— Ну, за юбилей! — провозгласила свекровь, Тамара Павловна, поднимая бокал. — Десять лет — это вам не шутки.
Илья, сынок, ты у меня молодец, настоящим мужчиной стал. А тебе, Кирочка, терпения желаю. С нашим-то семейным характером оно ой как нужно.
Она улыбнулась так, что в уголках глаз собрались мелкие, острые морщинки. Улыбка хищника, довольного своей клеткой и ее обитателями.
Я сцепила под столом пальцы до боли в костяшках. Десять лет. И каждое поздравление от его семьи звучало как снисходительное похлопывание по плечу с одновременным пинком под колено.
— Мама, мы вообще-то оба молодцы, — мягко, но с нажимом поправил муж, Илья, и ободряюще сжал мою руку под столом.
— Ой, да кто бы спорил, — отмахнулась золовка Марина, лениво вертя в пальцах ножку бокала. — Кира у нас вообще героиня. И дом на себе тянет, и ужин на двадцать персон к юбилею в одиночку приготовила, и еще своими куклами этими… играется.
Она произнесла слово «играется» с легким, едва уловимым презрением, которое я научилась распознавать за версту.
Мои игрушки. Мое маленькое дело, которое я выстраивала по крупицам бессонными ночами, пока все спали.
— Кстати, про кукол, — оживилась Марина. — Кир, тут такое дело. У моей Катюши в гимназии благотворительная ярмарка намечается.
Нужно же детям из приюта помогать, правильно? Святое дело. Сделай штук пятьдесят своих заек. Тебе же для хорошего дела не жалко?
Я медленно подняла на нее глаза. Пятьдесят. Это не просто месяц кропотливой работы. Это сорванные сроки по трем крупным заказам.
— Марин, это не так быстро делается, — вмешался Илья, его голос стал жестче. — У Киры заказы на два месяца вперед расписаны, она спит по четыре часа.
— Заказы? — искренне удивилась Тамара Павловна, отставляя бокал. — Какие заказы, сынок? Кто эти поделки покупает? Кира же для души этим занимается, от скуки. Сидит дома, не работает…
Ее слова повисли в воздухе, густые и липкие, как патока. Каждое из них било наотмашь. «Сидит дома», «не работает», «от скуки». Десять лет я слышала эти три клейма.
— Я бы с радостью помогла, Марина, но пятьдесят штук — это физически невозможно, — мой голос прозвучал глухо, будто чужой.
— Ну почему сразу невозможно? — надула губы золовка. — Ты же все равно ничего не делаешь целыми днями. Ну, кроме готовки и стирки. А тут — престиж семьи! Все увидят, какая у брата жена рукодельница. Не просто так его хлеб ест.
Я посмотрела на мужа. Он был готов взорваться, я видела это по напрягшейся скуле и потемневшим глазам.
Но я знала, что будет дальше. Скандал, крики, а потом Тамара Павловна схватится за сердце. Сценарий, отработанный годами.
Именно поэтому я всегда молчала. Ради него. Ради хрупкого мира в этой семье, который, как я теперь понимала, держался исключительно на моем унижении.
— Знаешь, Марина, а ведь ты права, — произнесла я неожиданно громко.
Все взгляды мгновенно обратились ко мне. Даже Илья посмотрел с удивлением.
— Я действительно трачу деньги твоего брата. — Я сделала паузу, наслаждаясь эффектом. — Каждый месяц. Когда оплачиваю аренду его офиса.
Первой рассмеялась Марина. Громко, нарочито, запрокинув голову.
— Кир, ты у плиты перегрелась? Какого офиса? У Илюши дела отлично идут, он сам кому хочешь аренду оплатит. Что за сказки?
— Я не рассказываю сказки, — спокойно ответила я, глядя ей прямо в глаза. Я больше не отводила взгляд. — У Ильи возникли серьезные трудности полгода назад. Партнер подвел, крупный контракт сорвался. И чтобы его фирма осталась на плаву, понадобились деньги. Мои деньги.
Тамара Павловна поставила бокал на стол с таким стуком, что по скатерти пошла влажная дорожка.
— Что ты несешь? Илья! Что она такое говорит? Ты позволил ей унижать себя? Говорить, что она тебя содержит?
