— Я оплатила нам путевку в дорогой санаторий, чтобы мы побыли вдвоем и поправили здоровье, а ты за моей спиной поменял билеты и взял с нами свою маму! Сережа, ты собираешься спать с ней в одном номере? Это наш отдых или выездной пансионат для твоей мамочки? — Алина произнесла эти слова тихо, но с такой ледяной интонацией, что в спальне, казалось, температура упала на пару градусов.
Она стояла посреди комнаты, сжимая в руке смартфон так, что костяшки пальцев побелели. Экран светился ядовито-синим светом, отображая открытое приложение туроператора. На кровати лежали аккуратные стопки выглаженных вещей: его футболки, её льняные платья, новый купальник, этикетку с которого она срезала всего десять минут назад, предвкушая, как наденет его в первый же день. Теперь эти вещи выглядели как реквизит к спектаклю, который только что отменили.
Сергей, сидевший на краю кровати с одним носком в руке, даже не вздрогнул. Он медленно натянул носок на пятку, расправил резинку и только потом поднял на жену взгляд, полный скучающего раздражения. В этом взгляде не было ни вины, ни испуга — только досада человека, чей гениальный план раскрыли чуть раньше времени, испортив тем самым сюрприз.
— Ну зачем ты сразу начинаешь с негатива? — он поморщился, словно от зубной боли. — Никто ничего за спиной не делал. Я просто оптимизировал поездку. У мамы скачет давление весь месяц, врач рекомендовал морской воздух. Ты же знаешь, у неё пенсия — копейки, она сама такой санаторий не потянет. А мы все равно едем. Там море для всех одинаковое, его на всех хватит. Не будь жадиной, Алин, тебе это не идет.
Алина почувствовала, как к горлу подступает ком, но не слез, а тошноты. Она перевела взгляд на экран телефона. Строчки в бронировании плясали перед глазами, но смысл их был предельно ясен и жесток. «Категория номера: Семейный Стандарт». «Гости: 3 взрослых». И фамилии. Её, Сергея и Тамары Ивановны.
— Оптимизировал? — переспросила она, чувствуя, как внутри закипает холодная ярость. — Сережа, я полгода откладывала деньги с премий. Я выбрала люкс с видом на море и джакузи на террасе. Я хотела просыпаться и видеть горизонт, а не слушать, как твоя мама заваривает шиповник в пять утра. Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Ты отменил мою бронь.
— Я не отменил, а изменил категорию, — поправил он её тоном школьного учителя. — Люкс — это неоправданные понты. Зачем нам джакузи, если в ста метрах настоящее море? Я пересчитал бюджет. Разница в цене между люксом и семейным номером как раз покрыла мамин перелет и проживание. Получилось идеально: те же деньги, тот же отель, но едем втроем. Это называется рациональное использование семейного бюджета.
Он встал и подошел к шкафу, чтобы достать свою любимую гавайскую рубашку. Его спокойствие было непробиваемым. Сергей искренне считал, что совершил благородный поступок, проявив чудеса смекалки. Он распорядился её деньгами так, как счел нужным, и теперь ждал если не медали, то хотя бы молчаливого одобрения.
— Семейного бюджета? — Алина сделала шаг к нему, преграждая путь. — Сережа, в этой путевке нет ни копейки твоих денег. Ты третий месяц «ищешь себя» и перебиваешься шабашками, которых хватает только на бензин и сигареты. Это мои деньги. Я их заработала, сидя в офисе до девяти вечера, пока ты играл в приставку. И я платила за комфорт, а не за общежитие с твоей матерью.
Сергей тяжело вздохнул и закатил глаза.
— Опять ты начинаешь считать, кто сколько вложил. Как же это мелко, Алина. Мы — одна семья. Моя мама — это часть семьи. Ты хочешь, чтобы она сидела в душном городе и глотала таблетки, пока ты будешь нежиться в джакузи? Это эгоизм чистой воды. Да, я внес изменения. Потому что знал, что ты начнешь вот это своё: «я устала, я хочу тишины». Ты просто не понимаешь, как важно заботиться о родителях. Когда твоей маме нужно было лекарство, я хоть слово сказал?
