Марина заметила странность в тот вторник, когда забыла дома зарядку от телефона. Обычно она никогда не возвращалась с работы раньше семи, но в этот раз решила забежать домой во время обеденного перерыва. Ключ повернулся в замке тише обычного, словно квартира сама просила не нарушать её покой.
Из гостиной доносились знакомые звуки — стрельба, взрывы, напряжённая музыка игры. Марина замерла в прихожей, держа в руках зарядку, которую так и не взяла.
— Андрей? — позвала она негромко.
Звуки резко прекратились. Потом послышалась возня, быстрые шаги.
— Мариш, ты как? — Андрей появился в дверном проёме, растрёпанный, в домашней футболке. — Что-то случилось?
— Зарядку забыла, — она показала провод. — А ты… как дома?
— Да начальник отпустил пораньше, электричество вырубили — авария, — он почесал затылок. — Решил не болтаться просто так.
Марина кивнула, взяла зарядку и ушла, но осадок остался. Что-то в его объяснении звучало неубедительно, хотя она не могла понять, что именно.
В следующие дни она стала замечать детали, которые раньше ускользали от внимания. Андрей уходил на работу, как обычно, в половине девятого, но возвращался всегда в одно и то же время — ровно в семь. Никаких задержек, никаких корпоративов, никаких срочных проектов. Для IT-сферы это было странно.
Когда она спрашивала, как дела на работе, он отвечал односложно: «Нормально», «Как всегда», «Ничего нового». Раньше Андрей любил рассказывать о коллегах, о смешных багах в коде, о том, как начальник опять что-то не понял в техническом задании. Теперь он словно проглотил язык.
Марина списывала это на усталость, на рутину семейной жизни. Они были женаты уже пять лет, страстные разговоры о работе действительно могли надоесть. Но тревога росла, как растёт плесень в углу ванной — незаметно, но упорно.
Всё изменилось в пятницу, когда она пошла в магазин возле дома за продуктами. У касс она столкнулась с Оксаной Петровной, секретарём из той компании, где работал Андрей.
— Марина! — обрадовалась женщина. — Как дела? Как Андрей адаптируется на новом месте?
— На каком новом месте? — Марина поставила корзину с продуктами на пол.
— Ну как же, его же уволили три недели назад, — Оксана Петровна явно растерялась. — Он… он разве не рассказал?
Мир вокруг словно замедлился. Звуки магазина — писк касс, разговоры покупателей, шуршание пакетов — стали приглушёнными, нереальными.
— За что уволили? — голос Марины звучал как будто издалека.
— Ну, за прогулы, конечно. Сначала думали, что болеет, но потом выяснилось… Сергей Викторович долго терпел, но в итоге решил, что хватит. А вы правда не знали?
Марина механически покивала, наспех сложила покупки и вышла из магазина. На улице её затошнило — не от беременности, которой не было, а от того, что земля вдруг стала зыбкой, ненадёжной.
Дома она нашла Андрея в привычном месте — на диване перед телевизором с джойстиком в руках. На экране сражались средневековые рыцари.
— Три недели, — сказала она, не снимая куртку.
Андрей не отрывался от игры.
— Что три недели?
— Три недели ты врёшь мне каждый день.
Персонаж на экране умер под мечом противника. Андрей поставил игру на паузу и обернулся.
— О чём ты?
— Встретила Оксану Петровну в магазине.
Лицо мужа изменилось — напряглось, словно он готовился к удару.
— Марина…
— Три недели ты делаешь вид, что идёшь на работу. Три недели ждёшь, когда я уеду, и возвращаешься домой играть в приставку. Три недели я как дура варю тебе обеды, интересуюсь, как дела в офисе.
— Послушай, я хотел сказать…
— Когда? — голос Марины повысился. — Когда ты хотел сказать? Когда кончатся деньги? Когда нас выселят за неуплату?
Андрей встал с дивана, но не приблизился к ней.
