— Лен, сделай кофе, а? Только крепкий, как смола. Голова сейчас лопнет.
Елена не повернула головы. Она продолжала смотреть в свой монитор, где ровными рядами застыли цифры квартального прогноза. Утренний гул опенспейса, состоящий из щелчков мышек, мерного гудения системных блоков и тихих разговоров у кулера, казалось, обтекал их два стола, создавая островок вязкого, наэлектризованного молчания. Она чувствовала его присутствие спиной, каждой клеткой кожи. Чувствовала тонкий шлейф вчерашнего коньяка, который не смог перебить даже убойный мятный ополаскиватель, и запах несвежей рубашки.
Павел тяжело опустился в своё кресло, которое жалобно скрипнуло под его весом. Он шумно выдохнул, демонстрируя всему миру степень своих страданий. Елена знала эту программу наизусть. Сейчас он будет несколько минут смотреть в погасший экран, собираясь с силами, потом включит компьютер, поморщится от яркости и начнёт имитировать бурную деятельность, открывая и закрывая одни и те же папки.
— Ты вчера видела, как «наши» сыграли? Кошмар. Я так переволновался, пришлось немного снять стресс, — он попытался пошутить, но голос прозвучал сипло и неубедительно.
Она молчала. Её пальцы замерли над клавиатурой. Она знала, что он лжёт. Вчера не было никакого футбола. Вчера он, судя по историям в соцсетях их общего знакомого, до двух часов ночи «снимал стресс» в караоке-баре в компании двух визгливых девиц. Она уже почистила его почту от утреннего спама и ответила на два срочных письма, которые требовали реакции ещё с вечера. Она делала это на автомате, как санитар, убирающий грязь за немощным больным. Но что-то в ней уже давно перестало быть сочувствующим и понимающим. Оно стало холодным и твёрдым, как кусок льда в груди.
— Ленусь, выручай, — его голос стал заискивающим, вкрадчивым. Он пододвинул своё кресло ближе. — Тут от Игоря Петровича задача прилетела. Отчёт надо сделать. Срочно, горит, сама понимаешь. А у меня вообще башка не варит, цифры перед глазами плывут. Сделай, а? Ты же в нём как рыба в воде.
Это было оно. Тот самый отчёт, над которым она корпела две недели, собирая аналитику по крупицам, а ему оставалось лишь свести финальные данные в презентацию. Задание на два часа для трезвого человека. Неделя каторги для него в его нынешнем состоянии.
Елена медленно повернулась. Она посмотрела ему прямо в лицо. Не в глаза, в которых сейчас, как в мутном омуте, плавала усталость и похмельная тоска, а на всё лицо целиком: на одутловатые, с сероватым оттенком щёки, на мелкую сетку красных прожилок в белках глаз, на дёргающийся уголок губ. Она смотрела на него так, как энтомолог смотрит на пришпиленное к картону насекомое. Без ненависти. Без жалости. С холодным исследовательским интересом.
— Я больше не буду прикрывать тебя перед начальством! Ты либо бросаешь пить, либо завтра же пишешь заявление по собственному! Я устала тащить на себе и работу, и тебя, вечно пьяного!
Павел на секунду опешил. А потом его лицо исказила кривая усмешка. Он принял её слова за очередную сцену, за женский каприз, который нужно просто перетерпеть.
— Лен, ну не начинай, голова и так трещит. Сделаешь отчёт за меня, а я в долгу не останусь. Вечером свожу тебя в тот ресторанчик, помнишь?
Он протянул руку, чтобы коснуться её плеча, но она отодвинулась ровно на столько, чтобы его пальцы встретили пустоту. Этот жест был коротким, почти незаметным, но в нём было больше окончательности, чем в любой пощёчине.
Елена ничего больше не сказала. Она просто отвернулась и снова уставилась в свой монитор. Её спина была идеально прямой. Павел решил, что она согласилась. Что буря миновала, как и десятки раз до этого. Он облегчённо откинулся на стуле, предвкушая ещё один день, который для него пройдёт в блаженном безделье за чужой счёт. Он не видел её лица. Не видел, как её пальцы, не дрогнув, создали на рабочем столе новую папку и назвали её одним коротким словом: «Доказательства».
