— Галя, тут Егору на завтра приготовить надо. Котлеты он не хочет, сделай ему отбивные, как в тот раз, и картошки нажарь. И это… — Олег, не отрываясь от экрана телевизора, где мелькали какие-то гоночные машины, небрежно кивнул в сторону кресла. — Захвати там вещи его, постирай, а то ему завтра в школу не в чем идти.
Галина замерла с ножом над разделочной доской. Запах жареного лука и чеснока, который она готовила для своего ужина, казалось, мгновенно выветрился, сменившись едким запахом её собственного, подступающего к горлу раздражения. Она медленно повернула голову. В кресле, заваленном подушками, лежал комком скомканной ткани — джинсы, несколько футболок, носки, превратившиеся в твёрдые шарики. Всё это источало тонкий, но отчётливый аромат подросткового пота и уличной пыли.
Она молчала. Она смотрела на затылок Олега, на то, как он расслабленно откинулся на диване, полностью погружённый в рёв моторов. Он даже не счёл нужным посмотреть на неё, отдавая приказания. Словно обращался к голосовому помощнику или к предмету мебели, который должен был выполнить команду по умолчанию. В соседней комнате, за закрытой дверью, сидел сам виновник торжества — шестнадцатилетний Егор, её «временный» жилец вот уже четвёртый месяц. Судя по доносившимся оттуда щелчкам мыши и обрывкам ругани, он вёл ожесточённый бой в какой-то компьютерной игре. Ему и в голову не приходило самому позаботиться о своей одежде или еде. Зачем? Ведь для этого есть Галя.
— Я тебе не кухарка и не прислуга, чтобы обстирывать и обглаживать ещё и твоего сына! Если привёл его жить к нам, будь добр обслуживать его сам!
Голос её не дрогнул, он прозвучал твёрдо и холодно, перекрыв визг шин из динамиков.
Олег недовольно поморщился и нехотя повернул голову. На его лице было написано искреннее недоумение, будто она заговорила с ним на иностранном языке.
— Ты чего начинаешь? Что тебе, трудно, что ли? Ты всё равно стиралку запускаешь. Какая разница, две футболки кинуть или четыре? И готовишь на всех. Что за концерты на ровном месте?
Он сказал это так просто, так обыденно, что Галину пронзила острая, злая ясность. Для него не было никакой разницы. Для него она была функцией, частью быта, как холодильник или стиральная машина. Наполняется грязным бельём — запускаешь цикл. Пустеют полки — идёшь в магазин. Он не видел её усталости после работы, не замечал, что она часами стоит у плиты, пока они вдвоём отдыхают. Он просто потреблял её время и её силы.
Не говоря больше ни слова, она подошла к креслу, брезгливо, двумя пальцами, подцепила всю эту гору грязного тряпья и направилась не к ванной, а в противоположную сторону — к балкону.
— Ты куда это? — настороженно спросил Олег, приподнимаясь на диване.
Галина молча открыла балконную дверь. Холодный ноябрьский воздух ударил в лицо. Она шагнула на лоджию, подошла к перилам и, не раздумывая ни секунды, разжала пальцы. Тёмный ворох одежды перевалился через ограждение и беззвучно исчез в темноте внизу, на газоне перед домом.
Она вернулась в комнату и плотно закрыла за собой дверь. Олег смотрел на неё широко раскрытыми, ошалевшими глазами. Он медленно вставал с дивана, его лицо из недоумённого становилось багровым.
— Ты с ума сошла?! — заорал он, когда наконец обрёл дар речи.
— Нет, я пришла в себя, — спокойно ответила Галина, возвращаясь на кухню к своей сковородке. — Я согласилась жить с тобой, а не усыновлять твоего великовозрастного ребёнка. С этого момента вы оба обслуживаете себя сами. Стираете, готовите, убираете. Моя доброта закончилась. И передай своему сыну, что его школьная форма лежит на газоне под окнами. Пусть поторопится, пока дворники не убрали.
Рёв моторов из телевизора захлебнулся, сменившись гневным сопением Олега. Из своей комнаты, привлечённый криком, высунулся Егор. Его лицо, обычно выражавшее лишь скуку или азарт от компьютерных баталий, теперь было растерянным. Он переводил взгляд с побагровевшего отца на абсолютно спокойную Галину, которая методично нарезала овощи для своего салата.
— Пап, а что случилось? — промямлил он.
