Жанна не узнавала собственную мать. Куда делась заботливая женщина, которая когда-то штопала ее колготки и пекла пироги с капустой?
Сейчас вместо нее сидела холеная дама с идеальной укладкой и стервозным блеском в глазах.
Господи, неужели это действительно ее мать?
— Мам, — голос Жанны предательски дрогнул, — какие у меня могут быть миллионы? У меня ипотека, ты же знаешь.
— Вот именно! — Татьяна Яковлевна взмахнула руками. — У тебя есть собственная квартира! А что есть у меня? Я всю жизнь на тебя положила, живу в старой хрущевке, а ты шикуешь.
В висках Жанны застучало. Эта песня была старой как мир — вечное мамино «да я ради тебя».
— Мам, давай начистоту. Тебе нужны деньги для Марата?
Мать вспыхнула, словно спичка:
— При чем тут он?! Не смей трогать Марата — он единственный, кто меня понимает!
Жанна горько усмехнулась:
— Единственный? А как же папа? Он, значит, тебя не понимал?
— Твой отец, — процедила Татьяна Яковлевна сквозь зубы, — был редкостным занудой. Тридцать лет в одном НИИ, в одном кабинете, с одной зарплатой…
— Зато не альфонс!
— Замолчи!
Женщина вскочила с места, лицо ее пошло красными пятнами. — Ты такая же, как он! Вечно учите меня жить! А я имею право на счастье! На красивую жизнь! На любовь, в конце концов!
Жанна похолодела. Вот оно что. Не в деньгах дело.
— Мам, тебе шестьдесят два…
— И что? — мать выпрямилась, расправила плечи. — Да, я не молодуха какая-нибудь, но думаешь, в моем возрасте уже поздно начинать новую жизнь?
Жанна промолчала. А что тут скажешь? Кризис среднего возраста случается у всех. Но у мамы он явно затянулся и мутировал во что-то страшное.
— Марат моложе тебя на двадцать лет, — тихо напомнила родительнице Жанна, — Ты правда веришь, что он…
— Да, верю! — тут-же закричала Татьяна. — И знаешь что? Он хотя бы не попрекает меня каждым шагом! Не читает морали! Не напоминает, что я кому-то что-то должна!
— А я тебе напоминаю?
Жанна встала, чувствуя, как внутри закипает что-то темное и горькое.
— Когда это я тебя попрекала? Может, когда ты пропала на две недели в Турции с этим своим хлыщом, а я валялась с воспалением легких? Или когда ты продала папину библиотеку, чтобы купить себе шубу?
Татьяна Яковлевна побледнела:
— Не смей! Ты не понимаешь…
— Чего я не понимаю? Что ты променяла нашу семью на дешевый гламур? Что тебе важнее бахвальство в соцсетях чем…
Звук пощечины прозвучал как выстрел. На щеке Жанны отпечатался красный след, а мать смотрела на свою руку так, будто видела ее впервые.
— Доченька… прости… я не хотела…
Жанна молча взяла сумку. В горле ее стоял ком размером с планету.
— Уходишь? — голос матери стал жалобным. — Вот так просто бросаешь мать?
— Это ты нас бросила, мам. Давно уже.
На улице моросил дождь. Жанна шла, не разбирая дороги, а в ушах звенели мамины слова. «Имею право на счастье».
А они с папой, значит, мешали ее счастью? Тридцать лет совместной жизни — и все коту под хвост из-за какого-то проходимца?
Телефон разрывался от маминых звонков. Потом пошли сообщения:
«Дочка, прости»
«Давай поговорим»
«Ты все неправильно поняла»
«Марат правда любит меня.
Жанна остановилась возле витрины магазина.
Из стекла на нее смотрела зареванная тридцатилетняя тетка — копия мамы в молодости. Те же глаза, те же губы… Господи, неужели и она когда-нибудь так же сойдет с ума? Променяет все настоящее на мишуру и фальшивые обещания?
Вечером Жанне позвонил отец, Олег Михайлович.
— Привет, малыш. Как ты?
— Нормально.
Жанна пыталась говорить ровно, но голос предавал.
— Пап, ты знаешь про маму и этого… Марата?
Отец ответил после минутного молчания:
— Знаю. Она прислала фотографии с их отдыха. Красивая стала, помолодела…
— Пап, ты что, одобряешь?!
