Звонок телефона разрезал тишину квартиры. Марина вздрогнула, поднимая глаза от остывшей чашки чая. На экране высветилось «Мама». Что-то внутри оборвалось – она словно ждала этого звонка, этого момента, когда можно будет наконец заплакать.
– Мариночка, доченька, ты как? – голос матери, такой родной, такой понимающий.
– Мам… – голос предательски дрогнул. – Я больше не могу…
– Что случилось?
– Помнишь, ты спрашивала шесть лет назад, уверена ли я? Когда замуж собралась…
В трубке повисла тяжёлая тишина.
– Помню, родная.
– А я тогда обиделась, – Марина убрала на мгновение телефон от уха, чтобы мама не услышала всхлипов. – Думала – вот она, настоящая любовь! А сейчас…
– Рассказывай… – тихо попросила мать.
И Марина рассказала. О том, как проснулась сегодня в пять утра от сообщения банка о поступлении премии. О том, как собиралась сделать сюрприз – отремонтировать крышу на даче свекрови. О том, как муж, проснувшись, первым делом схватил телефон и…
– «Вот это премия тебе пришла! Куплю себе новый телефон!» – передразнила она его голос. – Представляешь? Он даже не спросил, не посоветовался. Просто заявил…
– А ты что?
– А я стояла и смотрела на него. И думала – господи, кто этот чужой человек лежит рядом со мной? Куда делся тот Андрей, в которого я влюбилась? Тот, кто говорил о честности, о поддержке, о…
Голос сорвался. По щекам покатились слёзы – горячие, злые.
– Три года, мам. Три года я тащу всё на себе. Работа, дом, счета… А он… он только обещает. «Вот найду работу получше», «Вот подвернётся хорошее место»… А сам… сам даже на собеседования не ходит! Говорит – не его уровень…
– Доченька…
– А знаешь, что самое страшное? – Марина сжала телефон до побелевших костяшек. – Я начала его ненавидеть. По капельке, каждый день… Когда прихожу с работы усталая, а он лежит на диване и рассуждает о том, что «нельзя размениваться на мелочи». Когда вижу счета за коммуналку и понимаю, что опять платить мне. Когда…
В прихожей хлопнула дверь. Марина замолчала на полуслове.
– Мариш! – раздался голос мужа. – А давай закажем пиццу? Отметим твою премию!
Марина прикрыла глаза. Внутри что-то оборвалось окончательно.
– Мам, я перезвоню, – прошептала она в трубку.
– Конечно, родная. Я всегда на связи.
– Андрей, нам надо поговорить, – Марина вышла в гостиную, чувствуя, как дрожат колени.
– О чём, солнышко? – он сидел на диване, листая каталог телефонов. – Слушай, я тут 16 про макс нашел и цена такая классная! Как раз на твою премию…
– Эти деньги не на телефон, – её голос прозвучал тихо, но твёрдо.
– А на что? – он поднял глаза, и в них мелькнуло что-то детское, обиженное. – Опять на «важные цели»? На «первоочередные нужды»?
– У твоей мамы крыша на даче течёт, – она смотрела ему прямо в глаза. – Ты забыл, как на прошлой неделе она с сердцем в больницу попала? Врач сказал – от нервов…
– Папа что-нибудь придумает, – отмахнулся Андрей. – Он же мастер на все руки.
– Твоему папе шестьдесят пять! – Марина почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. – Ты хочешь, чтобы он в его возрасте на крыше работал?
– А я тут при чём? – Андрей отложил планшет, где выбирал новый телефон. – Я что, кровельщик?
– Нет, – она горько усмехнулась. – Ты вообще никто. Уже три года.
– Что ты сказала? – он буквально вскочил с дивана.
– То, что давно пора сказать, – её голос дрожал. – Ты никто. Не муж, не сын, не мужчина. Просто… потребитель чужих денег и сил.
– Да как ты смеешь! – он побагровел. – Я, между прочим…
– Что – ты? Ну что ты? – она подошла к нему вплотную. – Что ты сделал за эти три года? Сколько собеседований прошел? Сколько резюме отправил? Хоть одну работу нашёл?
– Я не буду работать за копейки! У меня репутация!