— Моей маме нужно было лекарство, и я купила его сама, не меняя твоих планов и не залезая в твой карман, — отрезала Алина. — А здесь ты просто украл у меня отпуск. Ты вообще представляешь, как это будет выглядеть? Номер «Семейный» — это одна комната, Сережа. Одна. Там три кровати в ряд. Ты действительно планируешь спать с мамой в одной комнате две недели?
— Там есть перегородка, — буркнул он, отходя к комоду. — И вообще, мы в номере будем только ночевать.
— Перегородка? — Алина горько усмехнулась. Она снова посмотрела на фото номера в приложении. — Это декоративная ширма из рейки. Слышимость — стопроцентная. Ты лишил нас интима, ты лишил меня возможности ходить по номеру в белье, ты лишил меня права просто побыть одной. Ты понимаешь, что превратил романтическую поездку в обслуживание твоей мамы? Потому что я прекрасно знаю Тамару Ивановну. Ей не подойдет еда со шведского стола, ей будет дуть кондиционер, ей нужно будет мерить давление три раза в день, и делать это буду я, потому что ты сразу найдешь повод слинять в бар.
— Не преувеличивай, — отмахнулся Сергей, бросая рубашку в чемодан. — Мама настроена очень позитивно. Она даже сказала, что возьмет с собой мультиварку, чтобы нам кашу по утрам варить. Сэкономим на завтраках. Ты должна быть благодарна, что о тебе заботятся.
Алина замерла. Мультиварка. В пятизвездочном отеле, где «все включено». Эта деталь стала последним гвоздем в крышку гроба её надежд на нормальный отдых. Она смотрела на мужа и видела перед собой не партнера, не любимого мужчину, а чужого, неприятного человека, который без спроса пустил в их жизнь третьего лишнего, даже не потрудившись вытереть ноги.
— Ты серьезно? — спросила она шепотом. — Кашу? Сережа, я заплатила двести тысяч не для того, чтобы есть кашу из маминой мультиварки.
— Ой, всё, хватит, — он резко застегнул молнию на чемодане. Звук прозвучал резко, как пощечина. — Бронь уже изменена, билеты выписаны, деньги пересчитаны. Назад пути нет. Смирись и расслабься. Мама — прекрасный человек, с ней будет весело. А если будешь ходить с кислой миной, испортишь отдых всем, в том числе и себе.
Он похлопал чемодан по боку, довольный собой, и направился к выходу из спальни.
— Я на кухню, водички попью. А ты давай, дособирывайся. Вылет послезавтра, а у тебя еще косметичка не готова.
Алина осталась стоять посреди комнаты. Экран телефона погас, отражая её бледное лицо. Она чувствовала себя так, словно её не просто обманули, а выставили полной дурой за её же счет. Сергей даже не подумал извиниться. Он был уверен в своей правоте настолько, что это граничило с безумием. Он уже всё решил. За неё. За них.
Она медленно опустилась на край кровати, прямо на тот самый новый купальник. Внутри, где-то в районе солнечного сплетения, вместо обиды начал формироваться тяжелый, холодный ком решимости. «Нет пути назад», — сказал он. Алина посмотрела на закрытую дверь. Ошибаешься, милый. Пути есть всегда, просто они тебе не понравятся.
Алина снова разблокировала телефон. Ей нужно было убедиться, что она не сходит с ума, что это не дурной сон, вызванный переутомлением. Но приложение работало исправно, безжалостно подгружая фотографии «Семейного стандарта». На снимках была видна тесная комната с бежевыми обоями, уставленная мебелью так плотно, что между предметами оставались лишь узкие проходы для бочком ходящих людей. Три кровати стояли в ряд, напоминая казарму или больничную палату, а единственное окно выходило не на море, как в её аннулированном люксе, а на стену соседнего корпуса и технические кондиционеры.
Сергей вернулся из кухни со стаканом воды. Он выглядел умиротворенным, словно только что решил сложнейшую математическую задачу и теперь наслаждался заслуженным отдыхом. Его спокойствие действовало на Алину как красная тряпка.
— Подойди сюда, — сказала она, не повышая голоса, но с такой интонацией, что он остановился, не донеся стакан до рта. — Посмотри на это фото. Внимательно посмотри.
Сергей нехотя подошел, заглянул через её плечо в экран.
