— Эй, ты чего тут? — Михаил Андреевич замер, не веря своим глазам.
Под старой берёзой, свернувшись калачиком на пожухлых осенних листьях, лежал ребёнок. Худенький мальчик лет четырёх, в тонкой куртке не по сезону, дрожал, обхватив себя руками. Большие испуганные глаза уставились на лесника.
Михаил Андреевич огляделся, вслушиваясь в лесную глушь. Никого. Только ветер шумел в верхушках сосен да изредка трещали ветки.
Он опустился на корточки, стараясь казаться меньше.
— Как тебя зовут, малыш? Где твои родители?
Мальчик вжался спиной в шершавую кору берёзы. Губы его дрогнули, но вместо слов вырвался только слабый хрип.
— С…сь… Се…ня, — наконец прошептал он.
— Сеня? — Михаил Андреевич протянул руку, но мальчик отшатнулся. — Не бойся. Я не обижу.
Над лесом сгущались сумерки. Скоро похолодает, а ребёнок и так закоченел. Кто мог оставить его здесь? Ближайшая деревня в тридцати километрах, проезжая дорога ещё дальше.
— Пойдём со мной, — сказал лесник. — У меня тепло. И каша есть.
При слове «каша» в глазах мальчика мелькнуло что-то похожее на интерес.
Михаил Андреевич снял свою телогрейку и медленно, чтобы не спугнуть, накинул на худенькие плечи. Мальчик не сопротивлялся.
— Вот так, — проговорил Михаил, осторожно поднимая ребёнка на руки.
Легкий, словно пёрышко. Кости обтянуты кожей. Давно не ел.
Они шли сквозь лес, и Михаил Андреевич чувствовал, как постепенно мальчик перестаёт дрожать. Изба показалась из-за деревьев — приземистая, с покосившимся крыльцом и дымом из трубы.
— Вот мы и дома, — сказал лесник, толкая ногой дверь.
В избе пахло сушёными травами и дымом. Огонь в печи догорал, бросая красноватые отблески на грубо сколоченный стол и лавки.
Михаил усадил мальчика на лавку, подбросил дров в печь. Пламя взметнулось, освещая испуганное личико.
— Сейчас согреешься, — сказал лесник, снимая с печи чугунок. — А потом поговорим.
Мальчик ел жадно, давясь и кашляя. Михаил смотрел на него, и что-то давно забытое шевелилось в душе. Сколько лет прошло с тех пор, как в его доме был ребёнок? Десять? Пятнадцать? После того как…
Нет. Не сейчас.
— Ты откуда взялся, Сеня? — спросил он, когда мальчик опустошил миску.
Ребёнок помотал головой.
— Мама… папа… где?
Снова мотание головой, теперь уже с выступившими слезами.
— Н-не знаю, — прошептал мальчик.
Михаил вздохнул. Надо будет завтра съездить в деревню, сообщить Ивану Егоровичу. Мальчик не мог взяться из ниоткуда. Наверняка ищут.
— Сегодня переночуешь здесь, — сказал лесник. — А завтра разберёмся.
Он постелил мальчику на широкой лавке у печи, укрыл старым, но чистым одеялом. Сеня забился в угол, глядя настороженными глазами.
Среди ночи Михаил проснулся от тихого всхлипывания. Мальчик сидел на лавке, обхватив колени руками, и беззвучно плакал.
— Эй, — позвал лесник. — Иди сюда.
Он похлопал по кровати рядом с собой. Мальчик замер, как зверёк, не зная — бежать или довериться.
— Ну же, — мягко сказал Михаил. — Не бойся.
Сеня неуверенно слез с лавки и, переминаясь с ноги на ногу, подошёл к кровати. Михаил подхватил его и уложил рядом.
— Спи, — сказал лесник. — Никто тебя здесь не обидит.
Утром Михаил собрался в деревню. Он заколебался, глядя на спящего мальчика. Брать с собой? Оставить? А если проснётся один и испугается?
В итоге он решил разбудить ребёнка. Сеня проснулся мгновенно, словно и не спал вовсе.
— Поедем в деревню, — сказал Михаил. — Надо узнать, кто тебя потерял.
Мальчик схватил его за руку с неожиданной силой.
— Нет! — впервые его голос прозвучал отчётливо. — Не надо!
— Почему? — Михаил опустился перед ним на колени. — Твои родители, наверное, ищут тебя.
Ребёнок помотал головой, в глазах мелькнул страх.
— Нет мамы, — прошептал он. — Нет папы.
Что-то кольнуло сердце Михаила. Он знал это выражение лица — безнадёжность того, кто потерял всё.
Много лет назад он видел такое же в зеркале, когда отправил в последний путь жену и сына.
— Ладно, — сказал он после паузы. — Сегодня останемся здесь. Но завтра всё равно придётся ехать. Понимаешь?
Сеня кивнул, не выпуская его руки.
Прошло три недели. Михаил Андреевич всё-таки съездил в деревню.
