— Смотри, какая вода! — Максим подхватил меня на руки и понес прямо в море. — Теплее, чем в ванной!
Я визжала и отбивалась, но без особого энтузиазма. Турецкое солнце превратило моего обычно серьезного мужа в мальчишку.
Он носился по пляжу, строил замки из песка и даже умудрился заказать нам коктейли с зонтиками.
— А Барсик сейчас, наверное, спит на диване твоей мамы, — я откинулась на шезлонге, подставляя лицо солнцу. — Надеюсь, не слишком ее достает.
— Мама его обожает, — Максим плюхнулся рядом, отряхивая песок. — Говорит, с ним веселее, чем с отцом. Тот только и знает, что на рыбалку ездить.
Я хмыкнула. Свекровь Нина Петровна действительно души не чаяла в нашем коте. Когда мы собирались в отпуск, она сама вызвалась присмотреть за пушистым негодником.
— Кстати, ты помнишь, мы ей сказали, что вернемся седьмого? — спросила я, потягивая манговый сок.
— Конечно. Седьмого вечером заберем кота и домой.
Я кивнула и закрыла глаза. Вот бы остаться здесь навсегда. Никакой работы, никаких пробок, никаких проблем. Только море, солнце и Максим рядом.
— Эй, соня! — муж брызнул на меня водой из бутылки. — Пошли купаться!
— Максим! — я вскочила. — Ну что ты как ребенок!
Но он уже бежал к воде, и мне ничего не оставалось, как догонять его.
Мы плескались как дети, ныряли за ракушками и пытались поймать маленьких рыбок руками.
Вечером, сидя в ресторане отеля, я смотрела на загоревшего мужа и не могла нарадоваться.
Пять лет брака, а мы все еще как молодожены. Особенно когда удается вырваться вот так, вдвоем.
— За нас! — Максим поднял бокал с вином.
— И за Барсика, который терпеливо ждет нас дома, — добавила я.
Мы чокнулись и засмеялись. Последние два дня отпуска пролетели как один миг. Море, экскурсии, ужины на террасе с видом на закат. Я старалась запомнить каждую секунду.
В самолете домой Максим уснул на моем плече, а я листала фотографии в телефоне. Вот он строит башню из камней.
Вот мы вместе на фоне древних руин. А вот селфи на рассвете — оба сонные, но счастливые.
— Как думаешь, Барсик по нам скучал? — спросила я, когда мы уже ехали из аэропорта.
— Еще бы! Небось всю квартиру мамы обшарил в поисках нас.
Дома было непривычно тихо без кошачьего мяуканья. Я бросила чемодан в прихожей и пошла на кухню. В холодильнике — пусто, надо будет заехать в магазин.
— Может, сразу к маме поедем за котом? — крикнул Максим из спальни. — А то поздно уже.
Я глянула на часы. Половина десятого вечера. Действительно поздновато, но без Барсика дом казался каким-то чужим.
— Давай я одна съезжу, — предложила я, натягивая кофту. — Ты разбирай вещи, а я быстро туда-обратно.
Максим зевнул и кивнул. После перелета его явно клонило в сон.
Я схватила ключи от машины и выскочила из квартиры. На улице было прохладно после турецкой жары, и я поежилась.
Свекровь жила в пятнадцати минутах езды. Пока ехала, думала о том, какой сюрприз ей приготовить за то, что возилась с нашим котом.
Может, привезти ее любимые пирожные из французской кондитерской?
Припарковалась у подъезда и поднялась на третий этаж. Странно — в окнах горел свет, но на звонок никто не отвечал. Я нажала еще раз, подольше. Молчание.
— Нина Петровна! — постучала я в дверь. — Это я, Лена!
Может, в ванной? Или телевизор громко включен? Я порылась в сумке и достала запасной ключ.
Свекровь сама дала его нам на всякий случай — мало ли что.
Повернула ключ, толкнула дверь. В прихожей горела лампа, на вешалке — незнакомая мужская куртка.
Я замерла. Может, это новая отца мужа? Хотя нет, он всегда покупает только черные или синие, а эта — коричневая кожаная.
Из комнаты доносились приглушенные голоса и… смех? Я сделала шаг вперед, и половица предательски скрипнула.
— Кто там? — раздался встревоженный голос свекрови.