— Что случилось? — взорвался Олег, ткнув пальцем в сторону балкона. — Случилось то, что твоя одежда теперь удобряет газон! Она её выбросила! Иди и собирай свои шмотки, пока их собаки не растащили!
Унижение, написанное на лице подростка, было почти осязаемым. Он, король своей виртуальной вселенной, был публично выпорот и отправлен на унизительную миссию — собирать собственное грязное бельё под окнами многоэтажки. Не смея посмотреть на Галину, он прошмыгнул в прихожую, натянул кроссовки и выскользнул за дверь. Олег остался стоять посреди комнаты, тяжело дыша, как загнанный бык. Он ждал от неё реакции: крика, ссоры, может быть, даже извинений. Но она просто продолжала готовить. Этот её ледяной, непробиваемый покой выводил из себя куда сильнее самой яростной перепалки.
— Ты пожалеешь об этом, Галя. Очень сильно пожалеешь, — процедил он и, не найдя больше слов, рухнул обратно на диван, вперившись в тёмный экран телевизора.
С этого вечера их квартира превратилась в поле боя. Негласного, тихого, но оттого ещё более ожесточённого. Олег и Егор, вернувшийся с охапкой помятой и влажной от росы одежды, избрали тактику пассивного сопротивления. Они были уверены: это просто женский каприз, блажь, которая пройдёт, стоит лишь немного надавить. Они решили доказать ей, что без неё их быт не рухнет, но при этом делали всё, чтобы этот быт стал невыносимым.
Первым бастионом пала кухня. Утром Галина, как и прежде, встала, приготовила себе кофе, съела йогурт, помыла за собой чашку и ложку и ушла на работу. Олег с сыном, обнаружив пустой холодильник и отсутствие привычного завтрака, попытались организовать пропитание самостоятельно. Их попытка закончилась залитой молоком плитой, сковородкой с присохшим намертво чёрным крошевом, которое должно было стать яичницей, и горой грязной посуды в раковине. Они оставили всё как есть. Это был их первый выстрел.
Вечером Галина, вернувшись, обвела кухню спокойным взглядом, молча взяла свою тарелку, приготовила себе лёгкий ужин, поела, вымыла посуду и ушла в спальню. Их грязная гора в раковине её, казалось, совершенно не трогала.
День за днём обстановка накалялась. К посуде в раковине прибавились картонные коробки от пиццы на полу, пустые пакеты из-под чипсов на диване, липкие круги от стаканов на журнальном столике. Воздух в квартире пропитался кисловатым запахом застоявшейся еды и их молчаливого упрямства. Они демонстративно игнорировали мусорное ведро, начав складывать отходы в пакет рядом с ним. Пакет рос, превращаясь в маленький зловонный террикон. Они ждали, что она сломается. Что её женская сущность, её потребность в чистоте и порядке возьмёт верх, и она, ругаясь, всё уберёт.
Но Галина не ломалась. Она выстроила вокруг себя невидимую стену. Её маршрут был прост: прихожая, ванная, кухня, спальня. Она убирала только на своём пути. Она мыла только свою половину раковины в ванной и протирала зеркало только перед собой. Она готовила ровно одну порцию и съедала её, не предлагая никому. Её спальня стала её крепостью, чистым и уютным островком в океане бытового хаоса, который целенаправленно создавали два мужчины, уверенные в своей правоте.
— В квартире уже дышать нечем, — бросил однажды вечером Олег, когда она проходила мимо него в спальню.
— В твоей части квартиры — возможно, — не оборачиваясь, ответила она. — Моя меня вполне устраивает.
Он стиснул зубы. Её спокойствие, её методичность, её полное безразличие к их провокациям действовали на нервы. Они проигрывали эту холодную войну, но признать это было выше их сил. Они сидели вдвоём посреди своего же собственного беспорядка, злые, голодные и упрямые, и понимали, что пассивное сопротивление не работает. Значит, нужно было переходить к более активным действиям.
Неделя превратила квартиру в чужую, враждебную территорию. Воздух загустел, пропитался запахом остывшего фастфуда, несвежего белья и глухого, невысказанного раздражения. Олег и Егор, потерпев фиаско в своей тактике пассивной осады, продолжали упорствовать, но их уверенность в быстрой победе испарилась. Теперь их действия были продиктованы не столько расчётом, сколько злым, мальчишеским упрямством. Они проиграли битву за комфорт, но собирались выиграть войну на истощение.