Иван Егорович, глава деревни, развёл руками — никто из окрестных не терял ребёнка. Объявления ничего не дали. В полиции приняли заявление, но без особого энтузиазма.
— Может, бросили, — предположил участковый. — Или городские проезжали, забыли. Но в и городе никто не терял, не было сообщений.
Михаил Андреевич не знал, что думать. Но Сеня оставался с ним. Мальчик привыкал к новой жизни — медленно, настороженно, как дикий зверёк.
— Нужно дрова колоть, — сказал однажды утром Михаил. — Будешь помогать?
Сеня выпрямился, расправил худенькие плечи и важно кивнул. Михаил усмехнулся в бороду.
Крохотные ручонки, конечно, не годились для настоящей работы, но мальчику нужно было чувствовать себя полезным.
— Ты будешь складывать щепки, — Михаил протянул ему корзинку. — А я буду колоть.
Они работали бок о бок. Михаил время от времени наблюдал, как серьёзно Сеня подбирает каждую щепочку, аккуратно складывая в корзину. Морщит лоб, когда что-то не получается.
Прикусывает губу от усердия.
— А я могу научиться? — вдруг спросил мальчик, кивая на топор.
— Колоть? — Михаил покачал головой. — Рано тебе ещё. Вот подрастёшь…
— Я уже большой, — насупился Сеня.
Михаил присел перед ним на корточки.
— Большой, — согласился он. — Но топор тяжёлый. Давай договоримся: сначала научишься рыбу чистить. А потом возьмёмся за топор. Идёт?
Сеня медленно кивнул.
Вечерами они сидели у огня. Михаил правил сети или вырезал из дерева фигурки, а мальчик смотрел широко открытыми глазами.
Иногда лесник рассказывал истории — про волков, которые воют на луну, про хитрых лис, про медведей, просыпающихся весной голодными и злыми.
— А они к нам придут? — спросил как-то Сеня.
— Кто?
— Медведи.
Михаил потрепал его по голове.
— Не придут. А если и придут — я не дам тебя в обиду.
Слова вырвались сами собой, и что-то дрогнуло в груди от их искренности. Он действительно не даст. Защитит. Будет рядом.
Однажды под утро раздался треск. Михаил рывком сел на кровати. Сеня спал рядом, свернувшись калачиком.
Треск повторился — кто-то ломился в дверь сарая, где хранились припасы. Михаил схватил ружьё и бесшумно выскользнул наружу.
В предрассветных сумерках он увидел огромную тень. Медведь. Молодой, но уже крупный. Он разворотил дверь сарая и теперь пытался забраться внутрь.
— Пошёл! — крикнул Михаил, стреляя в воздух.
Медведь обернулся и замер, принюхиваясь. Затем встал на задние лапы и зарычал. Не испугался. Значит, голодный. Таких отпугнуть трудно.
— Уходи, — Михаил прицелился. — Не заставляй меня…
Медведь опустился на четыре лапы и вдруг двинулся прямо на него. Лесник выстрелил снова, целясь под ноги зверю.
Медведь на секунду отшатнулся, но потом, разъярённый, бросился вперёд.
Из избы выскочил Сеня.
— Сеня, назад! — закричал Михаил, перезаряжая ружьё.
Мальчик замер, побелевший от страха. Но не убежал. Вместо этого он вдруг закричал и замахал руками. Медведь остановился, сбитый с толку.
Михаил воспользовался заминкой. Прицелился. Выстрел раздался как удар грома. Медведь взревел и бросился в лес, оставляя след.
— Я же сказал тебе оставаться внутри! — Михаил подбежал к застывшему мальчику. — Он мог напасть на тебя!
Сеня всхлипнул, но поднял глаза.
— Т-ты сказал, что н-не дашь меня в обиду, — прошептал он. — А я т-тоже не хотел, чтобы он тебя обидел.
Михаил почувствовал, как что-то тёплое растекается в груди, вытесняя старую боль. Он опустился на колени и крепко обнял мальчика.
— Ты смелый парень, Сеня. Очень смелый.
Они сидели так долго, пока солнце не поднялось над лесом. Потом вместе починили сарай. Михаил показывал, как забивать гвозди, а Сеня внимательно смотрел.
— Я всё-таки должен оформить бумаги, — сказал вечером Михаил. — Чтобы ты мог остаться со мной. Чтобы всё было правильно.
— Навсегда? — Сенины глаза блеснули в темноте.
— Навсегда, — ответил Михаил. И это слово уже не пугало его.
Весна пришла внезапно. Снег стаял за неделю, превратив лесные тропы в непролазные ручьи. Михаил Андреевич и Сеня выбирались в деревню каждые выходные — оформлять документы.
— Усыновление — дело серьёзное, — говорил Иван Егорович, помогая собирать бумаги. — Но мы пробьёмся.
Так шли годы, мальчик взрослел. Процесс оформления затянулся.
Сеня ждал в коридоре, болтая ногами на скамейке. С каждым разом он всё меньше боялся деревенских и иногда даже отвечал, когда с ним заговаривали.