— Ну, номер как номер. Чисто, аккуратно. Кровати есть, тумбочки есть. Что тебе опять не так?
— Что мне не так? — Алина медленно повернулась к нему. — Сережа, площадь этого номера — двадцать два квадратных метра. Нас трое. Это по семь метров на человека. Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что когда твоя мама встанет ночью в туалет — а она встает за ночь раза три, — она будет проходить в десяти сантиметрах от моей головы. Я буду слышать каждый её вздох, каждый шаг, каждый скрип матраса.
— Ты драматизируешь, — отмахнулся он, делая глоток. — Мама ходит тихо. К тому же, она старый человек, имей уважение. Ей, может, вообще страшно одной спать в незнакомом месте.
— Страшно? — Алина горько усмехнулась. — Ей шестьдесят пять, а не пять лет. Но дело даже не в этом. Посмотри на санузел. Он один. Совмещенный. Ты представляешь себе утреннюю очередь в один туалет на троих взрослых людей? Ты забыл, как Тамара Ивановна любит по утрам занимать ванную на сорок минут, чтобы провести все свои гигиенические процедуры, прополоскать горло, намазать колени мазью, которая воняет скипидаром так, что глаза режет?
Сергей поморщился, явно представив этот запах, но тут же взял себя в руки.
— Не говори гадости про мамины лекарства. Это необходимость. У неё суставы, ей больно. Неужели тебе сложно потерпеть полчаса ради здоровья пожилой женщины? Какая же ты все-таки черствая, Алина. Я думал, ты добрее.
— Я не черствая, Сережа, я уставшая! — голос Алины дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. — Я пахала год без выходных. Я мечтала о том, как мы будем пить вино на балконе, глядя на закат, а потом заниматься любовью, не думая, что за тонкой стенкой кто-то есть. А теперь? Какой секс может быть в комнате, где в двух метрах от нас сопит твоя мама? Или ты планируешь ждать, пока она уснет, и делать это под одеялом, как подростки в пионерлагере, боясь скрипнуть кроватью?
Сергей покраснел. Пятна пошли по его шее вверх, к ушам. Видимо, этот аспект «семейного отдыха» он предпочел просто вытеснить из сознания, надеясь, что все решится само собой.
— Фу, Алина, как тебе не стыдно, — пробормотал он, отводя взгляд. — Только об одном и думаешь. Мы едем оздоравливаться, купаться в море, дышать воздухом. Можно две недели и воздержаться, ничего с тобой не случится. Не животные же, в конце концов. Или тебе обязательно нужен этот… процесс, чтобы чувствовать себя отдохнувшей?
Эти слова ударили больнее всего. Он не просто обесценил их близость, он выставил её какой-то озабоченной истеричкой, для которой физиология важнее «святого» — общения с мамой. Алина смотрела на мужа и с ужасом понимала, что он говорит это абсолютно серьезно. Для него её желания, её потребность в романтике, в уединении с собственным мужем были чем-то грязным, неуместным на фоне «великой миссии» сыновнего долга.
— То есть, по-твоему, хотеть близости с мужем в отпуске — это стыдно? — тихо спросила она. — А заставлять меня жить в одной комнате с посторонней женщиной, слушать её храп, нюхать её мази и подстраиваться под её режим — это нормально?
— Мама не посторонняя! — рявкнул Сергей, теряя терпение. — Хватит называть её так! Она моя мать! И она тебя, между прочим, всегда защищает, когда я жалуюсь на твой характер. Говорит: «Терпи, Сереженька, она просто устает». А ты? Ты платишь ей черной неблагодарностью.
— Ах, она меня защищает? — Алина почувствовала, как внутри закипает уже не обида, а настоящее бешенство. — Знаешь, что самое смешное? Ты даже не спросил меня. Ты просто решил, что я — безмолвный кошелек, который оплатит этот банкет. Ты сэкономил на мне, Сережа. Ты украл у меня джакузи, украл вид на море, украл тишину и личное пространство, чтобы купить билет маме. Почему ты не поменял свой билет на эконом? Почему не отказался от своего места в номере, чтобы спать на раскладушке? Нет, ты урезал мой комфорт.