— Я ненавидел эту работу, — сказал он тихо. — Ненавидел каждый день. Сергей Викторович — самодур, коллеги — лицемеры, задачи — полная рутина. Может, это к лучшему.
— К лучшему? — Марина не могла поверить услышанному. — Ты считаешь, что остаться без работы — это к лучшему?
— Я найду что-нибудь другое.
— Когда? Завтра? Через месяц? А на что мы будем жить? На мою зарплату? Я, между прочим, не олигарх, чтобы одна тянуть семью.
Андрей пожал плечами — жест, который в этот момент показался Марине особенно раздражающим.
— Можешь подработку найти. Переводы какие-нибудь, репетиторство.
— Подработку? — она не кричала, но голос звенел от возмущения. — Я должна найти подработку, потому что мой муж решил три недели играть в солдатики вместо того, чтобы зарабатывать деньги?
— Не солдатики, а стратегию, — буркнул Андрей.
Это была последняя капля. Марина схватила телефон и набрала номер свекрови.
— Алло, Вера Ивановна? Это Марина. Нам нужно поговорить о вашем сыне.
— Что случилось, дорогая?
— Случилось то, что ваш сын три недели обманывает меня. Его уволили за прогулы, а он делает вид, что ходит на работу.
В трубке воцарилась тишина.
— Вера Ивановна, вы меня слышите?
— Слышу, — голос свекрови стал сухим. — И что вы предлагаете?
— Я предлагаю два варианта. Либо вы переводите мне всю свою пенсию на карту, чтобы я могла содержать вашего сыночка, либо забираете его к себе жить. Потому что я не собираюсь работать за двоих, пока он дома в игры играет.
— Передайте ему трубку.
Марина протянула телефон Андрею. Тот неохотно взял трубку.
— Да, мам… Да, это правда… Нет, не хотел… Да, понимаю… Завтра? Хорошо.
Он повесил трубку и посмотрел на жену виноватым взглядом.
— Мама завтра придёт.
— Замечательно, — Марина сняла наконец куртку. — А пока что ужин себе готовь сам.
На следующий день Вера Ивановна пришла в половине одиннадцатого утра. Марина как раз собиралась на работу, но задержалась, чтобы посмотреть на разговор свекрови с сыном.
Вера Ивановна была женщиной невысокой, но с железным характером. В молодости она одна воспитала Андрея, работала на двух работах, экономила на всём, чтобы дать сыну образование. Теперь, в свои шестьдесят два, она выглядела усталой, но не сломленной.
— Андрей Сергеевич, — сказала она, даже не поздоровавшись. — Объясни мне, как взрослый мужчина тридцати лет может вести себя как безответственный подросток.
— Мам, ну не начинай…
— Не начинай? — её голос стал громче. — Я тебе всю жизнь твердила: мужчина должен отвечать за свою семью. А ты что делаешь? Обманываешь жену, сидишь дома, играешь в игрушки!
— Это не игрушки, это…
— Мне всё равно, что это! — Вера Ивановна подошла к приставке. — Из-за этой ерунды ты потерял работу?
— Меня достала эта работа. Каждый день одно и то же, начальник постоянно недоволен…
— А что ты хотел? Чтобы тебе платили за то, что ты сидишь и получаешь удовольствие? Работа потому и называется работой, что это не развлечение.
Марина наблюдала за сценой, испытывая странную смесь удовлетворения и жалости. С одной стороны, Андрей получал по заслугам. С другой — он выглядел таким растерянным, словно ему было четырнадцать, и он только сейчас понял, что произошло.
— Завтра, — продолжила Вера Ивановна, — ты идёшь на собеседование к Михаилу Сергеевичу Козлову. Помнишь Михаила Сергеевича? Он был у нас в гостях на твоём дне рождения. У него небольшая компания, нужен программист.
— Мам, я не могу просто так к незнакомому человеку…
— Не незнакомому, а к семейному знакомому. И можешь. Потому что альтернатива — жить с мамой и каждый день выслушивать нотации. Марина правильно сказала: или ты берёшь ответственность за семью, или семья тебе не нужна.
