Декабрь наваливался на город мокрым снегом и предновогодней суетой. В окнах квартир зажигались разноцветные гирлянды, по телевизору крутили рекламу майонеза и конфет, а на работе уже начинали обсуждать корпоративы. Я сидела за своим новым столом — широким, из темного дерева, с табличкой «Заместитель начальника отдела» — и разбирала документы, когда на телефон пришло сообщение от мужа.
«Серега придет сегодня вечером. Поговорить надо».
Я застыла, глядя на экран. Серега — это Сергей, брат моего мужа Андрея. Тридцать восемь лет, из которых добрых пятнадцать он «искал себя», перебиваясь случайными заработками и щедростью родственников.
Когда приходил Серега, всегда что-то «надо было». То денег занять до зарплаты, которой не было и не предвиделось. То помочь с ремонтом, который растягивался на годы. То просто посидеть, поговорить — и незаметно опустошить холодильник.
«Хорошо», — коротко ответила я и вернулась к бумагам, но сосредоточиться уже не могла.
Серега появился около восьми, когда я успела приготовить ужин и переодеться в домашнее. Он ввалился в прихожую с громким «Здорово, родня!», стряхивая снег с дешевой куртки. Лицо красное от мороза и, похоже, от пары рюмок “для сугреву”. За ним семенила его жена Люда — маленькая, вечно недовольная женщина с затравленным взглядом.
— Ну что, Андрюх, живем? — Серега хлопнул брата по плечу и уселся за стол, даже не разуваясь толком. — Вижу, дела идут. Вон, телевизор новый прикупили.
— Да так, потихоньку, — осторожно ответил Андрей, бросив на меня быстрый взгляд.
Я молча разливала чай. Люда сидела на краешке стула, сжимая в руках сумочку, и смотрела куда-то в сторону. На ее лице читалось напряжение — та особенная женская решимость, когда ты заставила мужа сделать то, что он не хочет, и теперь следишь, чтобы он не струсил.
— Слушай, братан, — Серега придвинулся к Андрею, понизив голос до конспиративного. — Праздники на носу. Новый год. Ты же понимаешь, как это важно. Семья, стол, чтоб всё по-человечески.
— Ну да, понимаю, — кивнул Андрей, и я увидела, как у него дернулась щека. Этот тик появлялся, когда он нервничал.
— Вот! — Серега оживился. — А у меня, сам знаешь, сейчас между работами. Вроде на одно место обещали, но только после праздников. А Людка хочет, чтоб стол был — икра, красная рыба, хорошее вино. Чтоб как у людей, а не как у нищебродов.
Люда поджала губы, но промолчала. Я поставила чашку на блюдце чуть громче, чем нужно.
— Серег, ты бы подработал где-нибудь, — начал Андрей. — Сейчас же предпраздничная суета, везде требуются грузчики, курьеры…
— Да ты что! — возмутился Серега. — Мне с моей спиной? Мне ж не двадцать лет, чтоб мешки таскать. Нет, тут другой вопрос надо решать.
Он выдержал паузу, глядя на брата с той особенной наглостью, которая прикрывается родственной близостью.
— Слушай, а возьмите кредит? Ну, вы же работаете оба, вам дадут легко. Можно небольшую сумму взять, тысяч пятьдесят. Мы отметим нормально, а я потом отдам. Как на работу выйду — сразу верну, честное слово.
Андрей растерянно молчал. Я видела, как он мучительно подбирает слова, пытается найти способ отказать, не обидев брата. Вся его жизнь прошла под знаком «не обидеть Серегу» — младшего, баловня, вечно нуждающегося.
— Знаешь, у нас самих планы, — наконец выдавил он. — Ира на работе повышение получила, хотим кое-что для дома…
— Да ладно тебе! Повышение? Это ж прекрасно! — обрадовался Серега. — Ты же видишь, человек в беде. Родной брат. Неужели откажешь в такой мелочи?
Мелочи. Пятьдесят тысяч рублей — мелочи. Те самые пятьдесят тысяч, которые я собиралась отложить на летний отпуск.
— Серег, — я не выдержала. — А сам ты что-нибудь предпринял? Вакансий полно, даже без опыта берут.
Он повернулся ко мне, и в его взгляде мелькнуло раздражение, быстро прикрытое снисходительной улыбкой.