– Репутация? – Марина рассмеялась, и в этом смехе было столько боли, что Андрей невольно отшатнулся. – Какая репутация, Андрей? Не смеши. Репутация альфонса, живущего за счёт жены?
– А ну-ка закрой рот! – он замахнулся, но не ударил. Застыл с поднятой рукой.
Марина даже не дрогнула. Смотрела прямо, устало, словно давно ждала чего-то подобного.
– Вот и всё, – тихо сказала она. – Теперь точно всё.
– Что – всё? – его рука медленно опустилась.
– Любовь умерла. Прямо сейчас, в эту секунду.
– Ты… ты не понимаешь! – он заметался по комнате. – Я же не могу как все! Я особенный, я…
– Нет, Андрей, – она покачала головой. – Ты не особенный. Ты просто трус. Боишься работы, боишься ответственности, боишься жизни. А я… я боялась остаться одна. Думала, лучше плохой брак, чем никакого. А теперь…
– Что теперь?
– Сейчас я поняла, что одиночество – не самое страшное. Страшно – предавать себя. День за днём, год за годом…
В комнате повисла тяжёлая тишина. Было слышно, как капает вода из крана на кухне, который он обещал починить вот уже полгода – кап, кап, кап… Словно слёзы.
– Я ухожу, – вдруг сказал Андрей.
– Куда? – она даже не повернула головы.
– К маме. Не ценишь ты меня! Не понимаешь! Хорошо, уйду туда, где ценят.
Он принялся суетливо собирать вещи, бросая их в старую спортивную сумку. Футболки, носки, зарядку от телефона…
– Деньги кончатся – позвонишь? – тихо спросила Марина.
Он замер на секунду, а потом рванул к двери. Хлопнул так, что задребезжали стёкла.
Марина медленно опустилась на диван. Тот самый, купленный в кредит, который она до сих пор выплачивает. Провела рукой по обивке. Когда-то она мечтала, как они будут сидеть здесь вечерами, пить чай, разговаривать…
Телефон завибрировал через час. Сообщение от свекрови: «Андрюша у нас. Что случилось?»
Марина долго смотрела на сообщение свекрови. Пальцы дрожали над экраном. Что ответить? Как объяснить женщине, которая стала ей второй матерью, что её сын…
Телефон зазвонил сам.
«Мама Нина» – высветилось на экране.
– Алло… – голос Марины был едва слышен.
– Маришенька, девочка моя, что стряслось? – в голосе свекрови звучала тревога. – Андрей прибежал весь взвинченный, заперся в своей комнате. Ничего не объясняет, только бормочет, что ты его не понимаешь…
И тут Марину прорвало. Все слёзы, которые она сдерживала последние три года, хлынули потоком:
– Мам Нина… я так больше не могу… я пыталась, правда пыталась…
– Мариночка, родная, – голос свекрови смягчился. – Господи, да что ж он натворил то? Давай я приеду? Поговорим?
– Нет! – почти крикнула Марина. – Не надо… я сама… можно я приеду? Через час? Только…
– Что, доченька?
– Только давайте встретимся не дома. В той кофейне, помните? Где мы с вами в первый раз были?
Кофейня почти не изменилась за эти годы. Те же уютные столики, те же занавески в цветочек, тот же запах свежей выпечки. Шесть лет назад здесь будущая свекровь говорила Марине: «Я так рада, что у Андрюши будет такая жена…»
– Два капучино и яблочный пирог, – заказала Нина Петровна. – Помнишь, как мы его тогда полюбили?
Марина кивнула, чувствуя, как к горлу подступает ком.
– Ну, рассказывай, – свекровь взяла её за руку. – Всё рассказывай.
И Марина рассказала. Про эти три года. Про то, как Андрей после увольнения из автосалона отказывался от любой «недостойной» работы. Про кредиты, которые она брала, чтобы поддержать его очередные идеи. Про бессонные ночи над дополнительными проектами. Про его вечные обещания «вот-вот найти что-то стоящее»…
– Сегодня пришла премия, – голос Марины упал до шёпота. – Двести тысяч. Я хотела… хотела крышу вашу починить. Помните, как вы с приступом лежали? А он… он даже не спросил. Просто заявил – куплю телефон…
Нина Петровна сидела, окаменев. В её глазах стояли слёзы.