— Через год в школу, — сказала однажды Марина Павловна, местная учительница. — Он сообразительный мальчик.
Михаил кивнул. Школа. Он об этом думал, но отгонял мысли. Школа означала переезд ближе к людям, прощание с лесной глушью. Но ради мальчика… ради сына… он был готов.
— Что скажешь, если мы построим новый дом? — спросил он Сеню, когда они ехали обратно в лес на старом мотоцикле с коляской.
— Новый? — переспросил мальчик. — Зачем?
— Ближе к школе. Чтобы тебе не приходилось далеко ездить.
Сеня помолчал, крепче обхватив Михаила за пояс.
— А лес? — наконец спросил он. — Мы будем приезжать в лес?
Михаил улыбнулся. Мальчик полюбил лес так же, как и он сам.
— Будем. Обязательно. А пока… — он помедлил. — Пока я покажу тебе, как строить дом.
И они начали строить. Не сразу — сначала Михаил продал старую мотоциклетную коляску и купил подержанную «Ниву».
На ней было удобнее возить материалы. Потом нашли участок на окраине деревни — с соснами и берёзами, почти как в лесу.
Сеня помогал — подавал гвозди, придерживал доски, собирал стружку. Они работали всё лето.
Михаил научил мальчика пользоваться рубанком и пилой. Маленькие руки окрепли, на ладонях появились первые мозоли, которыми Сеня очень гордился.
Трудились они не одни, Михаил нанял целую бригаду в один момент, потратил все сбережения.
— Совсем как у тебя, — говорил мальчик, сравнивая свои ладошки с огромными руками Михаила.
К концу лета дом был почти готов — небольшой, крепкий, рубленый. Пахнущий свежим деревом и надеждой.
В том же августе пришло официальное разрешение на опеку. Михаил долго смотрел на бумагу с печатями, не веря своим глазам. Всё было настоящим. Сеня стал его сыном — по закону и по сердцу.
— Что будем делать? — спросил он мальчика. — Отпразднуем?
Сеня моргнул.
— А как?
Михаил задумался.
— Может, сходим на рыбалку? А потом я научу тебя уху варить. Настоящую, лесную.
Глаза мальчика засияли. Он кивнул так энергично, что чуть не упал.
Они провели на озере целый день. Михаил показывал, как закидывать удочку, как подсекать, когда поплавок дрогнет.
Сеня поймал своего первого окуня — небольшого, но боевого. Сам почистил его тупым ножом, который Михаил специально заточил так, чтобы мальчик не порезался.
— Я настоящий рыбак? — спросил Сеня.
— Настоящий, — подтвердил Михаил. — Ещё немного, и обставишь меня.
Они варили уху на костре — с картошкой, луком и специями, которые Михаил собирал в лесу.
Пламя отражалось в лицах, делая их похожими — одно большое, с седой бородой, другое маленькое, с веснушками на носу. Но глаза — одинаково ясные, серьёзные, внимательные.
— Через неделю в школу, — сказал Михаил, помешивая уху. — Боишься?
Сеня пожал плечами.
— Немного. А дети не будут смеяться?
— Над чем?
— Ну… что я раньше не ходил в школу. Что я не такой, как они.
Михаил положил ложку и притянул мальчика к себе.
— Послушай меня, — сказал он тихо. — Ты не такой, как они. Ты лучше. Ты видел медведя в лесу. Ты умеешь разжигать костёр одной спичкой. Ты знаешь, как пахнет земля после дождя.
Да и ты идёшь в первый класс, никто из них не был в школе, также как и ты.
Сеня поднял голову.
— Правда?
— Правда, — Михаил взъерошил его светлые волосы. — И еще правда в том, что я буду рядом. Всегда.
Первое сентября выдалось солнечным. Сеня, в новой рубашке и с ранцем за спиной, стоял у калитки. Михаил поправил ему воротник.
— Ну, готов?
Мальчик кивнул. Они пошли по деревенской улице к школе — маленькому белому зданию с флагом над крыльцом. Вокруг толпились дети с букетами, родители с фотоаппаратами.
У входа Сеня замедлил шаг.
— Пап, — впервые он произнёс это слово, и Михаил замер, боясь спугнуть момент. — А ты будешь ждать меня?
— Буду, — хрипло ответил Михаил. — Прямо здесь. Иди.
Сеня глубоко вздохнул и шагнул к дверям. Оглянулся раз, другой. Михаил стоял неподвижно, высокий, с седой бородой, с глазами, полными такой нежности, что сердце сжималось.
Прозвенел звонок. Сеня вошёл в школу, растворившись в толпе детей.
Михаил Андреевич не двинулся с места. Лесной ветер трепал его волосы. Он смотрел на белую дверь и улыбался.
Его сын пошёл в школу. Как и должно быть.
Весь круг замкнулся. Одиночество ушло, сменившись теплом новой жизни. Жизни, в которой теперь был смысл. И любовь. И будущее.