Я вошла в комнату и остолбенела. На диване сидела Нина Петровна в халате, рядом — незнакомый мужчина лет шестидесяти.
На столике — два бокала вина и ваза с фруктами.
— Лена?! — свекровь вскочила, запахивая халат. — Ты же… вы же седьмого должны были…
— Сегодня и есть седьмое, — выдавила я, не зная куда деть глаза.
— Нет, погоди… — Нина Петровна схватила телефон. — Сегодня шестое! Вы сказали седьмого вечером!
Я достала свой телефон. Точно, шестое. Мы с Максимом перепутали даты. Но сейчас это казалось такой мелочью по сравнению с…
— Я увидела то, что не должна была видеть, — пробормотала я, пятясь к двери.
— Лена, подожди! — Нина Петровна бросилась за мной. — Это не то, что ты думаешь!
Мужчина тактично встал и направился в прихожую.
— Я, пожалуй, пойду, — негромко сказал он. — Нина, позвони потом.
— Виктор, постой… — свекровь растерянно смотрела то на него, то на меня.
Но он уже надевал куртку. Кивнул мне, вышел. Мы остались вдвоем — я у двери, она посреди комнаты, теребя пояс халата.
— Где Барсик? — глупо спросила я, просто чтобы что-то сказать.
— В спальне спит. Лена, присядь, поговорить надо.
— Нет, я… я просто заберу кота и поеду. Максим ждет.
— Пожалуйста, — в ее голосе звучала такая мольба, что я невольно остановилась. — Пять минут.
Я села на краешек стула, чувствуя себя неловко. Нина Петровна налила себе воды, руки у нее дрожали.
— Мы с Геннадием Павловичем больше не вместе, — выпалила она. — Уже год как.
У меня отвисла челюсть. Как год? Мы же месяц назад все вместе ужинали! Они сидели рядом, он наливал ей чай, она поправляла ему воротник…
— Но… как же… вы же…
— Делали вид, — свекровь опустилась на диван. — Стыдно было признаться. Максиму особенно. Он всегда считал, что у нас образцовая семья.
Я молчала, переваривая услышанное.
Теперь многое становилось понятным. Почему свекор так часто «уезжал на рыбалку». Почему на семейных праздниках между ними было какое-то напряжение.
— А Виктор — это…?
— Мой… друг, — Нина Петровна покраснела как девочка. — Познакомились три месяца назад в театре. Он вдовец, у него взрослая дочь.
Я смотрела на свекровь и видела ее словно впервые.
Не строгую Нину Петровну, учительницу математики на пенсии, а просто женщину, которая имеет право на счастье.
— Геннадий Павлович знает?
— Конечно. У него тоже… есть кто-то. Ольга, медсестра из его поликлиники. Милая женщина, младше его на пятнадцать лет.
Господи. Целый год они играли спектакль. Приходили на дни рождения, улыбались, дарили друг другу подарки…
— Мы хотели сказать, — свекровь вытерла глаза. — После вашего отпуска хотели собраться все вместе и поговорить. Но ты пришла раньше, и…
— Почему вы сразу не сказали? — спросила я. — Максим бы понял.
— Правда? — в ее глазах мелькнула надежда. — Он всегда так гордился нами. Говорил друзьям, что его родители — пример настоящей любви. Тридцать пять лет вместе…
— Любовь может закончиться, — сказала я, сама удивляясь своему спокойствию. — Это не значит, что ее не было.
Нина Петровна всхлипнула. Я пересела к ней на диван, обняла. Странная картина — утешаю свекровь, которую застала с любовником.
— Максиму будет тяжело, — прошептала она. — Но я больше не могу притворяться. Устала.
— Расскажем вместе, — пообещала я. — И про Виктора тоже. Он выглядит хорошим человеком.
— Он замечательный, — свекровь улыбнулась сквозь слезы. — Приносит мне цветы каждую неделю. Представляешь? В моем возрасте — и цветы!
Из спальни раздалось сонное мяуканье. Барсик проснулся и явно требовал внимания.
— Пойду принесу его, — Нина Петровна встала. — И знаешь что? Позвоню Геннадию. И Виктору. Может, познакомитесь все нормально? Без этой дурацкой тайны?
Я кивнула. В конце концов, они оба остаются семьей. Просто семья теперь будет немного другой.