— Нет, конечно. Но и осуждать не берусь. Знаешь, в нашем возрасте иногда так хочется доказать себе, что жизнь не кончена…
— За счет других?
— За счет себя, прежде всего, — мужчина вздохнул. — Твоя мама всегда была… импульсивной. Помнишь, как она в сорок лет решила стать рок-певицей?
Жанна невольно улыбнулась. Еще бы не помнить — три месяца весь подъезд слушал ее вокальные упражнения.
— Но это другое, пап. Тогда она хотя бы оставалась собой. А сейчас… будто подменили человека.
— Знаешь, что самое страшное? — папин голос стал глуше. — Она ведь действительно счастлива. Пусть это иллюзия, мираж, но она светится изнутри. Я за тридцать лет не видел ее такой… окрыленной.
Жанна закусила губу. В горле ее снова встал горький ком.
— Пап, а ты? Как же ты?
— А что я? — отец невесело усмехнулся. — Работаю. Недавно грант выиграл на исследования. Вечерами с внуком вожусь — спасибо твоей сестре. Представляешь, он уже читать научился!
Точно. Лешка же ходит к деду после продленки. Папа помогает с уроками, пока Танька на работе.
— Слушай, пап… может, ко мне переедешь? У меня места хватит.
— Спасибо, малыш. Но я как-то привык к своей берлоге. Да и внук…
В трубке что-то зашуршало.
— Ой, извини, вторая линия. Это… мама звонит.
— Не бери трубку! — вырвалось у Жанны.
— Нельзя так, дочь, — отец помолчал. — Она все-таки мать твоя. И моя… почти бывшая жена.
— Почти?
— Заявление еще не подавали. Она говорит — торопиться некуда…
Внутри Жанны все похолодело. Ну конечно! Марату же нужны деньги матери. А развод — это раздел имущества…
— Пап, будь осторожен. Этот хмырь…
— Да знаю я все, — перебил папа, — Думаешь, не навел справки? Три ходки за мошенничество, фиктивный брак в Турции…
— И ты молчал?!
— А смысл? Ты же ее знаешь — чем больше запрещаешь, тем сильнее упрется. Пусть наиграется…
— Пока все деньги не профукает?
— Деньги — дело наживное. Главное, чтобы душу не потеряла.
После разговора с отцом Жанна долго сидела в темноте. За окном шумел дождь, на экране телефона мигали уведомления о новых сообщениях от мамы.
«Давай встретимся»
«Мне так плохо без тебя»
«Доченька, я все объясню»
А что тут объяснять? Женщина в поисках последней любви решила тряхнуть стариной. Классический сюжет. Вот только…
Жанна открыла фотографию, сделанную год назад. Новый год, вся семья вместе — мама, папа, Жанна, Танька с мужем и Лешкой. Мать в своем любимом синем платье смеется, глядя на папу. Он только что рассказал очередную байку из своей научной жизни. Обычный вечер обычной семьи.
Кто же знал, что через год все рассыплется, как карточный домик? Что мама променяет уютные посиделки на пафосные рестораны, а папины байки — на сладкие речи альфонса?
Телефон снова зазвонил. На этот раз сестра.
— Ты представляешь, она заявилась ко мне! — голос Таньки звенел от возмущения. — Вся такая расфуфыренная, на каблучищах. Лешка аж рот открыл — никогда бабушку такой не видел.
— И что хотела?
— А то ты не знаешь! — фыркнула сестра. — Деньги, конечно. У тебя, говорит, просила — ты отказала. А я, мол, всегда была любимой доченькой…
— И ты?
— А я ей прямо сказала — катись колбаской, дорогая мамочка! У меня ипотека, ребенок, муж на двух работах пашет. Не до твоих романтических приключений!
Жанна вздохнула. Танька всегда была прямолинейной, как рельса. Может, потому и замуж удачно вышла, и в жизни устроилась? Никаких метаний, никаких компромиссов.
— Знаешь, что она мне выдала? — продолжала сестра. — «Вы с отцом мне всю жизнь сломали! Я могла петь в опере, могла стать моделью, могла…»
— Могла стать космонавтом, — закончила Жанна. — А стала лучшей мамой на свете. Была ею, по крайней мере.