— Потому что я мужчина и я принимаю решения! — выпалил он, ударив пустым стаканом по комоду. — Я глава семьи! И я решил, что маме нужно на море. Точка. Если тебе так принципиален твой драгоценный люкс, могла бы доплатить еще сто тысяч и взять маме отдельный номер. Но ты же у нас экономная, когда дело касается моих родственников. А для себя — так пожалуйста, хоть золотой унитаз.
Алина смотрела на него широко открытыми глазами. Логика Сергея была вывернута наизнанку, искажена до неузнаваемости. Он обвинял её в жадности, тратя её же деньги. Он называл себя главой семьи, живя за её счет. Это было настолько абсурдно, что хотелось рассмеяться, но смех застрял где-то в груди острым комом.
— Ты сейчас серьезно предложил мне оплатить еще один номер? — переспросила она. — Из тех денег, которые я отложила на ремонт машины?
— Машина подождет, — буркнул он, снова начиная копаться в вещах, всем видом показывая, что разговор окончен. — А здоровье матери не ждет. У неё давление сто восемьдесят на сто. Ей врач сказал: «Только положительные эмоции». Вот мы и обеспечим ей эти эмоции. И ты, Алина, будешь улыбаться и делать вид, что рада, потому что если у неё там поднимется давление из-за твоей кислой рожи, я тебе этого никогда не прощу.
Алина молчала. Она смотрела на сутулую спину мужа, на его руки, небрежно запихивающие плавки в боковой карман чемодана, и чувствовала, как внутри неё что-то умирает. Не было никакой любви, никакого партнерства. Был только инфантильный мальчик, который хотел быть хорошим сыном за чужой счет, и его мама, которая незримо, но плотно заполнила собой всё пространство их жизни, вытеснив из неё саму Алину.
Она перевела взгляд на приложение. Кнопка «Управление бронированием» все еще горела активным синим цветом. Но прежде чем она успела что-то сделать, телефон в руке Сергея разразился громкой, веселой трелью. На экране высветилось фото Тамары Ивановны в панамке. Сергей расплылся в улыбке, которую Алина не видела уже очень давно, и, не задумываясь ни на секунду, нажал на кнопку громкой связи.
Голос Тамары Ивановны, усиленный динамиком смартфона, ворвался в спальню, мгновенно заполнив собой всё пространство. Он был громким, дредребезжащим и до боли деловитым — так разговаривают прорабы на стройке или завучи перед линейкой. Сергей тут же изменился в лице: развязанность исчезла, спина выпрямилась, а на губах заиграла заискивающая полуулыбка, предназначенная невидимой собеседнице.
— Сереженька, сынок, ну что, вы чемоданы собрали? — прогремела свекровь, даже не поздоровавшись. Фон на том конце провода шумел: слышался звон посуды и шум воды, словно она вещала прямо из эпицентра кухонной катастрофы. — Я вот тут думаю: брать мне с собой кипятильник или нет? В отзывах пишут, что чайники в номерах есть, но ты же знаешь, казенным пользоваться брезгливо. Кто там что в них кипятил — неизвестно. Может, носки стирали.
Сергей покосился на Алину, но телефон не выключил.
— Бери, мамуль, бери, — бодро отозвался он. — Лишним не будет. Место в багаже есть, у меня чемодан полупустой.
Алина почувствовала, как дернулся глаз. Полупустой чемодан. Разумеется. Ведь её косметичку и фен он предложил «оптимизировать», чтобы не тащить лишнего, а мамин советский кипятильник — это стратегический груз.
— Вот и я думаю, — удовлетворенно продолжила Тамара Ивановна. — Еще я, Сереж, решила взять с собой судочки пластиковые. Набор, три штуки. Вы же у меня неопытные, не понимаете. Там шведский стол, всё уплачено. Можно будет утром бутербродиков наделать, сыру нарезать, фруктов взять — и в номер. А то на обед идти жарко, да и зачем переплачивать, если проголодаемся? Вечером чайку с бутербродом попьем — вот и экономия. Алина там, надеюсь, не набрала вечерних платьев? Скажи ей, пусть выкладывает. Мы ходить будем много, терренкур полезен для вен, а не по ресторанам рассиживаться.