Павел, успокоенный её молчанием, которое он по своей привычной самонадеянности принял за капитуляцию, развернул кресло обратно к своему столу. Он с наслаждением потянулся, так что хрустнули позвонки, и открыл вкладку с автомобильным сайтом. Ещё один пожар потушен её руками. Можно было расслабиться и посвятить утро приятным вещам — например, выбору нового комплекта литых дисков. Он был так поглощён этим занятием, что не замечал ничего вокруг. Он не видел, как ровно и неподвижно сидит Елена, как её лицо, отражаясь в тёмном экране монитора, напоминает застывшую маску.
Она не чувствовала ни злости, ни обиды. Эти эмоции выгорели дотла за последние месяцы, оставив после себя лишь холодную, твёрдую пустоту и кристальную ясность цели. Её руки не дрожали. Её пальцы двигались с выверенной точностью хирурга, выполняющего сложную, но давно изученную операцию. Двойной щелчок по иконке на рабочем столе. Папка с названием «Доказательства».
Эта папка была её личным архивом унижений, её страховкой на случай, если её терпение однажды иссякнет. Она собирала этот материал неспешно, почти механически, на протяжении полугода. Каждый раз, когда он просил прикрыть его перед начальством. Каждый раз, когда он хвастался в их личной переписке, как ловко «продинамил» встречу с клиентом, потому что не мог встать с постели. Каждый раз, когда он, пьяный и откровенный, писал ей оскорбительные вещи про их коллег и руководство. Она просто делала скриншот. Без эмоций. Как коллекционер бабочек насаживает на булавку очередной экземпляр.
Вот сообщение двухнедельной давности: «Ленк, скажи Петровичу, что я в налоговой застрял. Сам в хлам, еле пишу». Рядом — его фотография из бара, сделанная через десять минут после этого сообщения. А вот целая россыпь голосовых, где он, икая, рассказывает, какой их начальник «старый маразматик» и как он «в гробу видал эти отчёты». А вот его план, как получить больничный на неделю после майских праздников, с подробным описанием симуляции пищевого отравления.
Она методично отобрала самые убийственные файлы. Десять скриншотов. Четыре коротких аудиосообщения. Она не перечитывала и не переслушивала их. Она знала их содержание наизусть. Затем она открыла почтовую программу. Создать новое письмо. В поле «Кому» она без колебаний вбила адрес Игоря Петровича, их прямого начальника. В поле «Копия» — общий адрес рассылки их отдела. Все двадцать четыре человека. Чтобы никто не остался в неведении. Чтобы не было шанса замять, спустить на тормозах, решить «по-тихому».
Тема письма: «Отчёт по проекту и сопутствующие материалы».
Тело письма она оставила пустым. Слова были излишни. Файлы говорили сами за себя. Она прикрепила их один за другим, наблюдая, как синие полоски загрузки заполняются до конца. Вся его карьера, их отношения, его репутация — всё это теперь сжалось до двенадцати мегабайт цифрового компромата.
Её палец замер над левой кнопкой мыши. Она бросила последний, короткий взгляд на Павла. Он улыбался, разглядывая на экране хромированный блеск диска. Он ничего не подозревал.
Щелчок был тихим, почти неразличимым в общем гуле офиса, но для неё он прозвучал оглушительно. Письмо ушло. Операция была завершена.
Первый звук, возвестивший о начале конца, раздался на компьютере самого Павла. Короткое, бодрое уведомление о новом письме. Он поморщился, не отрывая взгляда от блестящего каталога дисков. Ещё один спам, не иначе. Но следом точно такой же звук, только чуть тише, донёсся со стола Кати из бухгалтерии. Потом — со стола Сергея, их тимлида. И ещё. И ещё. По опенспейсу прокатилась короткая волна электронных сигналов, похожая на перекличку. Обычный утренний гул в офисе на мгновение споткнулся, изменил свою тональность. Разговоры у кулера стали тише. Стук клавиатур прекратился.