— Ирочка, ты не понимаешь. Я же не абы где работать буду. У меня образование, опыт. Не могу я в какую-нибудь забегаловку грузчиком. Это не мой уровень.
— Уровень, — повторила я, и в моем голосе прозвучало что-то такое, от чего Андрей насторожился. — Занимать деньги у родственников — вот твой уровень.
— Иришка, — тихо сказал муж, но я уже не могла остановиться.
— Нет, правда. Ты последние два года «между работами». У тебя жена, которая работает продавцом за копейки. И вместо того, чтобы взять любую работу, хоть что-то заработать, ты приходишь сюда и требуешь, чтобы мы взяли кредит. Кредит! Который отдавать придется нам, не тебе.
Люда дернулась, как будто хотела что-то сказать, но промолчала. Серега покраснел еще больше.
— Да вы посмотрите на нее! — обратился он к Андрею, игнорируя меня. — Управляющей стала и сразу зазналась. Забыла, как сама три года назад без копейки была?
— Три года назад я работала, — отчеканила я. — И не просила никого влезать в долги ради моих прихотей.
— Какие прихоти! — взвилась Люда, наконец подав голос. — Нормальный стол на Новый год — это прихоть? Чтоб семья за столом сидела, чтоб икра была, закуски? Или мы недостойны?
— Вы достойны всего, — я старалась говорить спокойно. — Но за свой счет. Серега может пойти работать. Ты можешь поискать работу получше. Но это не наша ответственность.
— Ох, — Серега покачал головой с деланным сожалением. — Вот что бабы делают. Андрюх, ты посмотри на нее. Это же моя жена довела его до ручки. Люда, ну скажи ты ей!
Люда смотрела на меня с плохо скрытой ненавистью.
— Легко тебе говорить, — процедила она. — У самой всё есть. Повышение, квартира, муж нормальный. А мы что, хуже? Нам тоже хочется по-человечески жить!
— Тогда идите и живите по-человечески, — я встала из-за стола. — Но на свои деньги.
Повисла тяжелая тишина. Андрей сидел, уставившись в свою чашку. Серега дышал тяжело, раздумывая, как взять реванш.
— Ладно, — наконец сказал он, вставая. — Понял я всё. Не поможешь брату родному, значит. Знаешь что, Андрюх? — Он склонился к брату, и голос его стал вкрадчивым. — А давай так. Ты с Иркой поговори. Она же получила повышение, у нее теперь кредитная история лучше. Пусть она оформит кредит — ей точно одобрят. А мы потом вернем, всё как положено. Возьми кредит, чтобы мы как люди отпраздновали, — совсем уж нагло выдал он, глядя теперь на меня.
Это была последняя капля. Он даже не пытался скрыть наглость, просто в лоб требовал, чтобы я влезла в долги ради их новогоднего стола с икрой.
— Серега, — я подошла ближе, глядя ему прямо в глаза. — Послушай меня внимательно. Я не возьму кредит. Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо для того, чтобы вы «как люди отпраздновали». Хочешь знать почему?
Он молчал, сжав челюсти.
— Потому что я работала за этот кредитный рейтинг. Потому что я три года откладывала каждую копейку, чтобы встать на ноги. Потому что я просыпалась в шесть утра, ехала через весь город, перерабатывала, училась, вкалывала. И теперь, когда у меня наконец появилась возможность нормально жить, я не собираюсь спускать это на чужие амбиции.
— Да как ты смеешь! — начал было Серега, но я не дала ему договорить.
— Я смею, потому что это моя жизнь, мои деньги, моя кредитная история. И знаешь что? Если ты хочешь жить как человек — иди и работай как человек. Любую работу. Курьером, грузчиком, охранником — неважно. Зарабатывай сам. А если твоя гордость не позволяет — это твоя проблема, не наша.
Люда вскочила с места.
— Серёж, пошли отсюда! Нечего нам здесь делать. Видишь, как с нами разговаривают. Мы для них никто!
— Вы для нас семья, — тихо вмешался Андрей, и в его голосе впервые прозвучала твердость. — Но Ира права. Серёга, я люблю тебя, ты мой брат. Но я не могу заставить жену влезать в долги. Это неправильно.
Серега посмотрел на него так, словно брат предал его.
— Вот значит как, — медленно произнес он. — Подкаблучник. Баба сказала — ты и подчинился. Эх, Андрюха…
— Серёга, хватит, — оборвал его Андрей, и я услышала в его интонации что-то новое — усталость от этой бесконечной игры в «помощь родственникам», которая превратилась в односторонний поток денег, продуктов, одолжений. — Ира не баба, а моя жена. И она умнее нас обоих. Если она говорит, что это неправильно, значит, неправильно.