Андрей посмотрел на жену, но в её глазах не было сочувствия.
— А эту штуку, — Вера Ивановна кивнула на приставку, — продаёшь. Сегодня же.
— Но мам…
— Никаких «но». Тебе тридцать лет, а не тринадцать. Хватит играть в детские игры.
— Отличная идея, — сказала Марина. — И ещё одно условие: зарплата — на мою карту. Полностью. Карманные деньги будешь получать, когда докажешь, что умеешь быть ответственным.
Андрей открыл рот, чтобы возразить, но один взгляд на двух женщин заставил его замолчать.
— Хорошо, — сказал он тихо.
В тот же день они продали приставку через объявление в интернете. Андрей упаковывал консоль и игры с таким видом, словно хоронил близкого друга. Марина наблюдала за ним и думала о том, что, возможно, они оба были виноваты в том, что произошло. Она — потому что слишком долго закрывала глаза на его инфантильность. Он — потому что принял её заботу как должное.
Покупатель — молодой парень лет двадцати — с энтузиазмом рассматривал приставку.
— Классная модель, — сказал он. — Да и в отличном состоянии. А почему продаёте и с такой скидкой?
Андрей посмотрел на Марину, потом на мать.
— Женился, — сказал он наконец. — Пора взрослеть.
Парень рассмеялся.
— Понятно. Жена против игрушек?
— Жена против безответственности, — поправила Марина.
Когда покупатель ушёл, в квартире стало тише. Место, где раньше стояла приставка, казалось пустым, но это была не та пустота, которая требует заполнения. Это была пустота, которая освобождает место для чего-то нового.
— Завтра в девять утра у Козлова, — напомнила Вера Ивановна сыну. — Не опоздай.
— Не опоздаю, — пообещал Андрей.
Вечером, когда свекровь ушла, супруги остались наедине. Андрей сидел на диване и смотрел в пустое место, где раньше стоял телевизор с приставкой.
— Мариш, — сказал он, не поворачивая головы. — Прости.
— За что именно? — она села рядом, но не близко.
— За всё. За вранье, за безответственность, за то, что заставил тебя чувствовать себя одинокой в собственной семье.
Марина молчала. Прощение — это не слова, которые произносят сразу после извинения. Прощение — это процесс, который требует времени и изменений.
— Я правда ненавидел ту работу, — продолжил Андрей. — Но это не оправдание. Можно ненавидеть работу и всё равно быть ответственным.
— Можно, — согласилась она.
— Думаешь, я справлюсь? На новой работе?
— Не знаю, — честно ответила Марина. — Но у тебя есть шанс это доказать.
Они сидели в тишине, каждый думая о своём. За окном наступал вечер, и в квартире становилось темно. Но Марина не спешила включать свет. Иногда темнота нужна, чтобы лучше увидеть то, что действительно важно.
На следующий день Андрей встал в семь утра, принял душ, надел лучший костюм и отправился на собеседование. Марина проводила его до двери и поцеловала в щёку — не как раньше, автоматически, а осознанно, как пожелание удачи.
Вечером он вернулся с работой. Зарплата на испытательном сроке была меньше, чем на предыдущем месте, но это были честные деньги. И впервые за долгое время Андрей рассказал жене о своём рабочем дне — подробно, с энтузиазмом, как рассказывают о чём-то важном.
— Знаешь, — сказал он за ужином, — может, мама права. Может, мне действительно пора повзрослеть.
— Взросление — это не единовременное событие, — ответила Марина. — Это ежедневный выбор.
Они доедали ужин в комфортной тишине, и Марина подумала о том, что кризис в их отношениях, как и любой кризис, был не только разрушением, но и возможностью. Возможностью построить что-то новое, более прочное, более честное.
Приставки больше не было, но её отсутствие не казалось потерей. Это было освобождением — для них обоих.
