Почтовый ящик заскрипел знакомо, как всегда по вторникам. Я покрутила в руках синий конверт с логотипом банка — никогда не любила официальные письма. Наверное, очередная реклама кредитов или кредитных карт, предложение, от которого невозможно отказаться. Забавно, что в мои шестьдесят три такие предложения всё ещё приходят.
Дома, налив чай с мятой, я распечатала конверт. Строчки прыгали перед глазами. Юридические формулировки смешивались в голове, но одна цифра пульсировала как назойливая мошка летним вечером — 470 тысяч рублей. Я несколько раз перечитала абзац, прежде чем поняла: банк требует с меня погашения кредита, о котором я слыхом не слыхивала.
— Что за чушь! — пробормотала я, чувствуя, как дрожат руки.
Чашка звякнула о блюдце. Чай разлился по кухонному столу, но я даже не потянулась за тряпкой. Пыталась сообразить: может, ошибка? Может, письмо предназначалось другой Наталье Сергеевне Климовой? Но нет, мой адрес, мой паспорт…
В висках застучала кровь. Я знала про истории с мошенниками, но думала, такое случается только по телефону, а не с официальными письмами настоящих банков. В горле пересохло, хотя я только что пила чай. Накатила слабость — будто разом выпустили воздух из воздушного шарика.
— Только спокойно, Наташа, — сказала я себе вслух, как делала всегда в трудные минуты.
Письмо говорило, что если не выплачу сумму в течение десяти дней, начнётся процедура принудительного взыскания. Что это значит? Приставы? Опись имущества? У меня закружилась голова. Пенсия — двадцать две тысячи. Откуда мне взять почти полмиллиона?
Я машинально потянулась к телефону — позвонить дочке. Но рука замерла над трубкой. Ольга сейчас занята на работе, да и что она скажет? Снова начнёт отмахиваться: «Мама, ты всё преувеличиваешь»? Нет уж, надо самой разобраться. Завтра же с утра пойду в банк. Должна же быть какая-то ошибка… иначе и быть не может.
В отделении банка
Отделение банка встретило меня прохладой кондиционеров и бесконечными электронными табло. Взяла талончик в автомате и села ждать своей очереди. Сжимала в руках сумочку, а в ней — злосчастное письмо. Пожилая женщина рядом что-то рассказывала о внуках, но я не слушала. В голове крутились мысли: что скажу, какие документы потребуют, как объяснить, что ничего не брала?
— Номер сорок два, окно три, — раздался механический голос.
За стеклом сидел молодой человек — ровесник моей Ольги. Гладко выбритый, в накрахмаленной рубашке, с аккуратным значком банка на груди. Виталий — гласила табличка.
— Здравствуйте, я получила вот такое письмо, — я протянула конверт дрожащими пальцами. — Но это какая-то ошибка, я никогда не брала кредитов в вашем банке.
Виталий пробежался глазами по письму, затем что-то набрал на компьютере. Его лицо оставалось бесстрастным, словно передо мной сидел не человек, а робот.
— Кредит оформлен на ваше имя шесть месяцев назад. Вот копия договора с вашей подписью.
Он развернул монитор, и я увидела документ с подписью, действительно похожей на мою. Сердце ухнуло вниз.
— Не может быть! Я не подписывала никаких договоров!
— Также здесь указан поручитель — Климов Виктор Иванович, — продолжал Виталий ровным голосом. — Имеется доверенность от вашего имени.
Меня словно окатили ледяной водой. Виктор? Мой бывший муж, с которым мы развелись пятнадцать лет назад?
— Покажите доверенность, — потребовала я, с трудом узнавая свой голос.
Виталий снова повернул монитор. Я увидела скан документа, и земля поплыла под ногами. Доверенность была настоящей — я оформляла её на Виктора много лет назад, когда продавали дачу после развода. Неужели она всё ещё действительна?
— У доверенностей нет срока давности? — спросила я севшим голосом.
— Если срок не указан в самом документе, то она действительна год с момента оформления, — ответил Виталий. — Но эта доверенность датирована прошлым годом.