— Ага, умная, — зло бросила Люда, натягивая куртку. — Такая умная, что семью разрушаете. Серёж, пошли. Не будем мы тут унижаться.
Они собрались быстро, хлопнув дверью так, что задрожали стекла в окнах. Я стояла посреди комнаты, чувствуя, как дрожат руки от адреналина и невыплеснутого гнева.
Андрей молчал, глядя на закрытую дверь. Потом медленно повернулся ко мне.
— Прости, — тихо сказал он. — Я должен был сразу отказать.
Я села рядом с ним, взяла его руку.
— Не ты должен просить прощения.
— Он всегда был таким, — Андрей говорил медленно, будто только сейчас начал это осознавать. — С детства. Мама всё прощала, отец закрывал глаза. Серёжа хочет, Серёже нужно, Серёжу не обижайте. А я… я привык. Привык быть старшим, ответственным. Привык помогать. Но это же бесконечно. Понимаешь?
Я кивнула. Понимала. Таких, как Серега, в каждой семье найдется. Люди, научившиеся брать, не отдавая. Убедившие себя и окружающих, что им все должны — просто потому, что они родственники, потому что «тяжело живется», потому что «не повезло».
— Ты знаешь, что было хуже всего? — вдруг спросил Андрей. — Когда он сказал «чтоб мы как люди отпраздновали». Как будто без икры и коньяка за тысячу рублей ты не человек. Как будто то, что у тебя семья в сборе, все здоровы, есть крыша над головой — это не считается.
— Для них не считается, — я положила голову ему на плечо. — У них другие ценности.
— А у Люды вообще какая-то мания, — продолжал Андрей. — Она же весь год пилила его, что у соседей лучше, у подруг богаче. А он вместо того, чтобы что-то изменить, просто приходит к нам за деньгами.
Мы сидели, обнявшись, в тишине квартиры. За окном падал снег, где-то вдали играла музыка, кто-то уже начинал праздновать.
— Они позвонят? — спросила я.
— Не знаю, — честно ответил Андрей. — Может, когда деньги совсем кончатся. Или когда Люда припрёт по-настоящему.
— И что ты сделаешь?
Он помолчал, а потом медленно сказал:
— Помогу. Но не так, как он хочет. Не кредитом для праздника. Если он действительно в беде — помогу. Если голодают — привезу продуктов. Если лекарства нужны — куплю. Но на «икру и красную рыбу, чтоб как у людей» — нет. Это не помощь. Это блажь.
Я обняла его крепче. Мой тихий, добрый Андрей, который всю жизнь тащил на себе младшего брата, наконец начал понимать разницу между помощью и потаканием прихотям.
Новый год мы встретили вдвоем. Никакой икры и дорогих разносолов — простой стол, оливье, шампанское, мандарины. Андрей приготовил мясо по какому-то найденному в интернете рецепту, я сделала свой фирменный овощной салат. Мы смотрели старые комедии, смеялись, целовались под бой курантов.
А на второй день января мне на почту пришло письмо. От Люды. Длинное, истеричное, где она обвиняла меня в разрушении семейных связей, в черствости, в том, что я настроила мужа против брата. Письмо заканчивалось фразой: «Надеюсь, вам будет стыдно, когда мы с Серёжей будем голодать».
Я показала письмо Андрею. Он прочитал, усмехнулся грустно.
— Знаешь, что мне ответил Серёга в ответ на мое сообщение с Новым годом? — он достал телефон, показал переписку.
«Встречаем Новый год у Людкиных родителей. Стол — закачаешься. Икра, рыба, мясо, коньяк. Родственники помогли, не то что некоторые».
— Ну что ж, — сказала я. — Значит, всё у них хорошо.
— Значит, хорошо, — согласился Андрей и удалил Людино письмо. — И у нас тоже хорошо.
И правда было хорошо. Мы лежали на диване, смотрели в окно, где кружил снег. У нас не было долгов. Не было скандалов с родственниками, которых надо ублажать в ущерб себе. Была просто тихая, обычная жизнь двух людей, которые работают, зарабатывают и тратят на себя, не чувствуя вины за то, что не влезли в кредит ради чужого праздника.
