Марина застыла у подъезда с двумя пакетами продуктов, глядя на знакомый силуэт в окне третьего этажа. Широкая спина в бежевой кофте, характерный наклон головы. Сердце ухнуло вниз, как будто кто-то выдернул из-под ног коврик.
Свекровь.
Опять.
Она поднималась по лестнице медленно, словно на эшафот. Ноги гудели после девятичасовой смены в отделе продаж, в голове стучало от голоса начальника («Марина, это неприемлемо, клиенты ждут, вы же понимаете…»), а теперь вот это. Ключ поворачивался в замке с предательским скрипом, выдавая ее присутствие раньше, чем она успела морально подготовиться.
— А, Мариночка! — голос Людмилы Петровны был бодрым, почти радостным. — Мы тут уже заждались! Максимка сказал, что ты к семи обещала, а уже без двадцати восемь.
Марина скинула туфли и прошла на кухню. Свекровь сидела за столом с чашкой чая, перед ней лежала раскрытая тетрадь — та самая, куда Марина записывала рецепты и списки покупок.
— Здравствуйте, Людмила Петровна, — выдавила она из себя что-то похожее на улыбку. — Не знала, что вы приедете.
— Ну как же не знала? — свекровь отпила чай, морщась. — Максим же говорил. Впрочем, ты, наверное, не слышала, вечно в своих мыслях витаешь. И чай, Мариночка, какой-то странный у тебя. Я всегда говорю — надо брать хороший цейлонский, а не эти пакетики. Да и заварочный чайник где? Неужели так сложно купить нормальный чайник?
Марина молча начала выкладывать продукты из пакетов. Курица, гречка, помидоры, сметана.
— Курицу взяла? — свекровь подошла ближе, заглядывая в пакет. — Ой, Мариночка, да эта же не охлажденная, а замороженная! Сколько раз тебе говорила — только охлажденную брать надо, в замороженной одна вода. И зачем ты гречку эту покупаешь? Я Максиму всегда покупала органическую, в специальном магазине. Записать тебе адрес?
— Не надо, спасибо, — Марина открыла холодильник и почувствовала, как напряжение растекается от затылка к плечам, сжимая мышцы в тугой узел.
— Ой, а что это у тебя в холодильнике? — Людмила Петровна заглянула через ее плечо. — Сыр этот с плесенью? Мариночка, ну зачем ты это покупаешь? Максим же никогда такое не ел! Это же не всем полезно, там бактерии всякие. И йогурты с добавками — сплошная химия! Нет, ты скажи, разве сложно найти нормальный творог на рынке? У нас вот в Серпухове есть бабушка одна, она сама держит корову…
Максим появился в дверях кухни — высокий, немного сутулый, с усталой улыбкой.
— Мам, дай Марине хоть раздеться, — сказал он примирительно. — Она же только пришла.
— Да я ничего, я просто советую, — Людмила Петровна вернулась к столу. — Я же вижу, девочка старается, но опыта нет. Это нормально, я тоже не сразу научилась. Вот когда я выходила замуж за Максимова папу, его мама мне столько всего показала, научила…
Марина вышла в коридор и прислонилась к стене, закрыв глаза. Три года. Три года этих визитов — внезапных, длительных, изматывающих. Три года она слышала про неправильный чай, неправильную курицу, неправильно вымытые полы, неправильно глаженые рубашки Максима. Три года терпела поучения о том, как надо варить борщ, как складывать полотенца, как экономить электричество.
— Марин, — Максим подошел, обнял за плечи. — Не обращай внимания. Она просто волнуется, хочет помочь.
— Макс, ты мог бы предупредить, что она приедет.
— Я говорил! Позавчера, помнишь, за ужином.
Марина попыталась вспомнить. Позавчера она вернулась в десять вечера после аврала на работе, наспех поела и рухнула спать. Что-то Максим действительно говорил, но слова проплывали мимо, не задерживаясь в сознании.
— Сколько она пробудет?
— Недельку всего, — Максим говорил тихо, виноватым тоном. — Может, чуть больше. У нее там с соседкой конфликт, она решила уехать на время.