Муж тяжело вздохнул и накрыл мою руку своей. Его ладонь была теплой и сильной.
— Мама, Кира говорит правду. Ее помощь была… неоценимой. Без нее я бы уже объявлял о банкротстве. Я собирался вам рассказать, но позже, когда все наладится.
Лицо свекрови побагровело. Она смотрела то на сына, то на меня, и в ее взгляде плескалась ярость, смешанная с обидой.
— Значит, вы вдвоем нас за дураков держали? — прошипела она. — Ты, сынок, молчал, что у тебя проблемы, а ты… — она впилась в меня взглядом, — …тихонько играла в спасительницу? Наслаждалась, да? Тем, что мой сын от тебя зависит?
Это был удар ниже пояса. Вывернуть все наизнанку, сделать виноватым того, кто посмел нарушить привычный порядок вещей.
— Я наслаждалась тем, что мой муж не потерял дело всей своей жизни, — отчеканила я. — И я не «играла», а работала.
После того как одна известная дизайнер интерьеров случайно наткнулась на мой блог, заказы посыпались со всей страны. Так что я работала больше, чем вы можете себе представить.
— Да какая это работа! — снова встряла Марина. — Сидишь дома, в тепле, шьешь свои игрушки. Не вагоны разгружаешь! Так вот почему ты заек для племянницы сделать отказалась! Зазналась! Деньги, значит, появились? Решила, что теперь можешь нам условия ставить?
Она смотрела на меня с откровенной, неприкрытой завистью. Теперь все встало на свои места.
— Я ставлю не условия, а личные границы, — мой голос звучал ровно, но внутри все дрожало от сдерживаемого напряжения.
— Мой труд стоит денег. И моего времени. И я сама решаю, как ими распоряжаться.
— Ах вот как! — Тамара Павловна поднялась из-за стола. — Значит, на племянницу времени нет, а на то, чтобы сына моего под каблук загнать — есть? Я этого так не оставлю! Я не позволю какой-то швее разрушать мою семью!
С этими словами она развернулась и пошла из кухни в гостиную. Я знала, что она там ищет.
На комоде у окна стояла коробка, обвязанная атласной лентой. В ней — три мои лучшие работы, коллекционные куклы, которых я готовила для отправки в одну частную галерею в Петербурге.
— Мама, стой! — крикнул Илья, вскакивая.
Но она была уже там. Сорвала крышку с коробки и вытащила одну из кукол — фарфоровую балерину в крошечных пуантах.
— Вот они, сокровища! — прошипела Тамара Павловна. — Игрушки, которые стали дороже семьи!
В этот момент что-то оборвалось. Десять лет терпения сжались в одну точку и исчезли. Осталась только звенящая пустота. Хватит.
— Поставьте, пожалуйста, на место, Тамара Павловна, — сказала я.
Она усмехнулась.
— А то что?
— А то вы заплатите за нее полную стоимость. Семьдесят пять тысяч рублей.
Марина, зашедшая следом, поперхнулась воздухом.
— Сколько? Ты с ума сошла? За тряпку?
— Это не тряпка, — все так же ровно продолжала я, доставая телефон. — Это авторская работа. И она уже продана. Как и две другие. Вот, можете взглянуть на договор и чек о предоплате.
Я открыла галерею и протянула телефон Марине. Ее глаза бегали по строчкам документа, лицо вытягивалось.
— Здесь… здесь триста тысяч… — прошептала она с ужасом.
— Это за последнюю партию. За месяц, — уточнила я. — А теперь, Тамара Павловна, верните куклу. Вы держите в руках чужую, очень дорогую собственность.
Свекровь смотрела на меня так, будто видела впервые. Ее рука ослабла. Илья осторожно забрал у нее балерину.
Я вспомнила, как три месяца назад он сидел на этой самой кухне, бледный, и признался, что отдал матери деньги, отложенные на налоги.
«Они с Мариной в кредит влезли, на ремонт, обещали вернуть…» Я тогда ничего не сказала. Просто на следующий день молча перевела нужную сумму в налоговую со своего счета. Не для них. Для него.
— Так что, возвращаясь к нашему разговору о деньгах, — я сделала шаг вперед. — Я не просто помогаю мужу с арендой. Я полностью содержу эту семью последние полгода.
