Запах камфоры и застарелого пота въелся в стены квартиры так глубоко, что его не брали ни долгие проветривания, ни дорогие аэрозоли. Вера Павловна ненавидела этот тяжелый дух, но еще больше она презирала собственное бессилие перед ним.
— Вера! — голос из спальни звучал требовательно, с той особой, визгливой ноткой, которая появляется у людей, уверенных в своем священном праве повелевать. — Ты что, оглохла там?
Полотенце выскользнуло из рук и мягко упало на пол, но Вера даже не чертыхнулась.
Она глубоко вздохнула, пытаясь унять сердцебиение, и поспешила в комнату мужа, на ходу поправляя домашнее платье.
Игорь лежал на широкой ортопедической кровати, обложенный подушками, словно восточный падишах на отдыхе. Его ноги, укрытые колючим шерстяным пледом, были вытянуты в струнку и казались совершенно безжизненными.
— Я здесь, Игорек, — тихо произнесла она, подходя к изголовью. — Что случилось?
— Подушка сбилась, — он страдальчески скривился, будто терпел невыносимую пытку. — Мне жестко, Вера. Ты же знаешь, у меня нарушено кровообращение, мне нельзя, чтобы давило на шею.
Вера послушно наклонилась, привычным движением подхватила тяжелую голову мужа и взбила пух. Игорь даже не попытался помочь, всем своим грузным весом наваливаясь на ее уставшие руки. Полгода назад его скрутило прямо на даче, и с тех пор их жизнь превратилась в этот бесконечный марафон.
Врачи в районной больнице тогда долго качали головами, говорили про сложный случай и защемление нервов, которые «на снимках не видно, но клиника налицо».
Вера, работавшая главным бухгалтером, уволилась одним днем, не раздумывая ни секунды. Разве можно думать о квартальных отчетах, когда родной человек, с которым прожито тридцать пять лет, превратился в беспомощного инвалида?
— Воды, — буркнул Игорь, не открывая глаз и не благодаря.
Она метнулась на кухню, набрала стакан и тут же вернулась, боясь не угодить. Он сделал один маленький глоток и демонстративно поморщился, отстраняя руку жены.
— Теплая, я же просил прохладную, ты хочешь, чтобы меня стошнило? — он картинно откинулся на подушки. — Ты все делаешь, чтобы меня извести, тебе в тягость за мной ухаживать, я же вижу.
Это была его любимая пластинка, которую он заводил каждый раз, когда Вера позволяла себе хоть минуту отдыха. Ты хочешь моей смерти, я тебе мешаю, сдай меня в дом престарелых и живи спокойно. Вера чувствовала, как вина липкой паутиной обматывает горло, не давая возразить.
Она ведь и правда иногда уставала так, что хотелось просто выйти на улицу и не возвращаться. Мыть его тяжелое тело, выслушивать бесконечные капризы, бегать за специальным творогом на рынок, потому что магазинный казался ему кислым.
— Ну что ты такое говоришь, Игорек, — Вера осторожно погладила его по плечу. — Ты же мой муж, мы в горе и в радости, помнишь?
— Ладно, хватит лирики, — грубо оборвал он ее порыв. — Сегодня придет Леночка, массажистка, так что подготовь чистые простыни. И уходи по магазинам, нечего тебе тут сидеть.
— В такую погоду? — растерялась Вера, глядя на серые тучи за окном. — Там же ливень собирается.
— Вера! — он открыл глаза, и в них не было ни капли беспомощности. — Леночка сказала, что мне нужен полный покой во время сеанса, твое присутствие меня напрягает. Я стесняюсь своей немощи перед тобой!
Вера понимала: конечно, мужчине стыдно, что жена видит, как чужая женщина мнет его атрофированные мышцы.
Леночка, молодая и румяная медсестра из платной клиники, приходила три раза в неделю и стоила немалых денег. Но Игорь уверял, что после ее сеансов он хотя бы чувствует покалывание в пальцах ног, и это давало надежду.
Она надела старый плащ, взяла зонт и вышла из квартиры, чувствуя себя лишней в собственном доме. Ей было шестьдесят, но в такие моменты она ощущала себя глубокой старухой, чья жизнь уже закончилась.
Неделю спустя Вера почувствовала странное и пугающее недомогание. Сначала она списала зуд и жжение на нервы или на новый стиральный порошок, которым стирала белье мужа. Но симптомы усиливались, появились неприятные ощущения, и игнорировать это стало невозможно.