Пока свекровь ходила за котом, я написала Максиму: «Приезжай к твоей маме. Нам всем нужно поговорить. И да — твои родители молодцы. Правда.»
Он ответил кучей вопросительных знаков, но я только улыбнулась. Пусть Нина Петровна сама расскажет сыну, что имеет право быть счастливой. В любом возрасте.
Максим влетел во двор через двадцать минут — я услышала визг тормозов еще с третьего этажа.
Спустилась встретить — знала, что если он сейчас поднимется, то наговорит лишнего.
— Лена, какого черта? — он выскочил из машины, движок все еще работал. — Что за загадочные сообщения?
— Выключи машину сначала. И дыши глубже.
— Да что происходит-то? Мама здорова?
— Здорова. И даже очень. Просто… там наверху сейчас такое творится, что лучше тебе сначала морально подготовиться.
Он заглушил двигатель, хлопнул дверью.
— Ты меня конкретно пугаешь. При чем тут «родители молодцы»?
В лифте я начала объяснять — про перепутанные даты, про мужскую куртку в прихожей, про бокалы вина на столе.
Максим слушал, и с каждым моим словом его брови ползли все выше.
— Стоп. То есть моя мама… сидела с каким-то мужиком… пока отец на рыбалке?
— Не совсем пока на рыбалке. Просто выслушай их, ладно?
Нина Петровна открыла, едва мы позвонили. Успела переодеться — вместо халата теперь были ее любимые джинсы и кашемировый свитер.
И помада, заметила я. Свежая помада.
— Максим, милый, проходите. Отец уже в пути.
— В пути? — Максим остановился в дверях. — Он же на рыбалке должен быть.
— Был. Но я позвонила. Садись, не стой столбом.
В гостиной на диване величественно восседал Барсик. Увидев нас, лениво махнул хвостом и вернулся к вылизыванию лапы. Хоть кто-то тут спокоен.
— Мам, — Максим плюхнулся в кресло. — Можешь нормально объяснить, что происходит?
Она села напротив, сцепила пальцы в замок. Молчала секунд десять, собираясь с мыслями.
— Мы с твоим отцом больше не живем вместе. Уже год.
— В смысле? — Максим даже привстал. — Как это год? Мы же в прошлом месяце у вас ужинали!
— Ужинали, да. Мы договорились… делать вид. Для тебя.
— Для меня? — он откинулся назад. — Серьезно?
— Максим, ты же знаешь, как ты реагируешь на любые изменения. Помнишь, как переживал, когда мы балкон застеклили? А тут…
— Балкон и развод родителей — немного разные вещи, мам!
Звонок в дверь. Нина Петровна вскочила как девчонка. Вернулась с Геннадием Павловичем и… невысокой женщиной в медицинской форме.
— Оля не успела переодеться, — сказал отец вместо приветствия. — Смена только закончилась.
— Здравствуйте, — женщина протянула руку сначала мне, потом Максиму. — Я много о вас слышала.
Максим пожал руку на автомате, глядя на отца как на привидение.
— Пап, это что, твоя…
— Женщина, с которой я встречаюсь, да, — Геннадий Павлович выглядел собранным, но я заметила, как он теребит ключи в кармане. — Познакомились в поликлинике.
— Господи, — Максим потер лицо ладонями. — Это вообще законно — врачам с пациентами?
— Максим! — возмутилась Нина Петровна.
— А что? Нормальный вопрос! Год морочили мне голову, а теперь я еще и деликатничать должен?
— Я медсестра, не врач, — спокойно ответила Ольга. — И Геннадий Павлович не был моим пациентом. Мы встретились в коридоре, когда он ждал терапевта.
— Романтично, — съязвил Максим. — Любовь среди запаха хлорки и очереди из бабушек.
— Макс, — я легонько пнула его по ноге.
— Что «Макс»? Они год водили меня за нос! Изображали счастливую семью, приходили на дни рождения…
— А что мы должны были сделать? — вдруг резко спросил отец. — Прийти на твое день рождения и сказать: сынок, поздравляем, кстати, мы развелись?
— Например!
— Ты бы психанул и испортил себе праздник.
— А сейчас я, по-вашему, не психую?
Барсик спрыгнул с дивана и демонстративно ушел в спальню. Даже кот не выдержал семейной сцены.