И оплачиваю не только офис Ильи, но и ваши с Мариной кредиты, которые вы так удачно «забыли» вернуть моему мужу.
Я смотрела на их ошеломленные, побелевшие лица.
— Так что, Марина, давай я сама решу, стоит ли моя работа того, чтобы подарить ее для школьной ярмарки. Или, может, мне лучше сначала вычесть из ее стоимости долг твоей семьи?
Комнату затопило вязким молчанием.
— Ты… ты врешь, — выдавила наконец Тамара Павловна. Но в ее голосе уже не было прежней силы.
— А что я должен был сказать? — заговорил Илья. Он подошел и встал рядом со мной, плечом к плечу.
— Сказать, что вы звонили мне каждую неделю с новыми просьбами? И что Кира, видя, как я разрываюсь, молча закрывала ваши долги своими деньгами? Деньгами, которые она зарабатывала по ночам?
Он говорил тихо, но каждое его слово падало в оглушительной пустоте комнаты, как камень.
— Мы хотели отпраздновать наш юбилей. А вы пришли сюда, чтобы в очередной раз напомнить Кире ее «место». Так вот, я вам помогу. Ее место — рядом со мной. А ваше…
Он подошел к двери, снял с крючка связку ключей, отсоединил один и вложил в ладонь матери.
— …ваше место — в вашем доме. В который, с этого дня, вы будете приходить к нам в гости только по приглашению.
Тамара Павловна посмотрела на ключ, потом на сына. Ее губы задрожали. Она ждала, что он дрогнет. Но он не дрогнул.
Марина подскочила к матери.
— Пойдем, мама. Нам здесь не рады.
Они ушли, хлопнув дверью. Праздник был окончен.
Я стояла посреди комнаты, чувствуя, как уходит напряжение. Я не чувствовала ни триумфа, ни злорадства. Только оглушающую усталость. И еще что-то новое. Твердое.
Илья подошел сзади и обнял меня за плечи.
— Прости, — прошептал он. — Прости, что я позволил этому так долго продолжаться. Я был трусом.
Я повернулась в его объятиях.
— Мы оба были, — ответила я. — Я тоже позволяла. Думала, что молчание — это цена за мир. Оказалось, это была цена за войну, которую я вела сама с собой.
Он крепче прижал меня к себе.
— Теперь все будет по-другому.
Я знала, что он говорит правду. Дело было не в деньгах. Дело было в уважении. Которое я, наконец, потребовала для себя.
И в этот момент я поняла, что наш настоящий юбилей — не десять лет брака, а этот самый день. День, когда мы наконец стали настоящей семьей. Из двух человек.
Прошло полгода.
За окном моей новой мастерской — мы сняли светлое помещение в центре города — шел тихий апрельский снег. Я отложила в сторону почти готового лисенка и взяла телефон. Незнакомый номер.
— Слушаю.
— Кирочка? Это я, Тамара Павловна.
Я молчала.
— Я… я хотела извиниться, — голос свекрови был непривычно тихим. — Мы с Мариной были неправы.
Я представила ее — сидящую на старой кухне, вцепившуюся в трубку.
— Я вас услышала, Тамара Павловна.
— Вот и хорошо! — она тут же оживилась. — А то ведь скоро Пасха, надо бы собраться всем вместе. Как раньше.
«Как раньше» уже никогда не будет.
— Мы с Ильей уезжаем на праздники, — спокойно ответила я. — У нас другие планы.
— Как уезжаете? — в ее голосе прорезались истеричные нотки. — А я? А семья?
— Семья — это мы с Ильей, — мягко поправила я. — А в гости, как мы и договаривались, — только по приглашению. Когда мы вернемся, я позвоню вам.
Она что-то запричитала, но я нажала отбой. И не почувствовала ни капли вины.
Вечером, когда Илья заехал за мной, я рассказала ему о звонке. Он молча выслушал, а потом взял мою руку.
— Ты все сделала правильно. Я горжусь тобой.
Мы вышли на улицу. Воздух был по-весеннему свежим. Я поняла, что настоящая сила не в том, чтобы терпеть. А в том, чтобы однажды сказать «нет». И не отступить.