Неделька. Может, чуть больше.
— Макс, у меня отчет горит на работе, я два дня буду задерживаться…
— Ничего, мама приготовит ужин. Ей будет даже приятно.
Он поцеловал ее в макушку и вернулся на кухню. Марина услышала, как они разговаривают — негромко, по-домашнему уютно.
— Максимка, а когда вы детей планируете? — голос Людмилы Петровны. — Мариночке уже тридцать два, надо торопиться. А то потом будет поздно, организм уже не тот…
Марина пошла в ванную и включила воду погорячее. Постояла под душем, пока не перестала чувствовать пальцы на ногах, и только тогда решилась выйти.
Следующие дни слились в сплошной кошмар. Марина вставала в семь, наспех пила кофе под бдительным взглядом свекрови («Мариночка, три чашки в день — это много, почки посадишь»), убегала на работу и возвращалась к восьми-девяти вечера, уже выжатая, как лимон.
А дома ее ждал ужин — всегда горячий, всегда правильно приготовленный, всегда с комментариями.
— Вот видишь, я бульон правильный сварила, на медленном огне. Ты всегда спешишь, кипятишь сильно — вкус уходит. Надо терпение иметь. И лук я специально не стала поджаривать — для желудка вредно. А ты, помню, в прошлый раз весь лук пережарила, он же горький стал…
Максим ел молча, иногда благодарно кивал матери. Марина жевала механически, не чувствуя вкуса. Усталость была такой плотной, что хотелось просто положить голову на стол и забыться.
— И знаешь, Мариночка, я тут перебрала твой шкаф, — продолжала Людмила Петровна за вечерним чаем. — Там столько вещей старых! Я сложила отдельно, что можно выбросить. Эта кофточка серая — она же вся в катышках, зачем хранить? И джинсы те синие — они тебе совсем не идут, полнят. Лучше носить темные цвета, ты же знаешь. А платья твои… Ну, Мариночка, какие платья? Выше колена! Неудобно же перед людьми, Максим — уважаемый человек, работает в хорошей компании, а жена его…
— Мама, это ее вещи, — негромко сказал Максим.
— Я же хочу как лучше! — свекровь всплеснула руками. — Я что, плохого желаю? Просто советую, как женщина женщине. У меня опыт большой, я знаю, что говорю.
Марина встала из-за стола, не допив чай.
— Извините, мне надо доделать отчет.
Она заперлась в спальне, открыла ноутбук, но строчки расплывались перед глазами. В висках стучало. Она открыла телефон и увидела сообщение от Лены, подруги еще со студенческих времен.
«Мариш, ты как? Мы через неделю в Карелию едем, на турбазу. Можешь присоединиться? Путевка недорогая, десять дней, озера, леса, тишина. Ну пожалуйста, скажи да! Соскучилась по тебе!»
Марина посмотрела на фотографии, которые Лена прислала следом. Деревянные домики у воды, лодки, закат над озером, люди у костра. Тишина. Никакого шума, никаких придирок, никаких советов. Просто она, природа и покой.
Когда она в последний раз была в отпуске? Два года назад, нет, два с половиной. Короткая поездка на море с Максимом, но и там они провели половину времени на телефонных разговорах с работы. Настоящего отдыха не было… Сколько? Три года? Четыре?
Она открыла календарь. Месяц до отпуска. Она могла бы взять его сейчас — накопилось много неиспользованных дней. Начальница не обрадуется, но отпуск — это законное право.
«Лен, а можно я сегодня решу и завтра отвечу?»
«Конечно! Но быстрее, а то места разбирают».
Марина положила телефон и посмотрела на дверь. За ней слышались голоса — Максим и его мать обсуждали что-то про телевизор, который надо поменять.
Утром Марина проснулась от запаха жареных сырников. Людмила Петровна уже хозяйничала на кухне, напевая что-то себе под нос. Максим собирался на работу.
— Мам, ты могла бы тише, Марина еще спит, — услышала она его голос из коридора.