Алина стояла, прислонившись к шкафу, и слушала этот поток сознания, чувствуя, как её мечта об отдыхе окончательно превращается в фарс. Она представила, как они втроем сидят в тесном номере, на кроватях, застеленных казенными покрывалами, и едят ворованные со шведского стола заветренные бутерброды, запивая их чаем из кипятильника. И всё это — за её двести тысяч рублей.
— Мам, ну Алина сама решит, что ей брать, — неуверенно промямлил Сергей, но тут же был перебит.
— Что значит «сама решит»? — возмутилась трубка. — Багаж не резиновый! Кстати, насчет номера. Я тут посмотрела планировку в интернете. Там одна кровать у окна, а две другие ближе к двери и кондиционеру. Так вот, Сережа, слушай внимательно. Кровать у окна — моя. Мне нужен свежий воздух, но без сквозняка. А вы с Алиной молодые, вам всё равно где спать. И еще, я надеюсь, туалет там не со стеклянной дверью? А то сейчас мода пошла непотребная. Мне нужно уединение, у меня процедуры. Я беру с собой свои травы, их надо заваривать и делать примочки на ночь, запах будет специфический, но вы потерпите. Это всего на часик перед сном.
Алина медленно перевела взгляд на мужа. Она ждала. Ждала, что он скажет: «Мама, стоп. Никаких примочек, никаких судочков. Мы едем в пятизвездочный отель, веди себя прилично». Но Сергей лишь кивал телефону, как китайский болванчик.
— Конечно, мам. Всё сделаем как тебе удобно. Главное — здоровье. Потерпим, не чужие люди.
— Вот и умница, — смягчилась Тамара Ивановна. — Ты у меня золотой сын. А Алинке передай, чтобы она лицо попроще сделала. Я прям чувствую, как она там губы дует. Скажи ей, пусть спасибо скажет, что свекровь с ней едет. Я за вами пригляжу, чтоб не переругались, да и советом помогу. Она же у тебя хозяйка никудышная, может, хоть готовить её научу на отдыхе, пока время будет. Я, кстати, гречки пачку кинула, мало ли, вдруг там еда острая.
— Мама, мы едем в «Ультра Всё Включено», там пять ресторанов! — не выдержала Алина. Её голос прозвучал резко и звонко, перекрывая шум из динамика.
На том конце провода повисла секундная пауза.
— Ой, подслушивает, — с деланным укором произнесла Тамара Ивановна. — Ишь ты, рестораны. Вот транжира. Сережа, ты слышал? Ей лишь бы деньги пускать на ветер. Твои деньги, между прочим, сынок. Ты пашешь как вол, а она только по ресторанам ходить горазда. Ты бы, Алина, лучше о муже подумала, ему копейку беречь надо, они ипотеку платить собираются, а ты…
Алина задохнулась от возмущения. Сергей «пашет»? Сергей, который последние три месяца лежал на диване, жалуясь на «выгорание» и отсутствие достойных предложений, пока она брала подработки?
— Сережа, — Алина посмотрела мужу прямо в глаза. Взгляд её был тяжелым, немигающим. — Скажи ей. Скажи ей сейчас же, чьи это деньги. Скажи ей, кто оплатил путевку.
Сергей испуганно округлил глаза, замахал на неё рукой, призывая к молчанию, и прошептал одними губами: «Не начинай».
— Мам, ну ладно, нам тут дособираться надо, — торопливо заговорил он в трубку, стараясь замять тему. — Мы всё поняли. У окна — твое место. Судочки бери. Всё, целуем, до послезавтра. В аэропорту встретимся.
Он быстро нажал «отбой», словно боялся, что телефон взорвется. Тишина, наступившая в комнате, была плотной и вязкой, как болотная жижа.
— Ты почему ей не сказал? — спросила Алина очень тихо. — Почему ты позволил ей думать, что это ты везешь нас на свои деньги? Почему ты позволил ей называть меня транжирой, когда я оплачиваю даже её перелет?
Сергей выдохнул, сунул телефон в карман и раздраженно посмотрел на жену.
— А зачем расстраивать маму? — он развел руками, искренне не понимая сути претензии. — Для неё важно гордиться сыном. Если я скажу, что платила ты, она будет чувствовать себя неловко. Она старой закалки, Алина. Для неё мужчина — добытчик. Ну что тебе стоит подыграть? От тебя убудет, что ли? Главное — мы едем. А чьи там деньги на карте были — это просто технический момент. У нас же общий котел.
