили в коридоре под присмотром доброй секретарши, а сами закрылись в кабинете. Через полчаса Иван Тимофеевич вышел, довольно улыбаясь.
— Будет тебе временная опека. А там и усыновление оформим.
Когда они вернулись домой, у калитки уже ждала инспектор из сельской опеки.
— А мы вас ищем, — сказала она недовольно.
Иван Тимофеевич протянул ей бумаги:
— Вот распоряжение из района. Дети остаются здесь.
Аня взяла малышей за руки и повела в дом, оставив соседа разбираться с формальностями.
— Мы не уедем? — спросил Саша, заглядывая ей в глаза.
— Не уедете, — улыбнулась она, обнимая детей.
Жизнь потекла своим чередом. Аня устроилась на полную ставку в сельскую библиотеку — детей можно было брать с собой.
Саша быстро научился читать по слогам и теперь гордо водил пальцем по строчкам, помогая младшей сестре.
Маша привыкала медленнее. По ночам её мучили кошмары, она просыпалась с криком. Аня часами укачивала малышку, напевая колыбельные, которые когда-то пела ей мама.
В один из вечеров Маша проснулась в слезах. Аня взяла её на руки, вышла на крыльцо. Небо усыпали звёзды.
— Мама, — вдруг сказала девочка, прикасаясь к щеке Ани. — Ты моя мама?
У Ани перехватило дыхание.
— Да, если ты хочешь.
Маша кивнула и прижалась крепче, засыпая на её плече.
Так шли годы.
Следующим испытанием стала школа для Саши. В деревне все знали историю найдёнышей, и дети бывают жестоки. Когда мальчик вернулся с разбитой губой, Аня не стала читать нотаций, а просто обняла его.
— Они сказали, я бездомный, — всхлипнул Саша. — Что меня даже родная мать бросила.
— Ты не бездомный, — твёрдо сказала Аня. — У тебя есть дом и семья.
— Но ты не моя настоящая мама.
— Настоящая — та, что любит, а не та, что родила, — ответила Аня, вспоминая слова своей бабушки.
В тот день Саша долго смотрел на фотографии родителей Ани на стене.
— А твои мама и папа… они бы нас приняли?
— Они бы вас полюбили, — уверенно сказала Аня. — Как и я.
Дети за эти годы полностью освоились. Маша помогала с посудой, Саша носил воду и подметал двор. По вечерам они сидели у печи, и Аня читала им книги.
А эта весна принесла новые перемены. Двери библиотеки скрипнули, впуская апрельский ветер и незнакомца.
Высокий, с растрёпанными тёмными волосами и в очках, которые чуть сползали с переносицы. Аня оторвалась от каталожных карточек.
Новое лицо в их деревне было редкостью, особенно такое — с внимательным взглядом и лёгкой полуулыбкой.
— Извините за вторжение, — он остановился у стойки, бережно положив потёртый портфель. — Меня отправили к вам как к хранительнице местных преданий и летописей. Я новый учитель литературы, Алексей Соколов.
— Анна Серова, — она протянула руку, чувствуя непривычное смущение. — Чем могу помочь?
— Готовлю материал для уроков краеведения, — пояснил он, оглядывая стеллажи. — Хочу, чтобы дети знали историю своих мест.
Их разговор прервал звонкий голос:
— Мам, смотри, что мы нарисовали!
К столу подбежали Саша и Маша, размахивая альбомными листами. Алексей с интересом посмотрел на детей.
— Ваши? — спросил он с улыбкой.
— Мои, — просто ответила Аня.
С того дня Алексей появлялся в библиотеке всё чаще. Иногда брал книги, иногда просто заходил поговорить. А потом начал приходить в дом – то помочь по хозяйству, то дров наколоть.
— Ты ему нравишься, — заметил как-то Иван Тимофеевич, наблюдая, как учитель чинит забор. — Давно такого хорошего человека не видел.
Аня смутилась:
— Мне сейчас не до этого. Дети…
— А детям как раз папка нужен, — старик хитро прищурился. — Особенно Сашке. Мальчишке мужской пример нужен.
Действительно, Саша будто расцвёл в присутствии Алексея. Смотрел на него сияющими глазами, помогал с инструментами, расспрашивал о школе.
В один из вечеров Алексей задержался дольше обычного. Они сидели на крыльце, пили травяной чай и слушали, как стрекочут сверчки.
Дети давно спали, а воздух был напоен ароматом жасмина, который Аня посадила ещё прошлой весной.
— Есть вещи, которые меняют человека навсегда, — вдруг произнес Алексей, глядя на лунную дорожку между яблонями. — Когда я впервые увидел, как ты обращаешься с детьми… В тебе столько силы и нежности одновременно.
— Ничего особенного, — покачала головой Аня. — Любой бы так поступил.
— Неправда, — возразил он. — Не любой. Я вот думал, как бы поступил на твоём месте.
— И как?
— Так же, надеюсь, — он посмотрел ей в глаза. — Но мне кажется, я бы не справился один. А ты справляешься.
— Не совсем одна, — улыбнулась Аня. — Дядя Ваня помогает. Да и вся деревня, по-своему.
— И я, — тихо добавил Алексей, накрывая её руку своей.
Зимой они поженились. Свадьбу отмечали всей деревней – скромно, но душевно.
Алексей въехал в последний день января, когда за окном кружился густой снег. Сани с его немногочисленными пожитками оставили следы на свежем снегу.
Потёртый чемодан с книгами, гитара в потрескавшемся футляре и бережно упакованный проигрыватель «Мелодия» с коллекцией пластинок — вот и всё богатство сельского учителя.
Саша крутился рядом, помогая расставлять книги на полке — физика, астрономия, сборники стихов Есенина.
— Знаешь, — мальчик провёл пальцем по корешку какой-то книги, подбирая слова, — раньше нам всегда чего-то не хватало. А сейчас будто последний пазл встал на место.
— У вас и до этого всё было, — улыбнулся Алексей. — Я просто к вам присоединился.
Весной Аня узнала, что ждёт ребёнка. Дети восприняли новость с восторгом – Маша постоянно гладила растущий живот, а Саша серьёзно взялся за учёбу, чтобы «показывать пример младшему».
Летом, когда сад уже ломился от яблок, а воздух звенел от жары, Аня сидела на новой веранде, наблюдая, как Алексей учит Сашу запускать воздушного змея.
— А кто мы теперь? — спросила Маша, устроившись рядом с мамой.
— В каком смысле, солнышко?
— Ну, вот он будет наш брат, — девочка показала на живот Ани. — А мы с Сашей кто?
Аня обняла дочь:
— Вы мои дети. Просто я вас не родила, а нашла. Как самое большое сокровище.
— В лесу, — улыбнулась Маша. — Расскажи ещё раз, как ты нас нашла.
И Аня рассказывала – в сотый, наверное, раз – историю, с которой началась их семья. О том летнем дне, о плаче в лесу, о страхе и решимости, о двух испуганных малышах под старым дубом.
— И забрала себе, — закончила она привычной фразой. — Навсегда.
Вечерело. С огородов тянуло свежескошенной травой, с реки доносились голоса купающихся ребятишек.
Саша и Алексей наконец запустили змея, который теперь гордо парил над деревней.
Аня положила руку на живот, чувствуя лёгкие толчки.
Жизнь, начавшаяся с детского плача в лесу, выросла в нечто большее – в настоящую семью, собранную по крупицам из любви и заботы. И пусть не кровь связала их – что-то гораздо более крепкое.