Павел лениво повёл мышкой и кликнул на всплывшее окно. Тема «Отчёт по проекту и сопутствующие материалы» его не насторожила. Он даже испытал укол благодарности. Ленка, умница, уже всё сделала и прислала ему на проверку, чтобы он мог потом переслать начальству от своего имени. Как всегда. Он открыл письмо. Пустое белое поле. А под ним — ряд иконок-вложений. Jpeg, jpeg, jpeg, mp3… Он непонимающе нахмурился. Зачем картинки в отчёте?
Он кликнул на первый файл. Изображение развернулось на весь экран. Это был скриншот его переписки с Еленой. Чёрным по белому, его собственными словами: «Ленк, скажи Петровичу, что я в налоговой застрял. Сам в хлам, еле пишу». Павел почувствовал, как холодная игла уколола где-то под рёбрами. Он судорожно закрыл картинку и открыл вторую. Его пьяная физиономия из бара, снятая в тот самый «налоговый» день. Третья. Четвёртая. Оскорбления в адрес начальника, хвастовство обманутыми клиентами, циничные шутки про коллег. Его тайная, грязная изнанка жизни, аккуратно препарированная и выложенная на всеобщее обозрение.
Воздух вокруг него будто стал густым и тяжёлым, его стало трудно вдыхать. Он чувствовал на себе взгляды. Не прямые, а скользящие, боковые. Он слышал, как кто-то рядом тихо кашлянул. Как Сергей, их тимлид, медленно снял очки и начал протирать их салфеткой, не сводя глаз с монитора. Как Катя из бухгалтерии прикрыла рот рукой. Никто ничего не говорил. Но это молчание было оглушительным. Оно давило, вжимало его в кресло. Весь его мир, такой уютный и понятный ещё пять минут назад, рушился в абсолютной тишине.
Он медленно, как во сне, повернул голову. Елена сидела на своём месте. Она не смотрела на него. Она спокойно закрывала крышку своего ноутбука, отключала его от сети и убирала в сумку. Её движения были плавными и экономичными, как у человека, который собирается домой после обычного рабочего дня.
— Ты… — выдохнул он. Слово застряло в горле, превратившись в хриплый, бессмысленный звук.
Она подняла на него глаза. В них не было ни триумфа, ни злорадства, ни сожаления. Ничего. Абсолютная, выжженная пустота. Словно она смотрела не на человека, с которым делила постель и рабочие проекты, а на неодушевлённый предмет, на пустое место.
Она встала, повесила сумку на плечо.
— Я свой выбор сделала. Теперь делай свой, — её голос прозвучал ровно и спокойно, но его услышали все в наступившей мёртвой тишине офиса.
И она пошла к выходу. Не быстро и не медленно. Ровным, уверенным шагом. Коллеги перед ней инстинктивно съёживались, вжимались в кресла, отводили взгляды, словно боясь коснуться её. Она прошла мимо них, как ледокол сквозь тонкий лёд. Дверь за ней закрылась с тихим, мягким щелчком. И только тогда Павел смог наконец-то вдохнуть.
Вечер упал на город липкой, душной темнотой. В квартире Павла горела только одна лампа под пыльным абажуром, выхватывая из полумрака стол, заставленный грязной посудой, и почти пустую бутылку виски. Разговор с Игорем Петровичем был коротким. Никаких обвинений, никаких разбирательств. Просто ледяное предложение написать заявление «по соглашению сторон», чтобы не портить трудовую книжку статьёй. Павел подписал, не читая. Весь день он провёл в тумане, который к вечеру, смешавшись с алкоголем, стал плотным и удушливым. Он снова и снова прокручивал в голове сцену в офисе: тишину, десятки осуждающих взглядов и её спокойную, прямую спину, удаляющуюся к выходу. Он не понимал. Не мог понять, как всё это могло случиться.