Сгорая от стыда, она записалась в женскую консультацию, выбрав время, когда там меньше всего людей. Сидеть в коридоре, кутаясь в платок и пряча глаза от молодых девушек, было невыносимо унизительно. В кабинете стоял стойкий медицинский запах, смешанный с ароматом дешевого кофе.
Врач, грузный мужчина с мятым лицом и усталым взглядом, молча взял мазки и велел ждать экспресс-анализа. Эти двадцать минут показались Вере длиннее, чем все последние полгода у кровати мужа. Она перебирала в памяти места, где могла бы подхватить инфекцию: общественный транспорт, поликлиника, чужая ванная?
Когда ее снова позвали, доктор уже что-то быстро писал в карте, даже не глядя на пациентку. Потом он поднял глаза поверх очков, и этот взгляд был оценивающим, тяжелым и неприятным.
— Садитесь, голубушка, — он отложил ручку. — Ситуация у нас, скажем прямо, весьма пикантная.
— Что там, воспаление? — голос Веры дрогнул. — Я где-то простудилась?
Доктор хмыкнул, подвинул к ней листок с результатами, испещренный латинскими терминами и жирными плюсами.
— Воспаление, да, только весьма специфическое. В самой активной фазе, плюс сопутствующий букет.
Вера замерла, чувствуя, как воздух в кабинете становится вязким, словно кисель.
— Это ошибка, — прошептала она помертвевшими губами. — Этого просто не может быть.
— Анализы — вещь упрямая, — равнодушно отрезал врач, брезгливо поморщившись. — Где вы умудрились подцепить такую дрянь в ваши шестьдесят лет?
Щеки Веры вспыхнули так, словно ее ударили наотмашь.
— Доктор, как вы смеете! Я замужем тридцать пять лет, я порядочная женщина!
— Все мы порядочные, пока справку не увидим, — он снова взялся за ручку, выписывая рецепт. — Партнера лечить обязательно, иначе будете гонять инфекцию по кругу до бесконечности.
— У меня нет партнеров! — выкрикнула Вера, и голос ее сорвался на визг. — У меня муж почти полностью парализован, он полгода с кровати не встает, я его с ложечки кормлю! Раз в год пытается супружеский долг отдать. Выходит как-то.
Врач перестал писать и посмотрел на нее уже не с брезгливостью, а с какой-то злой, профессиональной иронией.
— Парализован, говорите? — он постучал ручкой по столу. — Ну, значит, ветром надуло или святым духом, раз вы такая непорочная.
Он подался вперед, и его лицо оказалось слишком близко, нарушая все личные границы.
— Послушайте меня, Вера Павловна, биологию не обманешь, как ни старайся. Эта инфекция бытовым путем не передается: ни через полотенца, ни через рукопожатие, только прямой контакт.
Вера замотала головой, отказываясь верить, но мир вокруг уже начал рушиться.
— Если вы чисты, — жестко припечатал врач, — значит, ваш «парализованный» супруг не такой уж и неподвижный. Или к нему в постель кто-то прыгает, пока вы судно выносите.
Вера вышла из клиники, совершенно не помня, как спустилась по лестнице и оказалась на улице.
В руках она до боли сжимала смятый рецепт, а в ушах набатом звучало: «Не такой уж и неподвижный». Она опустилась на мокрую скамейку в сквере, не замечая холода.
Перед глазами стояла картина: Игорь, требующий закрыть дверь поплотнее. Игорь, выгоняющий ее из дома во время визитов «массажистки» Леночки, якобы стесняясь. Румяная, крепкая Леночка с сильными руками и тот странный сладковатый запах в спальне после ее ухода.
Разрозненные детали, которые Вера раньше отметала, теперь сложились в единую, уродливую и предельно ясную картину. Внутри, там, где раньше жила жалость и забота, начала подниматься холодная, расчетливая ярость. Она встала, отряхнула плащ и решительно направилась в аптеку, а затем — в хозяйственный магазин.
Домой она вернулась уже затемно, когда окна соседних домов светились уютным желтым светом.
В квартире пахло лекарствами и тем самым сладковатым, дешевым парфюмом, которым пользовалась Леночка. Раньше Вера не придавала этому значения, но теперь этот запах бил в нос, как нашатырный спирт.
— Где тебя черти носят?! — раздался привычный крик из спальни. — Я голодный, утку не выносили с обеда, ты решила меня сгноить заживо?
Вера вошла в комнату; Игорь лежал в той же позе мученика, страдальчески закатив глаза к потолку. На тумбочке стояла пустая кружка, хотя Вера точно помнила, что не оставляла ему питья перед уходом.