– Господи, – прошептала она. – Как же мы не видели? Почему ты молчала?
– А что бы это изменило? – Марина горько усмехнулась. – Я всё надеялась… верила… думала, одумается…
– Миша! – вдруг резко сказала свекровь. – Миша должен знать!
– Нет, не надо! – испугалась Марина. – У него сердце…
– Именно поэтому и надо, – в голосе Нины Петровны зазвенела сталь. – Пусть лучше узнает от нас, чем…
Через двадцать минут в кофейню вошёл Михаил Степанович – всё ещё подтянутый, несмотря на возраст, с благородной сединой на висках. Один взгляд на жену и невестку – и он всё понял:
– Рассказывайте.
И они рассказали. Всё. До конца. С каждым словом лицо Михаила Степановича становилось всё темнее. А когда Марина дошла до сегодняшнего утра…
– Вот же крысеныш, – вдруг тихо и страшно сказал он. – Кого я вырастил…
– Миша! – на мгновение даже испугалась Нина Петровна.
– Нет, Нина, – он стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнули чашки. – Это не тот сын, которого мы воспитывали. Не тот человек, которым я гордился. Это… это…
Он схватился за сердце.
– Папа! – вскрикнула Марина. Да, она всегда называла его папой…
В приёмном покое больницы было тихо. Марина сидела, сжимая холодную руку свекрови. Нина Петровна беззвучно плакала, глядя на дверь реанимации.
– Всё будет хорошо, – шептала Марина. – Он сильный… он справится…
Час назад Михаила Степановича увезли с подозрением на инфаркт. «Обширный», – сказал врач скорой, хмуро глядя на кардиограмму.
– Нужно Андрею позвонить, – тихо сказала Нина Петровна.
– Я сама, – Марина достала телефон.
Гудки… гудки… «Абонент временно недоступен».
– Не отвечает, – она покачала головой.
– Я попробую, – свекровь дрожащими пальцами набрала номер.
После третьего звонка Андрей всё-таки ответил: – Да, мам? Я занят, давай позже…
– Папа в реанимации, – голос Нины Петровны дрогнул. – С инфарктом.
В трубке повисла тишина.
– Где? – наконец выдавил Андрей.
– Первая градская. И… – она сделала паузу. – Нам надо поговорить. Очень серьёзно поговорить.
Андрей появился через час. Помятый, с красными глазами – видно, спал после своего «героического» ухода из дома.
– Что с папой? – спросил он, не глядя на Марину.
– Врачи борются, – тихо ответила Нина Петровна. – А теперь слушай меня внимательно…
То, что произошло дальше, Марина запомнила на всю жизнь. Никогда – ни до, ни после – она не видела свою мягкую, интеллигентную свекровь такой.
– Ты! – Нина Петровна встала, глядя на сына снизу вверх. – Ты довёл отца! Своей подлостью, своим… своим предательством!
– Мам, ты о чём? – Андрей попятился.
– О чём? – она горько рассмеялась. – О том, как ты три года паразитировал на своей жене! О том, как превратил умницу, красавицу в загнанную лошадь! О том, как…
– Это она все тебе наговорила? – вскинулся Андрей и ткнул пальцем в сторону Марины. – Она всё врёт! Я искал работу, я…
– Замолчи! – голос Нины Петровны сорвался на крик. – Не смей! Не смей её обвинять! Она молчала три года! Берегла твою репутацию, щадила наши чувства! А ты…
– А что я? – он вдруг стал агрессивным. – Что я такого сделал? Ну да, сижу без работы! Но я же не виноват, что нет ничего достойного…
– Достойного? – Нина Петровна покачала головой. – А быть альфонсом – достойно? Жить за счёт женщины – достойно? Довести отца до инфаркта – достойно?
– Я не… – он осёкся.
– Знаешь, что отец сказал, когда узнал? «Я вырастил крысу». Вот его последние слова перед тем, как схватиться за сердце. Ты доволен?
Андрей побледнел. Покачнулся.
– Мама, я…
– Я тебе не мама, – её голос упал до шёпота. – Ты не тот сын, которого я воспитала. Не тот человек, которым я гордилась. Ты… ты просто трус и предатель.