— А Виктор? — вдруг спросил он. — Тот мужчина, которого видела Лена?
Нина Петровна покраснела.
— Хороший человек. Вдовец. Мы познакомились в театре, он тоже любит оперу.
— Вы ходите в театр? — Максим удивленно посмотрел на мать. — Но папа всегда говорил, что это скучно.
— Вот именно, — грустно улыбнулась она. — Я двадцать лет не была в театре, потому что твоему отцу было скучно.
Повисло молчание. Ольга тихонько встала.
— Может, мне лучше уйти? Это семейный разговор.
— Нет, оставайтесь, — неожиданно сказал Максим. — Вы ведь теперь тоже… семья?
Она благодарно кивнула. Я подумала, что она действительно милая. И отцу Максима с ней явно хорошо — он выглядел моложе и как-то светлее.
— Знаете что? — я встала. — Давайте все-таки выпьем чаю. И поговорим нормально. Без обвинений и обид.
Нина Петровна благодарно посмотрела на меня. Мы вместе пошли на кухню, оставив мужчин разбираться.
— Спасибо, — шепнула она, доставая чашки. — Я так боялась этого разговора.
— Он справится. Просто дайте ему время.
Когда мы вернулись с подносом, Максим сидел между отцом и Ольгой, а та показывала ему что-то в телефоне.
— Это моя дочь Вика, — говорила она. — Живет в Питере, работает программистом. Как и вы, Максим.
— Правда? В какой области?
И завязался разговор. Осторожный, с паузами, но разговор.
Ольга оказалась интересной собеседницей — начитанной, с юмором. Геннадий Павлович смотрел на нее с такой нежностью, какой я никогда не видела в его взгляде на свекровь.
— А Виктора когда со мной познакомите? — вдруг спросил Максим.
Нина Петровна чуть не выронила чашку.
— Ты… ты не против?
— Мам, мне тридцать два года. Я взрослый человек. И если ты счастлива…
Она всхлипнула и обняла сына. Геннадий Павлович кашлянул, явно растроганный.
— Можем хоть завтра, — сказала Нина Петровна. — Он очень хотел с вами познакомиться, но стеснялся.
Мы просидели до полуночи. Говорили, вспоминали, иногда смеялись. Оказалось, что признаки были давно — просто Максим не хотел их замечать.
Раздельные отпуска родителей, редкие совместные фотографии, напряжение на семейных праздниках.
— Мы думали, справимся, — признался Геннадий Павлович. — Столько лет вместе, сын, общие воспоминания. Но любовь — это не только привычка.
— Мы стали как соседи по квартире, — добавила Нина Петровна. — Вежливые, заботливые соседи. Но не более.
Когда мы уходили, Максим обнял мать крепче обычного.
— Будь счастлива, мам. И познакомь нас с Виктором. Только предупреди его — я буду задавать неудобные вопросы.
— А помните, как вы мне про аиста рассказывали? — вспомнил Максим. — Мне было лет семь, и я спросил, откуда берутся дети.
— О господи, — Нина Петровна закрыла лицо руками. — Не напоминай.
— А что было? — заинтересовалась Ольга.
— Они сочинили целую историю про специальную службу доставки аистов, — рассмеялся Максим. — С графиком работы, выходными и профсоюзом. Папа даже схему нарисовал.
— Ты очень дотошный ребенок был, — оправдывался Геннадий Павлович. — Все время спрашивал детали. Пришлось импровизировать.
— Я потом в школе рассказал. Учительница маму вызвала.
— Самый неловкий родительский комитет в моей жизни, — призналась Нина Петровна.
Мы смеялись, и я думала — может, все не так плохо? Они остались семьей, просто в новом формате.
— Кстати, о Викторе, — сказал Максим, когда смех утих. — Кем он работал до пенсии?
— Преподавал в университете. Но он мало рассказывает.
— Скромный?
— Скорее деликатный. Знаешь, он на первом свидании принес мне не розы, а пионы.
Потому что подслушал в театре, как я говорила подруге, что люблю пионы.
— Внимательный, значит.
— Очень. И еще он готовит потрясающе. Его ризотто — это что-то.
— Папа тоже готовит, — машинально сказал Максим.
— Яичницу и пельмени? — фыркнула Нина Петровна.
— Я освоил борщ! — возмутился Геннадий Павлович. — Оля научила.