— Ой, Максимушка, уже восемь часов! В мое время хозяйки в шесть вставали. Да и Мариночке пора привыкать — если детей заведете, она вообще спать не будет. Хотя у нее, по-моему, режим какой-то неправильный. Ложится поздно, встает поздно. Надо в десять уже в кровати быть, а она до полуночи в компьютере сидит…
Марина натянула халат и вышла на кухню.
— Доброе утро, — она старалась говорить ровно.
— А, Мариночка! Сырники готовы, садись. Я специально на твороге домашнем делала, вчера на рынке купила. Правда, дороговато, но что поделать — качество важнее. И знаешь, я хотела сказать: ты бы сумку другую носила на работу. Эта твоя черная совсем страшная, старомодная. Вот я видела в «Ашане» симпатичные, с цветочками…
— Спасибо, я подумаю, — Марина налила себе кофе.
— И еще, Мариночка. Я тут шторы твои постирала, они же грязные были. Но ты неправильно их вешала! Крючки не туда вставлены, поэтому складки некрасивые. Я переделала, теперь посмотри — совсем другое дело! А еще я заметила, что у тебя цветы совсем засохли. Надо же поливать, ухаживать! Растения — это как дети, они внимания требуют…
Максим поцеловал Марину в щеку на прощание.
— Вечером увидимся, — он говорил торопливо, его мысли уже были на работе. — Постарайся не задерживаться, ладно?
Когда дверь за ним закрылась, Марина осталась наедине со свекровью. Людмила Петровна села напротив с чашкой своего правильного цейлонского чая, который она привезла с собой.
— Мариночка, я хотела с тобой поговорить, — она говорила доверительным тоном, наклоняясь ближе. — Ты же понимаешь, что Максим у меня единственный. Я его одна поднимала, после того как отец нас бросил. Он для меня всё. И я хочу, чтобы у него было хорошо. Чтобы дома было уютно, чтобы жена заботилась, понимаешь?
Марина кивнула, не зная, что ответить.
— Я вижу, ты устаешь. Но это потому что ты неправильно распределяешь время. Вот надо составлять план на день — что успеть, что приготовить. Я всегда так делала. И дома чистота должна быть — я вот вчера за диваном смотрела, там пыль! А еще я заметила, что ты Максиму рубашки не гладишь. Это недопустимо…
Марина допила кофе и встала.
— Извините, мне на работу.
— Да-да, конечно. Только вечером я хотела попросить — может, в магазин сходим вместе? Я тебе покажу, как продукты правильно выбирать. Я по телевизору смотрела, как правильно этикетки читать. А то ты берешь что попало…
На работе Марина просидела в туалетной кабинке двадцать минут, просто глядя в стену. Хотелось плакать, но слезы не шли. Вместо них была пустота — выжженная, звенящая.
Она открыла телефон и нашла чат с Максимом.
«Макс, нам надо поговорить. Серьезно».
Ответ пришел через час:
«Марин, я на совещании. Вечером обсудим, хорошо? Что-то случилось?»
Что случилось? Она даже не знала, с чего начать. Что она задыхается в собственной квартире? Что ее мнение никого не интересует? Что она три года слушает, как надо жить правильно, и больше не может?
«Ничего. Поговорим вечером».
Но вечером Максим пришел поздно, усталый. Людмила Петровна встретила его ужином — котлетами с пюре, его любимое блюдо из детства.
— Мама, ты волшебница, — он улыбнулся, и Марина увидела, как его лицо разгладилось, стало моложе. Рядом с матерью он снова превращался в мальчика — защищенного, любимого.
После ужина они сели в гостиной смотреть телевизор. Людмила Петровна устроилась рядом с сыном, положив ногу на ногу, держа чашку с чаем.
— Максимушка, а помнишь, как мы в Сочи ездили, когда тебе двенадцать было? Ты тогда так загорел, стал совсем черненький…
Они вспоминали, смеялись. Марина сидела в кресле отдельно, чувствуя себя лишней в собственном доме. Когда Людмила Петровна ушла в ванную, Марина тихо сказала:
— Макс, мне нужен отпуск. Я хочу уехать на неделю-полторы.