В коридоре повисла звенящая тишина.
– Уходи, – устало сказала Нина Петровна. – Уходи, и не смей возвращаться, пока не станешь мужчиной. Настоящим мужчиной, а не…
Договорить она не успела. Из реанимации выскочила медсестра:
– Родственники Воронина здесь? Срочно! Врач зовёт!
– Мы его стабилизировали, но ближайшие три дня самые тяжелые будут, – пожилой врач устало протёр очки. – И если он справится, то восстановление будет долгим. И главное – никаких волнений. Абсолютный покой.
Марина крепче сжала руку свекрови. За эти шесть часов в больнице они словно поменялись ролями – теперь она, Марина, была опорой для этой сильной женщины.
– Можно к нему? – тихо спросила Нина Петровна.
– Пока нет. Приходите завтра, – врач помолчал. – И постарайтесь решить ваши семейные проблемы без пациента. Все эти ваши разборки под дверью отделения…Второго такого приступа он может не перенести.
Андрей всё это время стоял у стены, сгорбившись, будто пытаясь стать невидимым.
– Я отвезу вас домой, мам, – тихо сказала Марина.
– А ты? – Нина Петровна посмотрела на сына.
– Я… я сам, – пробормотал он и быстро пошёл к выходу.
Ночь выдалась бессонной. Марина лежала в их общей спальне, глядя в потолок. Телефон молчал – ни звонка, ни сообщения от мужа. Впрочем, она уже и не ждала.
В три часа ночи раздался звонок.
– Марин… – голос Андрея был странным. – Ты спишь?
– Нет.
– Я… я тут подумал… – он запнулся. – Может, мне правда стоит измениться? Найти работу… любую… Я могу вернуться домой?
Марина молчала, чувствуя, как по щекам текут слёзы.
– Марин, ну скажи что-нибудь! Я всё понял, правда! Я завтра же пойду искать работу…
– Знаешь, – её голос был тихим, но твёрдым, – я тоже много думала сегодня. О нас. О том, почему всё так вышло…
– И?
– Помнишь, как мы познакомились? В автосалоне? Ты тогда сказал мне одну важную вещь…
– Какую? – он явно не понимал, к чему она клонит.
– «Главное – быть честным с собой». Помнишь? А я… я не была честной. Все эти три года я обманывала себя. Верила, что любовь всё преодолеет, всё исправит…
– Марина…
– Нет, послушай. Дело не в работе. Не в деньгах. Дело в том, что я разлюбила тебя. Не сегодня – это случилось давно. Просто сегодня я наконец-то решилась себе в этом признаться.
В трубке повисла тяжёлая тишина.
– Ты… ты не можешь так со мной! – его голос сорвался. – После стольких лет…
– Могу, – она вытерла слёзы. – Потому что должна спасти хотя бы себя. Знаешь, что самое страшное в нашей истории?
– Что?
– То, что ты звонишь не потому, что осознал что-то. А потому что тебе некуда идти. Потому что страшно остаться одному. Без моей зарплаты, без моей поддержки, без…
– Неправда! – он почти кричал. – Я люблю тебя!
– Нет, Андрей. Ты любишь только себя. Всегда любил только себя. А я… я просто была удобной подставкой для твоего эго.
– Вот так вот ты со мной, да? – его голос стал злым. – Когда я зарабатывал, я тебе был нужен, а теперб когда мне тяжело и трудно, все? Разлюбила? Ну и прекрасно! Знаешь что? Я подаю на развод! И не вздумай потом просить прощения!
Марина грустно улыбнулась:
– Прощения? За что? За то, что шесть лет любила не того человека? Или за то, что наконец-то нашла в себе силы это признать?
Он бросил трубку. А она ещё долго лежала, глядя в темноту. Странно – на душе было пусто, но эта пустота не пугала. В ней чувствовалась какая-то… свобода?
Телефон тихо звякнул – сообщение от свекрови: «Доченька, ты как? Я не сплю…»
Марина смотрела на сообщение свекрови, и сердце сжималось от нежности к этой женщине. Набрала ответ: «Я в порядке, мама. Правда. Как вы?»
«Плачу. Всё думаю – где мы с отцом ошиблись? Как вырастили такого сына?»