Я покачнулась. Год назад? Невозможно! Я не оформляла никаких документов на Виктора…
— Вам плохо? — спросил Виталий, и на его лице промелькнуло что-то похожее на человеческие эмоции. — Хотите воды?
Но мне было нужно не воды. Мне было нужно понять, как моя подпись оказалась на документах, о которых я ничего не знаю.
Встреча с бывшим мужем
Кафе «Ностальгия» — маленькая ирония жизни. Я выбрала столик в углу, подальше от окон. Виктор опаздывал, как всегда. Эта его привычка бесила меня ещё в браке, но сейчас я была даже рада — нужно время собраться с мыслями.
Он вошёл, громко поздоровался с барменом — всё такой же шумный, всё такой же уверенный в себе. Чуть располневший, с благородной сединой на висках. Только глаза бегали, не встречаясь с моими.
— Наташенька, сколько лет! — Он наклонился, чтобы поцеловать меня в щёку, но я отстранилась. — Да ладно тебе, неужели до сих пор обижаешься?
— Виктор, — я выложила на стол банковские документы. — Что это?
Он нахмурился, посмотрел на бумаги, потом изобразил удивление, но как-то неубедительно.
— Ты о чём? Какие-то бумажки…
— Прекрати, — я не узнавала свой голос — твёрдый, жёсткий. — Банк требует с меня полмиллиона. Там стоит твоё имя как поручителя. Там есть доверенность, которую я якобы оформила в прошлом году.
Виктор заёрзал на стуле, пальцы забарабанили по столу — этот жест я тоже помнила. Так он нервничал, когда врал.
— Наташа, понимаешь… Тут такое дело… — он взял меню, но тут же отложил. — У меня были временные трудности. Я хотел взять небольшой кредит, но мне отказали из-за предыдущих займов. А потом я вспомнил про доверенность…
— Которая закончилась пятнадцать лет назад, — перебила я.
— Ну, я немного подправил дату, — он попытался улыбнуться, но вышло криво. — Мне очень нужны были деньги, Наташ. Я собирался всё вернуть до первого платежа. Честное слово! Но немного не рассчитал…
Меня затрясло. Пятнадцать лет без единого звонка, а теперь это?
— Ты понимаешь, что это подделка документов? Мошенничество?
— Да брось, какое мошенничество между бывшими супругами, — Виктор понизил голос. — Мы же семья…
— Были семьёй. Пока ты не ушёл к своей секретарше, — мои пальцы сжались в кулаки. — И теперь ты ещё смеешь…
— Наташа, я всё улажу, обещаю! Только дай мне время. Месяц, ну максимум два…
Он смотрел на меня этим своим фирменным взглядом — чуть виноватым, чуть обаятельным. Сколько раз я велась на этот взгляд, прощала, верила обещаниям?
— Нет, Виктор. Не в этот раз. Я иду в полицию.
Разговор с дочерью
— Мама, ты не можешь так поступить с папой! — Ольга металась по моей кухне, как тигрица в клетке. — Посадить его в тюрьму? Серьёзно?
Я помешивала борщ, хотя аппетита не было совсем. Весь день прошёл как в тумане — полиция, заявление, бесконечные вопросы. Когда позвонила Ольга и сказала, что заедет, я обрадовалась. Думала, что дочь поддержит меня. Но она с порога начала защищать отца.
— А как он поступил со мной? — спросила я тихо.
— Ну да, не подумал. Но он же хотел как лучше! Собирался всё вернуть!
— Как всегда, — я горько усмехнулась. — Двадцать пять лет одни и те же обещания.
Ольга плюхнулась на табуретку, упрямо поджав губы. Вылитый отец в молодости — та же складка между бровей, те же упрямые глаза.
— Это просто деньги, мама. Всего лишь деньги! А ты хочешь, чтобы его судили за мошенничество!
— Почти полмиллиона, Оля! Где я возьму такие деньги?
— Продай дачу.
— Дачу, которую я сама построила после развода? Которую берегла для тебя?