Он посмотрел на нее удивленно:
— Сейчас? Но мама же приехала…
— Именно поэтому. Мне нужно передохнуть. Я устала, Макс. Очень устала.
— От чего? — он искренне не понимал. — Мама же помогает! Готовит, убирается. Тебе должно быть легче.
— Легче? — Марина почувствовала, как внутри что-то натягивается, как струна. — Макс, она перебрала мой шкаф! Сказала, что я неправильно одеваюсь!
— Ну, она же хочет помочь. Просто советует.
— Советует? Она меня постоянно критикует! Все, что я делаю — неправильно. Чай неправильный, курица неправильная, я неправильно глажу, неправильно убираюсь, неправильно живу!
Максим потер переносицу:
— Марина, не преувеличивай. Мама просто беспокоится. Она хочет, чтобы у нас все было хорошо.
— А обо мне ты беспокоишься?
— Конечно! Но мама приехала ненадолго, потерпи. Не надо делать из мухи слона.
Людмила Петровна вернулась, и разговор прервался.
На следующий день Марина написала Лене:
«Бери путевку. Когда выезжаем?»
«Ура!!! В пятницу с утра. Я так рада! Наконец-то отдохнешь».
Марина посмотрела на календарь. Сегодня вторник. Три дня.
Вечером она попыталась еще раз поговорить с Максимом, но он был занят — помогал матери настроить новый телефон.
— Марин, подожди немного, да? Мама не разбирается в этих приложениях…
Она пошла в спальню и начала доставать из шкафа дорожную сумку. Потом остановилась, глядя на свои вещи, на аккуратно сложенные Людмилой Петровной стопки. На отложенные отдельно «вещи на выброс».
Что-то внутри щелкнуло.
Отпуск она оформит завтра на работе. Начальница поворчит, но деваться некуда — закон на стороне Марины.
В среду Марина оформила отпуск. Начальница действительно была недовольна, но подписала заявление.
— Только телефон держите включенным, мало ли что, — буркнула она на прощание.
Вечером Марина сказала Максиму:
— Я беру отпуск. С пятницы. Уезжаю на полторы недели.
Он оторвался от ноутбука:
— Как уезжаешь? Куда?
— В Карелию. С Леной.
— Но… Марин, мама же приехала!
— Именно поэтому я и уезжаю.
Людмила Петровна появилась в дверях гостиной:
— Что случилось?
— Марина решила уехать в отпуск, — Максим говорил растерянно.
— Как уехать? — свекровь округлила глаза. — Мариночка, но я же специально приехала, чтобы тебе помочь! И Максимушка останется один…
— Он не один. Он с вами.
— Но это же неправильно! Жена должна быть с мужем! Что люди подумают?
Марина почувствовала, как внутри поднимается волна — горячая, неудержимая.
— А что я должна думать? — она повысила голос, впервые за все годы. — Что вы приезжаете без предупреждения, лезете в мою жизнь, критикуете каждый мой шаг! Я устала! Понимаете? Устала слушать, что я все делаю неправильно!
— Мариночка, я же не со зла…
— Я не хочу больше слышать ваши советы! — Марина чувствовала, как дрожат руки. — Я взрослый человек, у меня своя жизнь, свой дом! И я имею право жить так, как считаю нужным!
Людмила Петровна побледнела. Максим встал:
— Марина, не груби матери.
— Грублю? Я три года молчу! Три года терплю! А ты даже не видишь, что происходит!
— Что происходит? Мама помогает нам! Она добрая, заботливая…
— Ко мне она не добрая! — Марина почувствовала, как наворачиваются слезы, но сдержалась. — Для тебя она идеальная мать. А для меня — постоянный источник критики и поучений. И ты всегда на ее стороне. Всегда!
— Она моя мать!
— А я твоя жена! Или я уже не имею значения?
Повисла тишина. Людмила Петровна всхлипнула и вышла из комнаты. Максим смотрел на Марину с растерянностью и обидой.