— Вот именно — была, — Танька шмыгнула носом. — Слушай, а может она того? Крыша едет? Климакс там, гормоны…
— Не знаю, — Жанна потерла виски. — Папа говорит — просто хочет почувствовать себя молодой.
— За наш счет?
— За счет всех. Включая себя.
В трубке что-то грохнуло, Танька чертыхнулась:
— Лешка! Немедленно слезь с подоконника! Извини, сестренка, тут форс-мажор. Созвонимся.
Жанна посмотрела на часы — почти полночь. Завтра на работу, надо бы лечь… Телефон снова тренькнул. Мама прислала голосовое сообщение.
Включать или нет? С одной стороны, сил больше нет слушать её оправдания. С другой — а вдруг случилось что-то серьезное?
Нажала «воспроизвести». И замерла — в динамике раздавались всхлипы.
— Доченька… прости меня… я такая дура… Марат… он… — мамин голос прервался рыданием.
Сердце ёкнуло. Что этот подонок с ней сделал?
— Он меня бросил! — выкрикнула мама. — Сказал… сказал, что я старая истеричка! Что достала его своей любовью! А я… я ведь правда думала…
Жанна схватила ключи и помчалась к двери. По дороге набрала папу:
— Она у себя? Срочно езжай туда! Я тоже еду!
В мамину квартиру Жанна с отцом приехали одновременно. Жанна никогда не видела мать такой — та сидела в темноте, ненакрашенная, в старом халате.
— Знаете, — она подняла на нас покрасневшие глаза, — а ведь я только сейчас поняла, какое счастье у меня было. Просто не ценила.
Олег Михайлович молча поставил чайник. Жанна достала мамино любимое варенье из кладовки.
— Помнишь, — Татьяна взяла дочь за руку и слабо улыбнулась, — как мы его варили прошлым летом? Всей семьей на даче…
— А Лешка все ягоды с куста объел, — подхватила Жанна. — И живот потом болел.
— Зато сколько было радости! — Татьяна Яковлевна промокнула глаза платком. — А теперь что?
Олег Михайлович осторожно вмешался в разговор:
— Дача хоть цела?
Татьяна Яковлевна опустила голову:
— Цела. Я соврала тебе тогда про продажу. Не смогла я ее продать. Там же каждый куст был твоими руками посажен.
Чай пили в полной тишине. За окном занимался рассвет — робкий, неуверенный, как мамина улыбка.
Татьяна Яковлевна вдруг предложила:
— Знаете что? Поехали на дачу? Прямо сейчас. Там, наверное, все заросло…
— Сорняки повыдергаем, — кивнул Олег Михайлович.
Жанна идею подхватила:
— И крыжовник уже поспел.
— И варенье сварим, — Татьяна Яковлевна встала. — Только… можно я переоденусь? Эти модные тряпки уже поперек горла.
Через час уже ехали по пустому утреннему шоссе. Мать дремала на заднем сиденье, укрывшись своей старой курткой.
— Пап, — шепнула Жанна, — а ты правда ее простил?
Олег Михайлович посмотрел в зеркало заднего вида:
— Знаешь, дочь, иногда нужно заблудиться, чтобы понять, где твой настоящий дом.
Вечером Жанна позвонила сестре Тане:
— Привет! Приезжайте с Лешкой на дачу. У нас тут крыжовник поспел…
Жизнь постепенно возвращалась в свое русло. Татьяна сменила яркий маникюр на любимое вязание. Олег отремонтировал крышу на даче. А фотографии с хэштегом #счастливаяженщина исчезли из всех маминых соцсетей. Появились другие — с внуком, с корзиной грибов, с банками варенья.
Настоящие.
Жанна подумала: может, этот мамин «кризис» произошел кстати? Чтобы все могли понять главное — семья не в глянцевых фото и дорогих нарядах. Она в мелочах — в совместных чаепитиях, в утренних звонках, в способности прощать и принимать друг друга такими, какие есть.
А недавно мать ей сказала:
— Знаешь, доченька, я наконец-то поняла, что такое настоящее счастье. Это когда не нужно никому ничего доказывать. Просто живешь и радуешься каждому дню.
Жанна почему-то сразу поверила — теперь у них все наладится.