— Технический момент, — повторила Алина, пробуя эти слова на вкус. Они горчили. — Значит, мамина гордость важнее моего достоинства? Важнее правды? Ты врешь ей, врешь мне, а за всё это плачу я. И бонусом я получаю вонь травяных примочек и ночные походы в туалет у меня над ухом.
— Опять ты за своё! — вспылил Сергей. — Какая разница! Ты просто мелочная эгоистка, которая не может потерпеть небольшие неудобства ради семьи. Мама хочет как лучше, она о нас заботится, судочки эти дурацкие берет, чтобы мы не голодали! А ты видишь только негатив. Всё, Алина, тема закрыта. Я иду в душ, а ты успокойся и приведи себя в порядок. Видеть тебя такой перекошенной противно.
Он схватил полотенце и демонстративно вышел из комнаты, хлопнув дверью ванной. Шум воды заглушил его шаги. Алина осталась одна. Она посмотрела на свой чемодан, на аккуратно сложенные платья, которые теперь казались ей одеждой для другой жизни. Жизни, которой у неё не будет, пока рядом этот человек.
Внутри что-то щелкнуло. Громко и отчетливо. Это не был звук разбитого сердца — скорее, звук переключателя, который наконец-то встал в правильное положение. Она взяла телефон. Её пальцы больше не дрожали. Она знала, что делать. И на этот раз никаких «технических моментов» не будет. Только голая, жесткая правда, которая ему очень не понравится.
Шум воды в душе был ровным и успокаивающим, но для Алины он звучал как таймер обратного отсчета. У неё было минут пятнадцать, не больше. Она действовала с хирургической точностью, без суеты и лишних движений, словно обезвреживала бомбу, на которой сидела последние несколько лет.
Палец завис над красной кнопкой «Аннулировать бронирование». Система, словно последний рубеж совести, выдала предупреждающее окно: «При отмене удерживается штраф в размере стоимости первых суток. Вы уверены?». Алина даже не моргнула. Двадцать тысяч рублей — ничтожная цена за свободу. Она нажала «Да». На экране закрутилось колесико загрузки, и через секунду всплыло уведомление: «Бронь отменена. Средства будут возвращены на карту плательщика в течение трёх дней».
— Вот и всё, — прошептала она.
Но это было только начало. Следующим шагом она открыла раздел авиабилетов. Билеты были возвратными — ещё одна её привычка перестраховываться, над которой Сергей всегда посмеивался, называя её параноиком. Теперь этот «паранойя» спасла ей ещё сотню тысяч. Несколько кликов — и три билета, включая место для Тамары Ивановны с её драгоценными судочками, превратились в виртуальную пыль.
Алина чувствовала удивительную легкость. Не было страха, не было боли. Было лишь звенящее, кристально чистое понимание того, что она делает единственно верную вещь. Она тут же вбила в поиск новое направление. Не семейный отель в Турцию, а Дубай. Один билет. Только для взрослых. Оплата прошла мгновенно.
Дверь ванной распахнулась, и клубы пара вырвались в прохладную спальню. Сергей вышел, обмотанный полотенцем, распаренный и довольный. Он напевал какой-то дурацкий мотивчик, вытирая волосы вторым полотенцем. Увидев Алину, сидящую на краю кровати с телефоном, он расплылся в улыбке.
— Ну что, успокоилась? Вот видишь, водичка всегда помогает. Я тут подумал, может, нам завтра с мамой встретиться перед вылетом? Поможем ей чемодан до такси донести, она всё-таки женщина пожилая…
Он осёкся. Его взгляд упал на коридор, который просматривался из спальни. Там, у самой входной двери, одиноко стоял его чемодан. Рядом валялась в спешке брошенная спортивная сумка с приставкой.
— А почему мои вещи в коридоре? — он нахмурился, улыбка медленно сползала с лица, сменяясь недоумением. — Мы что, решили перепаковать всё в один? Я же говорил, у меня места много…
— Мы ничего не решили, Сережа. Решила я, — Алина встала. Теперь она смотрела на него сверху вниз, хотя он и был выше ростом. Её спокойствие пугало больше, чем любая истерика. — Я последовала твоему совету и оптимизировала расходы.