«Вы ни в чём не виноваты. Каждый делает свой выбор сам».
«Знаешь, – писала свекровь, – я ведь чувствовала что-то. Когда вы приезжали, видела твои потухшие глаза, твою усталость… Но не решалась спросить. Боялась услышать правду».
«Я тоже боялась её произнести».
«Прости нас, доченька. Ты навсегда останешься нашей дочерью, что бы ни случилось».
Марина уткнулась лицом в подушку, давясь рыданиями. Но теперь это были другие слёзы – очищающие, освобождающие…
Утро началось со звонка.
– Алло, – сонно произнесла Марина.
– Марина Андреевна? – незнакомый женский голос. – Вас беспокоят из банка. У вас образовалась задолженность по кредитной карте…
Марина резко села на кровати:
– Какая задолженность? У меня нет никаких…
И тут она вспомнила. Три года назад она оформила кредитную карту на своё имя. Для Андрея. Потому что ему как безработному не давали. «Милая, это же временно! Вот найду работу – сразу верну!»
– На счету минус сто пятьдесят тысяч, – сухо сообщила сотрудница банка. – Вчера была совершена операция…
Руки задрожали. Вчера. Значит, после разговора в больнице он…
– Я поняла. Спасибо.
Она медленно опустила телефон. В голове стучала одна мысль: «Он снял все деньги. Все. До копейки. Напоследок…»
Телефон зазвонил снова. Света – подруга и коллега.
– Маринка! Ты где пропадаешь? На работе переполох – тебя ищут!
– Что случилось?
– Там это… по премии твоей вопрос. Какая-то ошибка в начислении. Говорят, могут отозвать…
Марина закрыла глаза. Двести тысяч премии. Сто пятьдесят – долг по кредитке. И квартплата просрочена, и за свет не заплачено…
– Марин, ты чего молчишь? – встревожилась Света.
– Я… я сейчас приеду.
В офисе пахло кофе, бесконечно звонил телефон, суетились люди. Марина вошла в свой кабинет.
– Марин! – в кабинет заглянула встревоженная Света. – Там это… из бухгалтерии звонили. По поводу премии…
– И?
– Говорят, ошибка вышла. Не двести тысяч, а триста! Представляешь? Они занизили!
Марина истерически рассмеялась. Потом заплакала. А потом… потом впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на надежду.
– Мне нужно уволиться, – тихо сказала Марина, глядя в глаза начальнику. – Временно. Мой свёкор в больнице, с инфарктом. Ему нужен уход.
– Понимаю, – кивнул Сергей Петрович. – Но у меня встречное предложение. Работайте удалённо. Вы слишком ценный сотрудник.
В тот же вечер Марина переехала к свекрови. В их старой квартире, где они всегда собирались на праздники, теперь было тихо и пахло лекарствами.
Потянулись дни. Больница-дом-ноутбук. Михаил Степанович шёл на поправку, но очень медленно. Каждый раз, когда Марина приходила к нему, он пытался заговорить о сыне, но она останавливала:
– Папа, врачи сказали – никаких волнений.
А Андрей как сквозь землю провалился. Ни звонков, ни сообщений.
День за днем, неделя за неделей – тишина. Андрей словно растворился в воздухе.
– Может, случилось что? – Марина в сотый раз набирала его номер.
– Не случилось, – в голосе свекрови звучала горькая уверенность. – Прячется. Как всегда – от ответственности, от правды, от самого себя…
Первый месяц был самым тяжелым. Марина просыпалась по ночам от каждого шороха – казалось, вот сейчас откроется дверь, войдет Андрей, скажет, что всё понял, что изменится…
Но шли дни, и постепенно тревога сменялась странным спокойствием. Впервые за три года она могла спокойно планировать свой бюджет, не боясь, что деньги внезапно исчезнут из-за очередной прихоти мужа.
– Ты похорошела, – заметила как-то Света, её коллега, с который они встретились в выходной в продуктовом. – Словно груз с плеч упал.
– Так и есть, – улыбнулась Марина. – Знаешь, я только сейчас поняла, как же устала… притворяться. Делать вид, что всё хорошо, что это нормально – когда здоровый мужик сидит на шее у жены и считает себя особенным…
А через полгода в торговом центре она столкнулась с Викой – общей знакомой с прежней работы Андрея.