Кухонный стол стал их плацдармом — липкий от пролитой колы, усеянный крошками и заляпанный пятнами соуса. Раковина, в которой уже прочно обосновались остатки их неудачных кулинарных экспериментов, источала кислый запах. Галина обходила всё это с отстранённостью музейного смотрителя, изучающего экспозицию чужой, неряшливой жизни. Она не вступала в перепалки. Её молчание, её аккуратная тарелка с одинокой порцией салата, её чистая чашка, которую она уносила с собой в спальню, — всё это было громче любых упрёков. Они жили не вместе, а параллельно, в одной плоскости, но в разных, непересекающихся мирах.
На седьмой день Олег понял, что они проигрывают. Её ледяное спокойствие оказалось прочнее их подросткового бунта. Они сидели вечером на диване посреди созданного ими же хаоса, и это угнетало. Телевизор бубнил что-то неразборчивое, но они его не слушали.
— Она так и будет ходить, как королева? — зло прошипел Егор, кивнув в сторону закрытой двери спальни. — На кухню зайти противно. У меня все чистые вещи закончились.
— Я вижу, — глухо ответил Олег. Он чувствовал себя униженным. Он, мужик в доме, был вынужден питаться полуфабрикатами и дышать этим смрадом. И всё из-за её упрямства. — Значит, нужно ей напомнить, что это не её дворец, а наш общий дом. Что от нас так просто не отгородишься.
Он поднялся. В его глазах появился нехороший, расчётливый блеск. Он не собирался убирать. Он собирался атаковать. Если она создала себе островок чистоты, значит, нужно было его осквернить. Заставить её понять, что в этой квартире для неё не осталось безопасного места. Он направился к её спальне.
— Пап, ты куда? — настороженно спросил Егор.
— Покажу ей, что такое настоящая грязь, — бросил Олег через плечо и толкнул дверь.
Спальня встретила его запахом свежести и чистоты. Идеально заправленная кровать, ни пылинки на мебели. Этот порядок был как пощёчина на фоне остальной квартиры. На спинке стула висело её новое пальто — светлое, почти кремовое, которое она купила себе в прошлом месяце на премию. Олег остановился, глядя на него. Это была не просто вещь. Это был символ её независимости, её маленькая личная победа. Идеальная мишень.
Он вернулся на кухню, взял коробку из-под пиццы, которую они ели вчера, и вытряхнул на пальто оставшиеся там крошки и жирные бумажные салфетки. Потом он открыл холодильник, достал банку с солёными огурцами и щедро плеснул рассолом на светлую ткань. Тёмное, маслянистое пятно мгновенно расползлось по рукаву, оставляя уродливый, неровный след. Он сделал это небрежно, будто случайно, но с холодным, мстительным удовлетворением. Егор, заглянувший в комнату, молча наблюдал за ним. В его взгляде не было ни протеста, ни одобрения — лишь тупое любопытство.
Когда Галина вернулась с работы, они оба сидели на диване и демонстративно громко смотрели какой-то боевик. Она, как обычно, молча прошла в свою комнату. И замерла на пороге. Ей не нужно было присматриваться. Уродливое, жирное пятно на её любимом пальто кричало, вопило о преднамеренности, о злом умысле, о желании не просто насолить, а унизить. Она медленно подошла, коснулась пальцами влажной, липкой ткани. В этот момент что-то внутри неё окончательно и безвозвратно умерло. Не осталось ни злости, ни обиды. Только холодная, абсолютная пустота и кристальная ясность того, что нужно делать.
Она не закричала. Не устроила скандал. Она аккуратно сняла испорченное пальто со стула, сложила его и убрала в шкаф. Затем вышла из спальни. Олег и Егор напряжённо уставились на неё, ожидая взрыва. Но она прошла мимо них на кухню, налила себе стакан воды и вернулась в прихожую. Её лицо было совершенно непроницаемым. Она спокойно надела куртку, взяла сумочку и, не глядя на них, достала телефон. Они слышали, как она, стоя у двери, набирает номер.
— Алло, здравствуйте, — её голос был ровным и деловым. — Мне нужно срочно поменять замки во входной двери. Да, сегодня. Чем быстрее, тем лучше. Адрес записывайте.
Когда щелкнул замок входной двери, Олег и Егор вздрогнули, словно от выстрела. Тишина, повисшая после ухода Галины, была плотной, вязкой, полной невысказанных угроз. Они переглянулись. На лице Олега недоумение боролось с подступающей яростью.
— Что это было? Куда она пошла? — Егор нервно сглотнул, оторвав взгляд от экрана.