— Прости, Игорек, — голос Веры звучал ровно, даже слишком спокойно. — Очередь в аптеке была огромная, я тебе новые витамины доставала.
— Какие еще витамины? Мне ничего не надо, кроме покоя и нормального человеческого ухода! — рявкнул он.
Она прошла на кухню, приготовила ужин и накормила его, стараясь не смотреть в бегающие глаза мужа. Каждое его движение, каждый глоток теперь казались ей фальшивыми, наигранными, как в плохом театре. Она видела, как напрягаются мышцы на его «парализованных» ногах, когда он устраивался удобнее, упираясь пятками в матрас.
— Я сегодня очень устала, Игорь, — сказала она, убирая посуду. — Голова раскалывается, выпью лекарство и лягу пораньше, не буди меня.
— Давно пора, — буркнул он, отворачиваясь к стене. — Дверь закрой поплотнее и телефон выруби, чтобы не пищал над ухом.
Вера ушла в свою комнату, громко хлопнула дверью и демонстративно щелкнула выключателем. Она расстелила постель, взбила подушку, но ложиться не стала. Вместо этого она села в кресло в углу, где ее не было видно от двери, и превратилась в слух.
Время тянулось медленно, густо, словно патока, капающая с ложки. Полночь, час ночи — звуки города за окном стихали, уступая место ночному покою. Но в квартире не было покоя, здесь царило напряженное ожидание, готовое взорваться в любой момент.
В половине второго половица в коридоре предательски скрипнула. Вера затаила дыхание, вцепившись пальцами в подлокотники кресла. Шорох повторился, затем послышались тихие, но уверенные шаги — не шарканье больного, а поступь здорового человека.
Щелкнул замок входной двери, впуская кого-то внутрь.
— Ну где ты, мой тигр? — раздался игривый шепот Леночки. — Твоя церберша спит?
— Спит, зараза, я ей сказал двойную дозу выпить, — ответил Игорь низким, бодрым голосом, без тени болезненности. — Проходи, кисуля, коньяк в баре, я сейчас достану.
Вера встала, чувствуя, как внутри все сжимается в тугой пружинистый комок. Она подождала, пока на кухне звякнет стекло бокалов и раздастся характерный хлопок пробки. Когда из кухни донесся веселый женский смех, Вера вышла в коридор.
Свет на кухне горел ярко, резанув по глазам после темноты спальни. Дверь была приоткрыта, и Вера, не церемонясь, распахнула ее настежь ногой.
Увиденное заставило ее замереть на пороге, хотя она была готова ко всему. Ее «парализованный» муж стоял посреди кухни на двух крепких ногах и пританцовывал. В одной руке он держал откупоренную бутылку дорогого коньяка, а другой обнимал за талию «массажистку» Леночку, одетую лишь в короткий халатик.
При виде Веры Леночка взвизгнула и отпрыгнула к холодильнику, прикрываясь руками. Игорь замер, бутылка выскользнула из его пальцев и с грохотом ударилась об пол. Коньяк растекся по линолеуму бурой лужей, мгновенно наполнив небольшую кухню резким запахом спирта.
— Верочка… — прохрипел Игорь, и его лицо мгновенно приобрело землистый оттенок.
Он инстинктивно схватился за край стола и подогнул колени, жалко пытаясь изобразить внезапный приступ.
— Ноги… ноги отпустило… это чудо…
— Чудо, значит? — Вера переступила порог, наступая прямо в лужу коньяка. — А ну встань ровно.
— Вера, ты не понимаешь, это шоковая методика! Лена разработала новую систему… — заблеял он.
— Я сказала: встань ровно! — рявкнула она так, что Леночка вжалась в дверцу холодильника.
Игорь выпрямился, стоя перед женой в растянутой майке и семейных трусах, с обвисшим животом. Он выглядел жалким, смешным и до тошноты омерзительным в своей лжи.
Вера перевела тяжелый взгляд на любовницу мужа.
— А ты, деточка, одевайся, и чтобы через минуту твоего духу здесь не было.
— Я… у меня вещи в спальне… — пролепетала девица, трясясь мелкой дрожью.
— Плевать, вон отсюда как есть, в халате, — Вера сделала шаг вперед.
Леночка пискнула, схватила свою сумочку с подоконника и метнулась в коридор, едва не сбив Веру с ног. Хлопнула входная дверь, и Игорь остался один на один со своей «сиделкой». Он переминался с ноги на ногу, пряча глаза, как нашкодивший школьник.