— Я не думал, что ты так к ней относишься, — сказал он тихо.
— Я не к ней. Я к ситуации. Макс, ты должен выбирать — но ты не выбираешь. Ты просто ждешь, что я буду терпеть вечно.
— Я не понимаю, чего ты хочешь.
— Хочу, чтобы меня услышали. Чтобы мое мнение что-то значило в этом доме.
Он молчал.
— Я уезжаю в пятницу, — повторила Марина и пошла в спальню.
Четверг прошел в тягостном молчании. Людмила Петровна демонстративно не выходила из комнаты, Максим хмурился и почти не разговаривал. Марина собирала вещи, стараясь не обращать внимания на атмосферу.
Вечером она написала Лене:
«Все, завтра еду. У тебя можно переночевать? Чтобы с утра вместе выехать».
«Конечно! Приезжай, когда удобно».
Марина посмотрела на Максима. Он сидел на диване, уткнувшись в телефон. Его мать была у себя в комнате — бывший кабинет Марины, который теперь превратился в гостевую.
— Макс, — позвала она.
Он поднял глаза.
— Я правда устала. Мне нужен этот отпуск.
— Хорошо, — он кивнул. — Поезжай. Отдохни.
— Это не решение проблемы.
— Какой проблемы, Марина? Мама уедет через неделю, все наладится.
— Дело не в неделе. Дело в том, что ты не слышишь меня.
— Я слышу. Просто не понимаю, почему из-за мелочей раздувается такой скандал.
Мелочей. Для него это были мелочи.
Марина легла спать одетая. Она уже решила — завтра, когда Максим уйдет на работу, а Людмила Петровна отправится в очередной торговый центр (она обожала гулять по магазинам), Марина соберет вещи свекрови и вынесет их на лестничную площадку.
Пусть Максим решает сам, что с ними делать.
Пятница началась, как обычно. Максим ушел на работу, Людмила Петровна, все еще обиженная, собралась в торговый центр — новая распродажа посуды ждала.
— Я к обеду вернусь, — сухо бросила она в пространство.
Когда дверь закрылась, Марина подождала минут десять, потом прошла в гостевую комнату. Вещи свекрови лежали аккуратно сложенные: два чемодана, сумка, пакет с покупками. Марина методично вынесла их на лестничную клетку. Руки не дрожали. Внутри была странная пустота — не злость, не обида, а просто усталость.
Она вернулась в квартиру, взяла лист бумаги и написала крупными буквами:
«Вещи твоей мамы на лестничной клетке, а я поехала в отпуск».
Прикрепила записку на дверь снаружи, на уровне глаз.
Потом взяла свою сумку, еще раз оглядела квартиру. Цветок на подоконнике, который она забыла полить. Чашка на столе. Тапочки Максима у дивана.
Три года она старалась сделать этот дом своим. Но он так и остался чужим.
Марина закрыла дверь на ключ, положила его в почтовый ящик и спустилась вниз.
— Господи, наконец-то! — Лена встретила ее с объятиями. — Я уже думала, ты передумаешь!
— Не передумала.
Они сидели на кухне, пили вино. Марина рассказала обо всем — сбивчиво, с паузами. Лена слушала молча.
— Ты сделала правильно, — сказала она в конце. — Иногда нужно просто уйти, чтобы что-то изменилось. Или не изменилось — тогда хотя бы станет ясно, что дальше делать.
— Я не знаю, что будет дальше, — призналась Марина.
— И не надо знать. Сейчас главное — отдохнуть. Выспаться. А там посмотрим.
Телефон Марины разрывался от звонков — Максим названивал раз пять, но она не брала трубку. Потом пришло сообщение:
«Марина, что происходит? Почему вещи мамы на лестнице? Где ты?»
Она написала коротко:
«Я в отпуске. Вернусь через полторы недели. Поговорим тогда».
«Ты не можешь так поступать! Это моя мать!»
«А я твоя жена. Возможно, уже бывшая».
Больше она не отвечала.