— Можно взять ещё один кредит и закрыть этот, — не сдавалась дочь. — Или я могу помочь. Мы с Димой планировали отпуск на море, но можем отложить…
Я застыла с половником в руках. Значит, отпуск молодой семьи важнее, чем моя квартира, которую могут отобрать за долги? Вся жизнь пронеслась перед глазами: как вкалывала на двух работах после ухода Виктора, как отказывала себе во всём, чтобы Ольга ни в чём не нуждалась, как берегла каждую копейку…
— Нет, — сказала я так твёрдо, что сама удивилась. — Я не буду платить по этому кредиту. И дачу не продам.
— Но, мама! Нельзя так с папой! Ты же знаешь, у него проблемы с новым бизнесом…
— Нельзя так со мной, — я впервые смотрела на дочь не как мать, готовая всё простить, а как человек, у которого есть свои границы. — Я всю жизнь шла у вас на поводу. Всю жизнь жертвовала собой. Хватит.
Ольга смотрела на меня так, будто впервые увидела. Я и сама себя не узнавала. Странное чувство — словно внутри проснулась другая Наталья, которая знает себе цену и не боится сказать «нет».
— Мама, ты… — Ольга запнулась. — Ты правда хочешь, чтобы всё дошло до суда?
— Я хочу справедливости, дочка. Первый раз за долгие годы я буду бороться за себя.
Подготовка к суду
— Итак, Наталья Сергеевна, собрали ли вы справку из нотариальной конторы? — Анна Павловна, невысокая женщина в строгом костюме, поправила очки и выжидающе посмотрела на меня.
Моим адвокатом оказалась бывшая одноклассница Ольги. Когда дочь позвонила мне через три дня после нашей ссоры и сказала, что нашла хорошего юриста, я не ожидала увидеть эту молодую, но такую серьёзную женщину.
— Да, вот, — я протянула папку с документами. — Здесь ответ из нотариальной конторы, что я не оформляла доверенность на имя Климова Виктора Ивановича в прошлом году. А вот справка с места работы о том, что в указанную дату я находилась в санатории в Ессентуках. И билеты сохранились… путёвка…
Мои руки дрожали, перебирая бумаги. Последние две недели превратились в бесконечный марафон — сбор справок, посещение инстанций, объяснения, показания. Голова шла кругом от юридических терминов.
Ольга сидела рядом со мной. После нашего разговора она взяла отпуск за свой счёт, чтобы помогать. Разложила бумаги по стопкам, передавала нужные листы Анне Павловне. Её присутствие придавало мне сил.
— Замечательно, — кивала Анна Павловна. — А где тот самый оригинал старой доверенности, о котором вы говорили?
— Я нашла копию в старом комоде, — я достала пожелтевший лист. — А оригинал должен быть у Виктора. Мы же сдавали его в банк, когда продавали дачу при разводе…
— Если он сохранил оригинал и изменил дату… Это уже фальсификация документов, — Анна Павловна что-то быстро записывала в блокнот. — Наше преимущество в том, что банк должен был проверить подлинность доверенности, но не сделал этого.
— И что теперь? — спросила Ольга.
— Теперь мы готовим иск к банку и одновременно поддерживаем уголовное дело против Виктора Ивановича, — Анна Павловна говорила чётко, словно ставила точки в конце каждого предложения. — Задача минимум — признать кредитный договор недействительным. Задача максимум — добиться компенсации морального вреда.
— Компенсации… — эхом повторила я. Всё это казалось каким-то сном.
— Мама столько всего пережила, — вдруг горячо заговорила Ольга. — Эти письма из банка, угрозы коллекторов, бессонные ночи!
Я с удивлением посмотрела на дочь. В её глазах стояли слёзы. Она действительно переживала за меня? Не за отца, а за меня?
— Мы справимся, Наталья Сергеевна, — Анна Павловна сжала мою руку. — Если всё, что вы рассказали — правда, а я не сомневаюсь в этом, то закон на вашей стороне.
Предложение взятки
Звонок в дверь прозвенел резко и неожиданно. Через глазок я увидела Виктора — мятый костюм, всклокоченные волосы, потерянный взгляд. Совсем не похож на того самоуверенного человека из кафе.