А Вера смотрела и видела перед собой не мужа, а паразита, который полгода пил ее жизнь.
— Вера, ну давай поговорим спокойно, — заныл он, снова включая привычный тон жертвы. — Бес попутал, ну захотелось мужику ласки, ты же вся в заботах. А ноги… ну да, стало лучше, хотел сюрприз сделать к юбилею.
— Сюрприз удался, — кивнула Вера и достала из кармана халата смятый листок.
Она швырнула рецепт ему в лицо, и бумажка, порхая, опустилась на мокрый пол.
— Что это? — он скосил глаза.
— Это твой диагноз, Игорек, и мой заодно. Свежая, активная гонорея, которую я, оказывается, подцепила в свои шестьдесят.
Игорь покраснел так густо, что казалось, сейчас у него из ушей пойдет пар.
— Это… это ошибка… это в больнице инструменты грязные…
— Заткнись, — устало, но твердо сказала Вера. — Просто заткнись, у тебя есть пять минут, чтобы одеться и убраться из моей квартиры.
— Ты не имеешь права! — взвизгнул он. — Куда я пойду ночью, я больной человек!
— Ты здоровый конь, Игорь, ты только что стоял и плясал. А квартира эта — моих родителей, ты здесь никто, забыл?
— Я никуда не пойду, вызывай полицию, судись! — он попытался принять угрожающую позу.
Вера усмехнулась, и эта усмешка испугала его больше крика.
— Полицию? Хорошо, я скажу им, что ты симулировал инвалидность, чтобы получать пособие, а это мошенничество. И всему твоему «клубу рыболовов» расскажу, как ты заставлял жену судно выносить, пока сам с девками развлекался.
Игорь побледнел окончательно: репутацию среди друзей он берег больше чести.
— Ты ведьма, — прошипел он, пятясь к двери. — Какая же ты тварь, Вера, я полгода мучился…
— Время пошло, — она демонстративно посмотрела на настенный календарь.
Игорь метнулся в спальню, и Вера слышала, как он лихорадочно гремит ящиками, сбрасывая вещи в сумку. Он выбежал в коридор через четыре минуты, в брюках наизнанку и куртке нараспашку.
— Ты пожалеешь! — крикнул он с порога, брызгая слюной. — Приползешь еще, кому ты нужна, старуха!
— Ключи, — Вера просто протянула ладонь.
Он с ненавистью швырнул связку на пол, выругался и выскочил на лестничную площадку. Вера спокойно подняла ключи, закрыла дверь на два оборота и накинула цепочку. Затем она вернулась на кухню, взяла тряпку — любимую футболку Игоря со спинки стула — и бросила ее в лужу коньяка.
Эпилог
На следующий день Вера вызвала мастера и сменила замки на более надежные. Потом она позвонила в службу дезинфекции и заказала полную обработку квартиры, пояснив диспетчеру, что нужно избавиться от паразитов. Она не плакала; слезы высохли еще вчера, оставив после себя лишь стерильную чистоту восприятия.
Ортопедическую кровать забрали к вечеру — молодые ребята купили ее для своей больной бабушки.
Когда мебель вынесли, в спальне образовалась непривычная пустота, но она не пугала, а обещала свободу. Здесь лежал ее крест, ее тридцатипятилетний брак и ее наивные иллюзии, и теперь все это исчезло.
Вера открыла окно настежь, впуская в комнату холодный осенний воздух, пахнущий мокрыми листьями.
Она подошла к зеркалу: на нее смотрела уставшая женщина с темными кругами под глазами, но в этом взгляде больше не было тоски загнанного зверя.
Игорь звонил много раз: сначала с угрозами, потом с пьяными мольбами, но Вера просто занесла его номер в черный список. Заявление на развод она уже подала через интернет, приложив скан справки из диспансера как единственное и исчерпывающее объяснение.
Вечером она заварила себе свежий чай с чабрецом — крепкий и ароматный, именно такой, какой любила она сама. Она налила напиток в нарядную фарфоровую чашку, которую муж всегда запрещал брать, опасаясь, что она ее разобьет.
В квартире не было ни звука, но это отсутствие шума больше не давило на плечи, оно обнимало и успокаивало.
Вера сделала глоток, чувствуя, как тепло разливается по телу, и посмотрела на пустой угол, где раньше стоял ненавистный фикус мужа. Завтра она купит туда пальму или вообще заведет собаку, ведь теперь кислорода в этом доме хватит на двоих.