— С пампушками, — гордо добавила Ольга. — И салом.
— Мама сало не ест, — заметил Максим.
— Вот и прекрасно, — пожал плечами отец. — Больше мне достанется.
И тут меня осенило — они действительно подходят своим новым партнерам. Как пазлы, которые долго пытались соединить не теми сторонами.
— Знаете что? — сказал Максим, допивая коньяк. — Может, вы и правы. Лучше быть счастливыми врозь, чем изображать семью.
— Мы все равно семья, — мягко сказала Нина Петровна. — Просто… расширенная теперь.
— Типа франшизы? — хмыкнул Максим. — Семья 2.0?
— Можно и так сказать, — рассмеялся отец. — С улучшенным функционалом и исправленными багами.
— Программистский юмор пошел, — закатила глаза я. — Значит, все в порядке.
Уходили мы уже ближе к полуночи. Максим долго обнимал мать, потом неловко пожал руку Ольге.
В машине Максим молчал минут десять. Потом выдохнул:
— Знаешь, а мама выглядела счастливой. По-настоящему счастливой.
— И твой отец тоже.
— Да. Странно это все, но… наверное, правильно.
— Познакомимся с Виктором?
— А куда деваться? Любопытно же. Полковник, который читает Ремарка и готовит ризотто.
Дома Барсик немедленно потребовал еды, хотя явно объелся у Нины Петровны. Пока я открывала ему паштет, Максим обнял меня сзади.
— Спасибо, что была рядом. Одному бы я точно психанул.
— Еще бы. Твоя идеальная семья оказалась не такой идеальной.
— Зато честной. В конце концов.
— Обещай, что мы не будем ждать тридцать лет, если что-то пойдет не так?
— Обещаю. Максимум — двадцать девять.
Я ткнула его локтем, он рассмеялся. Барсик недовольно мяукнул — мы мешали ему есть.
Встречу назначили через неделю в грузинском ресторане — нейтральная территория.
Виктор оказался милым человек и с неожиданно мягкой улыбкой.
— Наслышан, наслышан, — он крепко пожал руку Максиму. — Нина так много рассказывала. Программист, да? Я в вашей области полный профан, но восхищаюсь. Это же надо — заставить железку думать. Я больше по биологии.
— Она не думает, просто выполняет алгоритмы, — начал было Максим, но я пнула его под столом.
— Восхищаюсь вашей мамой, — продолжил Виктор, не смутившись. — Она открыла мне целый мир. Я, признаться, до встречи с ней оперу считал пыткой для слуха.
— И что изменилось? — спросил Максим.
— Она. Объяснила, на что смотреть, что слушать. Теперь без «Травиаты» жить не могу.
— Папа тоже так говорил. Тридцать лет назад.
Повисла пауза. Но Виктор не смутился:
— Возможно. Но я не притворяюсь. В моем возрасте глупо играть в чужие игры.
И Максим сдался. Остаток вечера прошел удивительно легко — Виктор рассказывал старые байки, Нина Петровна смеялась, мы с Максимом подкалывали друг друга.
— Хороший мужик, — признал Максим, когда мы ехали домой. — И маме с ним хорошо.
— Заметил, как она на него смотрит?
— Как девчонка. Никогда такой ее не видел.
Через месяц мы собрались все вместе — уже у Ольги. Оказалось, она живет за городом, в маленьком доме с огромным участком.
— Вот тут грядки будут, — Геннадий Павлович с энтузиазмом показывал план. — А там теплица.
— Папа никогда не интересовался огородом, — шепнул мне Максим.
— Люди меняются.
— В шестьдесят?
— Особенно в шестьдесят. Когда понимают, что время поджимает.
За столом сидели вшестером — странная, лоскутная, но уже почти привычная компания. Ольга оказалась прекрасной хозяйкой, Виктор травил байки, родители Максима переглядывались со своими новыми половинами.
— За новые начинания! — поднял тост Виктор.
— За честность! — добавила я.
— За то, чтобы не бояться менять жизнь, — поддержал Максим.
— И за расширенную семью, — улыбнулась Нина Петровна.
Мы чокнулись. Барсика на эту встречу не взяли — побоялись, что не поймет такого количества новых родственников. Но мы-то, люди, вроде справились. И это, наверное, главное.