Я открыла дверь, но цепочку не сняла.
— Что тебе нужно? — спросила сухо.
— Наташа, впусти, пожалуйста, — его голос звучал хрипло. — Нам нужно поговорить.
Я колебалась. С одной стороны, Анна Павловна строго-настрого запретила любые контакты с Виктором. С другой — он выглядел таким несчастным. Стоит ли говорить, что я сняла цепочку?
— Десять минут, не больше, — сказала я.
Виктор прошёл в прихожую, огляделся так, словно был здесь впервые. Хотя, по сути, так и было — он ни разу не заходил ко мне после развода.
— Чай будешь? — спросила я машинально.
— Нет, спасибо, — он нервно переминался с ноги на ногу. — Наташа, я пришёл с предложением.
Я невольно усмехнулась. Как это похоже на Виктора — всегда приходить с «предложениями».
— Я слушаю, — я прошла в комнату и села в кресло. Виктор остался стоять, будто не решался сесть без приглашения.
— Я хочу решить всё по-хорошему, — он достал из внутреннего кармана пиджака конверт. — Здесь триста тысяч. Это всё, что я смог собрать. Остальное — постепенно…
Конверт лёг на журнальный столик между нами. Обычный белый конверт. Но мне казалось, что от него исходит какое-то свечение, будто радиоактивное.
— Что это? — спросила я, хотя прекрасно понимала.
— Ты же умная женщина, Наташа, — Виктор присел на край дивана. — Зачем нам эти суды, разбирательства? Все эти юристы только деньги тянут. А тут — конкретная сумма. Можешь часть кредита погасить, остальное я отдам через пару месяцев. И разойдёмся по-мирному.
— А уголовное дело? — я смотрела не на конверт, а на его лицо. — Подделка документов, мошенничество… Ты же под следствием, Витя.
Он поморщился от этого «Витя» — всегда терпеть не мог, когда я так его называла.
— Ну брось заявление, скажи, что ошиблась, — он развёл руками. — Что вспомнила — ты мне на самом деле давала доверенность…
— Врать, значит? — я вдруг почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Снова врать? Всю жизнь я только и делала, что покрывала тебя! И к чему это привело? К тому, что ты решил, будто можешь использовать мое имя, мою репутацию, мою жизнь?
Я схватила конверт и порвала его пополам. Купюры посыпались на пол разноцветным дождём. Виктор смотрел на меня с открытым ртом.
— Ты что наделала? Ты понимаешь, каких трудов мне стоило собрать эти деньги?
— Убирайся, — сказала я тихо. — Ты опоздал лет на пятнадцать с этим раскаянием.
Судебное заседание
В зале суда было прохладно и строго. Высокие потолки, деревянные скамьи, тяжёлые бордовые шторы. Я сидела, выпрямив спину, стараясь не показывать, как сильно колотится сердце. Справа от меня — Анна Павловна в идеально выглаженной блузке, слева — Ольга, крепко сжимающая мою руку.
Судья — полная женщина лет пятидесяти с уставшим лицом — перебирала бумаги. Представитель банка, молодой человек в дорогом костюме, что-то быстро печатал в ноутбуке. А там, в другом конце зала, сидел Виктор. Осунувшийся, постаревший. Рядом с ним — адвокат, назначенный судом.
— Заседание объявляется открытым, — голос судьи прозвучал неожиданно звонко. — Рассматривается гражданское дело по иску Климовой Натальи Сергеевны к Банку «Юнион Финанс» о признании кредитного договора недействительным…
Дальше всё было как в тумане. Я слышала голос Анны Павловны — чёткий, уверенный. Она зачитывала справки, цитировала законы, задавала вопросы представителю банка. Тот отвечал сухо, часто смотрел в свои записи, иногда сверялся с кем-то по телефону.
— Подсудимый Климов Виктор Иванович, вы признаёте, что подделали дату доверенности? — спросила судья.
Виктор встал. Его голос звучал глухо, будто издалека:
— Признаю…
— И вы подтверждаете, что Климова Наталья Сергеевна не знала об оформлении кредита на её имя?