Резкий, настойчивый звонок в дверь заставил его вздрогнуть. Он не ждал никого. Друзья, узнав о случившемся, ограничились короткими сочувственными сообщениями и тактично исчезли с радаров. Он поплёлся к двери, шаркая тапочками по липкому полу. Посмотрел в глазок и замер. За дверью стояла Елена.
Он рывком открыл замок. Она стояла на пороге — свежая, спокойная, в лёгком плаще, словно только что с приятной прогулки. От неё пахло дорогим парфюмом и ночной прохладой, и этот запах ворвался в спертый воздух его квартиры как нечто инородное, враждебное.
— Что тебе ещё нужно? — его голос был хриплым, пропитым. — Пришла забрать свои вещи? Забирай. И проваливай.
Она сделала шаг внутрь, и ему пришлось отступить. Она не стала разуваться. Прошла в комнату, окинула взглядом царящий там хаос. Её лицо не выражало ни брезгливости, ни сочувствия.
— Я не за вещами, — сказала она так же ровно, как и утром в офисе.
— Тогда за чем? — он почти кричал. — Посмотреть, как ты меня уничтожила? Полюбоваться своей работой? Ты довольна? Ты сломала мне всё! Карьеру, жизнь! Из-за чего? Из-за того, что я отчёт тебя попросил сделать?
Он ожидал чего угодно: ответных обвинений, слёз, истерики. Но она просто смотрела на него. И в этом взгляде было что-то новое. Не пустота, а холодное, расчётливое любопытство.
— Ты действительно думаешь, что всё это из-за какого-то отчёта? Из-за твоего пьянства? — она тихо усмехнулась. Усмешка была лёгкой, почти незаметной, и оттого ещё более страшной. — Паша, ты такой наивный. Твоё пьянство — это просто симптом. Удобный повод.
Он непонимающе смотрел на неё, пытаясь уловить смысл её слов сквозь алкогольный туман.
— О чём ты говоришь?
— Я говорю о том, что Игорь Петрович очень не любит неэффективных сотрудников. Он давно хотел от тебя избавиться, но ты, как назло, ничего серьёзного не творил. Просто тихо гнил на своём месте, создавая проблемы. Нужен был повод. Громкий, публичный, не оставляющий тебе ни единого шанса.
Холод, который утром лишь уколол его под рёбрами, теперь разлился по всему телу, сковывая движения.
— При чём здесь Петрович?
Елена сделала ещё один шаг к нему. Теперь их разделяло не больше метра. Она смотрела ему прямо в глаза, и он впервые увидел в них что-то, кроме льда — тёмное, хищное удовлетворение.
— А при том, что Игорь Петрович ещё больше не любит, когда кто-то другой спит с его женщиной. Даже если эта женщина делает это по его же просьбе, чтобы держать под контролем такого идиота, как ты.
Время для Павла остановилось. Все звуки исчезли. Он видел только её губы, произносящие эти слова. Картина сложилась. Их «случайное» знакомство на корпоративе год назад. Её внезапная симпатия. Её готовность всегда помочь, всегда прикрыть. Её доступ к его перепискам, его компьютеру, его жизни. Он был не просто уволенным алкоголиком. Он был пешкой в чужой, непонятной и унизительной игре. Его использовали и выбросили с такой же лёгкостью, с какой выкидывают использованный бумажный стаканчик.
Он хотел что-то сказать, закричать, ударить. Но не смог. Внутри него всё умерло. Осталась только звенящая, выжженная пустота. Он просто стоял и смотрел на неё, а она смотрела на него.
— Вот теперь всё, — тихо сказала она, словно ставя точку в длинном предложении. — Я просто хотела увидеть твоё лицо в этот момент.
Она развернулась и так же спокойно пошла к выходу. Дверь за ней закрылась. Мягкий щелчок замка прозвучал в мёртвой тишине квартиры как выстрел. Последний. Контрольный…