— Да кто её знает, — зло бросил Олег, хотя в его голосе слышалась растерянность. — Истеричка. Решила нас напугать. Вернётся, куда она денется.
Но она не возвращалась. Прошёл час, потом второй. Олег пытался смотреть свой боевик, но постоянно бросал взгляд на часы и дверь. Егор забился в свою комнату и включил музыку, но даже через гул басов ощущалось напряжение, пропитавшее квартиру. Что-то было не так. Это было не похоже на обычную ссору. Это было похоже на затишье перед чем-то окончательным.
А Галина в это время действовала. С холодной, хирургической точностью. Она не пошла к подруге жаловаться. Она зашла в ближайший хозяйственный магазин и купила самую большую упаковку плотных чёрных мешков для мусора. Вернувшись к дому, она не стала подниматься в квартиру. Она села на лавочку во дворе, под деревом, откуда хорошо просматривались окна, и стала ждать. Ждать, когда Олег и Егор уйдут.
Ей не пришлось долго сидеть на холодном ветру. Вскоре из подъезда вышли оба. Олег — на работу во вторую смену, Егор — видимо, к друзьям, сбегая от гнетущей атмосферы. Галина дождалась, когда их фигуры скроются за углом дома, и только тогда вошла в подъезд и открыла своим ключом дверь. В последний раз.
Она не стала медлить. Словно робот, выполняющий программу, она вошла в комнату Егора. Распахнула шкаф и одним движением сгребла с вешалок всю одежду прямо в раскрытый чёрный мешок. Компьютерные диски, наушники, грязные чашки со стола, разбросанные по полу носки — всё летело туда же. Второй мешок она наполнила вещами Олега: его несвежие рубашки, рабочая форма, пахнущая машинным маслом, бритвенные принадлежности из ванной, его единственная пара приличных туфель. Она не перебирала, не сортировала. Она просто очищала пространство, выгребая всё, что напоминало об их присутствии. Кухня, гостиная, прихожая — она прошлась по квартире, как фумигатор, методично собирая их следы, их вещи, их саму суть.
Через сорок минут у входной двери выстроилась уродливая батарея из шести туго набитых чёрных мешков. Затем раздался звонок в дверь. Пришёл слесарь — немолодой усатый мужчина с массивным ящиком инструментов. Он деловито осмотрел замок, не задавая лишних вопросов. Визг дрели, скрежет металла, короткие глухие удары молотка — эти звуки были для Галины музыкой. Музыкой освобождения. Через полчаса мужчина протянул ей новый комплект ключей на блестящем кольце.
— Готово, хозяйка. Принимай работу.
Галина расплатилась и закрыла за ним дверь на новый, тугой замок. Потом она взяла первый мешок, выволокла его на лестничную клетку и поставила у стены. Затем второй, третий… Когда последний мешок занял своё место, она вернулась в квартиру. Свой дом. Она глубоко вдохнула. Воздух всё ещё был спёртым, но в нём уже не было чужого присутствия.
Вечером, когда уже стемнело, она услышала знакомый скрежет ключа в замочной скважине. Скрежет, толчок, ещё один — бесполезный. Затем раздался стук, сперва неуверенный, потом всё более настойчивый.
— Галя! Ты дома? Что с замком?
Она не ответила. Она сидела в кресле в гостиной и пила чай. Стук перерос в удары кулаком.
— Галя, открой, я сказал! Что за фокусы?! Ты что творишь?!
Через какое-то время к его голосу присоединился голос Егора. Они оба колотили в дверь, кричали, требовали. Галина спокойно допила чай, подошла к двери и громко, отчётливо сказала, не повышая голоса:
— Убирайтесь. Все ваши вещи стоят на площадке. Это больше не ваш дом.
За дверью наступила короткая пауза, а затем Олег взревел от ярости.
— Ты сдурела?! Это и мой дом! Я здесь живу! Открывай немедленно, иначе я эту дверь выломаю!
— Попробуй, — так же спокойно ответила Галина. — Но учти, это уже будет квалифицироваться как попытка взлома.
Она слышала его сдавленное ругательство, бормотание Егора. Она слышала, как они шуршат мешками, проверяя своё имущество. Их крики и угрозы ещё какое-то время доносились с лестничной клетки, но они уже не имели значения. Это был просто шум. Шум из другой, прошлой жизни. Галина отошла от двери, включила музыку погромче и пошла на кухню, чтобы наконец-то приготовить себе нормальный ужин. В своей собственной, чистой квартире…