— Да… не знала. Я один виноват.
Что-то сломалось в его голосе на последних словах. Я впервые за всё время посмотрела ему прямо в глаза. И увидела там… раскаяние? Или просто страх перед наказанием?
После были выступления экспертов, какие-то ходатайства, возражения. Я потерялась в юридических терминах. Анна Павловна иногда наклонялась и шептала мне на ухо пояснения.
— Суд удаляется для принятия решения, — объявила судья.
В коридоре Ольга обняла меня:
— Мама, ты держишься молодцом!
— Правда? — я слабо улыбнулась. — А я чувствую себя так, будто сдаю самый важный экзамен в жизни.
— Всё будет хорошо, — Анна Павловна сдержанно кивнула. — У нас сильная позиция.
Через полчаса нас пригласили обратно в зал. Судья зачитывала решение долго, с множеством юридических формулировок. Я поняла главное только когда Анна Павловна сжала моё плечо и шепнула:
— Мы выиграли!
Оказывается, банк признал свою ошибку — недостаточную проверку документов при оформлении кредита. Кредитный договор был признан недействительным. Все претензии ко мне были сняты.
— А что с Виктором? — спросила я, выходя из зала.
— Ему назначили судебный штраф и условное наказание, — пояснила Анна Павловна. — Учли чистосердечное признание и возмещение ущерба банку.
Я обернулась. Виктор медленно шёл по коридору, один, без адвоката. Ссутулившийся, опустошённый. На мгновение мне стало его жаль. Но только на мгновение.
Новое начало
Я вернулась домой поздним вечером. Не включая света, прошла на кухню и остановилась у окна. Дождь барабанил по стеклу, размывая огни города. На душе — необъяснимая легкость.
Звонок в дверь застал врасплох. На пороге стояла Ольга, мокрая от дождя, с большой картонной коробкой.
— Ты чего трубку не берешь? — она протиснулась в квартиру.
— Только зазвонил… — я растерянно смотрела на коробку. — Что это?
— Открой и узнаешь!
В коробке оказался торт «Полет» — мой любимый с юности, с той самой воздушной прослойкой из старой кондитерской.
— Откуда? Её же давно закрыли…
— У меня свои каналы, — подмигнула дочь, ставя чайник.
Она хозяйничала, как в детстве. Доставала чашки с синими васильками, резала торт. Сахар, как всегда, положила мне две ложки, хотя давно перешла на одну.
— А где Дима с Мишкой? — спросила я про зятя и внука.
— На мультик пошли. Сказала им — у нас женский разговор.
Мы сидели на кухне, как двадцать лет назад. Только роли поменялись.
— Знаешь, что я сегодня поняла? — отщипнула кусочек торта. — Для всех я была — мама, бабушка, бывшая жена… А для себя — никто. И вот теперь чувствую себя… свободной.
— Мам, — Ольга отставила чашку. — Я ведь злилась на тебя. Думала, ты к отцу придираешься. Только сегодня поняла, что дело не в деньгах, а в уважении.
За окном дождь стих. Ольга вдруг встала и крепко обняла меня:
— Я горжусь тобой, мам. Горжусь, что ты не сдалась.
В детстве она всегда так делала — обнимала неожиданно и убегала, смущаясь. Сегодня осталась стоять, уткнувшись в плечо.
— Ладно, хватит телячьих нежностей, — отстранилась я, хотя в горле стоял ком. — Лучше расскажи про путевки. На море-то поедете?
— Поедем, — кивнула Ольга. — Может, ты с нами? Мишка обрадуется.
Я смотрела на неё — взрослую, красивую, так похожую на ту девочку, которую учила говорить «нет». Вот только сама этого делать не умела. До сегодняшнего дня.
— Знаешь что, дочка? Вы езжайте, отдыхайте. А я на дачу поеду. Сирень скоро зацветет. Давно хотела картину начать — сиреневую ветку на закате.
И я улыбнулась, понимая, что больше ничего откладывать не буду. Впереди была жизнь — моя собственная.