– Марин, а ты знаешь? – Вика понизила голос до шепота. – Я на днях видела твоего… то есть, Андрея.
Сердце забилось сильнее.
– Он с Кристиной Захаровой теперь, – продолжала Вика. – Помнишь такую? Они еще до вашей свадьбы встречались. Дочка того самого Захарова, строительного магната.
Марина помнила. Высокая блондинка с всегда идеальным маникюром и снисходительной улыбкой. Она тогда еще подумала – как такая утонченная девушка могла встречаться с обычным менеджером автосалона?
– Говорят, она его полностью содержит, – в голосе Вики сквозило плохо скрываемое удовольствие от пикантной сплетни. – Квартиру в центре сняла, машину купила… Прямо как раньше. Он ведь и с ней также жил, на всем готовом, пока она не узнала про тебя…
Марина слушала, и внутри растекалось что-то похожее на жалость. Не к себе – к нему. К человеку, который так и не смог повзрослеть, взять ответственность за свою жизнь…
А еще через месяц пришло извещение. «О расторжении брака» – стандартные черные буквы на белом листе.
– Даже не пришел сам, через юриста подал, – заметила свекровь, когда Марина показала ей бумагу. – Трус… Господи, и это мой сын…
Ровно год спустя
Роскошная квартира в центре города казалась золотой клеткой. Андрей сидел на дизайнерском балконе, рассматривая свое отражение в панорамном стекле. Когда он успел так постареть? Откуда эти серые нити в волосах, эти морщины у глаз, эта потухшая пустота во взгляде?
– Андрюша! – голос Кристины буквально сочился сарказмом. – Ты опять оставил свои носки в гостиной! Сколько раз повторять – ты здесь живешь только потому, что я позволяю. Будь добр, соблюдай правила!
Он молча встал собрать носки. Теперь он всегда молчал в ответ. Так безопаснее.
– И не забудь сдать мое платье в химчистку, – она стояла в дверях, рассматривая его, как музейный экспонат. – Папа устраивает прием, ты же помнишь? Наденешь тот костюм, который я купила. И улыбаться! Папочка любит, когда его «инвестиции» благодарны.
«Инвестиции» – так она называла его при отце. Иногда в шутку, иногда – с плохо скрываемым презрением.
– Знаешь, что самое забавное? – Кристина закурила тонкую сигарету. – Я ведь предупреждала папу, что ты альфонс. Еще тогда, шесть лет назад. А он не верил. Говорил – люди меняются… – она рассмеялась. – А ты не изменился. Всё такой же – слабый, трусливый, готовый на всё ради комфортной жизни.
Андрей сжал кулаки, но промолчал. Что он мог сказать? Что она права? Что он сам загнал себя в эту клетку? Что иногда по ночам он просыпается в холодном поту, вспоминая усталые глаза Марины, разочарованный взгляд отца, слезы матери…
– А ты как хотел? – Кристина выпустила струйку дыма. – Продался – так терпи. Это называется – жить по средствам. По моим средствам, если точнее.
Она ушла, оставив его одного на балконе. Внизу кипела жизнь – люди спешили по своим делам, смеялись, ссорились, мирились… Жили. А он существовал. В красивой квартире, в дорогой одежде, с полным холодильником и пустой душой.
Телефон тихо звякнул – сообщение от Кристины из соседней комнаты: «И не забудь побриться. Небритым тебя на прием не возьму. Будешь сидеть дома, как плохой мальчик.»
Он привычно кивнул, глядя в никуда. Вот она – цена комфорта. Цена трусости. Цена нежелания взрослеть. И самое страшное – он сам выбрал эту цену. Сам согласился на эту сделку с совестью.
Где-то в городе была другая жизнь. Настоящая. С Мариной, которая никогда не унижала его, даже когда имела на это полное право. С родителями, которые любили его настоящего, а не его способность красиво улыбаться на приемах. С самоуважением, которое он променял на дизайнерские костюмы и регулярные ужины в дорогих ресторанах…
Но туда дороги уже не было. Только вперед – в золотую клетку, которая с каждым днем становилась все теснее.