— В смысле? — он перестал вытирать голову, полотенце безвольно повисло в руке.
— В прямом. Я аннулировала тур. Полностью. Отель, перелет, трансфер. Денег на карте больше нет, они вернутся через пару дней, но уже только мне. Так что семейный номер отменяется. Каша из мультиварки тоже.
Сергей замер. Его лицо сначала побелело, потом начало наливаться пунцовой краской. Он открывал и закрывал рот, напоминая рыбу, выброшенную на берег.
— Ты… ты шутишь? — выдавил он, наконец. — До вылета два дня! Мама уже чемодан собрала! Ты не могла… Ты не имеешь права! Это же свинство!
— Свинство — это приводить третью лишнюю в постель к жене, которая оплачивает твой отдых, — отчеканила Алина. — Я купила себе новый билет. В другую страну. Лечу одна. А ты можешь провести эти две недели с мамой. Бесплатно. В её квартире. Вы же так хотели быть вместе, дышать одним воздухом, кушать кашку. Вот тебе уникальный шанс. Наслаждайся.
— Ты сумасшедшая! — заорал Сергей, срываясь на визг. Он швырнул полотенце на пол. — Ты понимаешь, что ты наделала? Как я это маме объясню? У неё сердце слабое! Ты хочешь её убить? Ты эгоистичная, самовлюбленная стерва! Верни всё как было! Сейчас же!
— Не могу, — Алина пожала плечами, и в этом жесте было столько равнодушия, что Сергея передернуло. — Номера уже ушли в продажу. Да и желания нет. Знаешь, Сережа, я вдруг поняла: я не хочу спать за ширмой. И не хочу слушать про твои «великие дела», пока я работаю за двоих. Аттракцион невиданной щедрости закрыт.
Сергей сделал шаг к ней, сжимая кулаки, но остановился, наткнувшись на её ледяной взгляд. В этом взгляде не было страха, только брезгливость.
— Ты меня выгоняешь? — просипел он. — Из-за какой-то путевки? Мы же семья…
— Были семьей, пока ты не решил, что я — ресурс, который можно делить с мамой, — Алина подошла к двери спальни и красноречиво распахнула её. — Одевайся и уходи. Ключи оставишь на тумбочке. И предупреди Тамару Ивановну, чтобы распаковывала судочки. Моря не будет.
— Да кому ты нужна такая! — Сергей начал судорожно натягивать джинсы, путаясь в штанинах. Его трясло от злости и унижения. — Жадная, мелочная баба! Я уйду! Уйду к маме! Она-то меня ценит! А ты сдохнешь в одиночестве со своими деньгами! Попомни мои слова, ты ещё приползешь прощения просить, когда поймешь, что потеряла мужика!
— Мужика я тут не вижу, — спокойно заметила Алина, наблюдая за его жалкими сборами. — Вижу только маминого сыночка, который забыл, за чьей спиной он так удобно устроился. Забирай свои вещи, Сережа. И мультиварку не забудь купить по дороге, маме пригодится.
Сергей вылетел в коридор, схватил чемодан, чуть не сбив вешалку. Он хотел сказать что-то ещё, что-то обидное, ядовитое, чтобы сделать ей больно, чтобы разрушить эту её невыносимую броню, но слов не находилось. Он чувствовал себя голым, обманутым и выставленным на посмешище, хотя где-то в глубине души понимал: он сам это сделал.
— Ты пожалеешь! — выплюнул он уже у входной двери. — Ты мне весь медовый месяц испортила, всю жизнь испортила!
— Прощай, — коротко бросила Алина.
Дверь за ним захлопнулась с тяжелым, плотным звуком. Щелкнул замок, отсекая прошлое. В квартире повисла тишина. Но это была не та гнетущая, скандальная тишина, которой она боялась. Это была тишина покоя.
Алина подошла к окну. Руки не дрожали. Она глубоко вдохнула воздух, который вдруг показался ей удивительно свежим, несмотря на городскую пыль. Телефон пискнул уведомлением: «Регистрация на рейс открыта».
Она улыбнулась. Впервые за долгое время эта улыбка принадлежала только ей. Завтра она будет смотреть на море. Одна. В тишине. И это было лучшее, что она могла для себя сделать…
