— Я тут решил, что ты перепишешь свою дачу на мою маму, — Антон отрезал кусок запеканки, даже не поднимая глаз от тарелки. — Ей давно пора иметь место для отдыха, все-таки возраст.
Марина застыла с бокалом красного вина на полпути к губам. Рука дрогнула, и капля скользнула по стеклу, оставив алый след.
— Прости, что ты сказал?
— Дачу твою, — он жевал с аппетитом, словно обсуждал погоду. — Ну, которая от бабушки досталась. Мы же там от силы два раза в год бываем.
А мама могла бы огород завести, цветы там всякие выращивать. Ты же знаешь, как она любит возиться с растениями.
Марина медленно, очень медленно поставила бокал на стол. Запеканка, которую она полдня готовила по новому рецепту, вдруг показалась картонной на вкус.
— Антон, это дача моей бабушки. Она строила ее своими руками, когда дедушки не стало. Кирпич за кирпичом.
— Ну и что? — он пожал плечами, накалывая на вилку следующий кусок. — Мы же семья, Марин. Что твое, то и мое. А мама — она тоже семья. Ей шестьдесят скоро, пусть порадуется на старости лет.
В голове пронеслись десятки воспоминаний одновременно. Бабушка в выцветшем платке учит ее белить яблони.
Они вместе красят ставни в зеленый цвет, и краска попадает Марине на нос. Старая печка, где пекутся блины, и бабушка смеется: «Первый блин комом, внученька, но ты не расстраивайся».
Грядки с клубникой, которые они пололи вместе, и вечерний чай с малиновым вареньем на веранде.
— Послушай внимательно, — Марина сцепила пальцы под столом так крепко, что побелели костяшки. — Это не просто недвижимость. Это место, где живет память о самом дорогом мне человеке. Бабушка вложила в эту дачу не только силы — душу вложила.
— Марин, хватит драматизировать, — Антон отодвинул пустую тарелку и потянулся за салатом. — Подумаешь, старый дом с покосившимся крыльцом. Мы потом купим себе нормальный коттедж где-нибудь в хорошем поселке.
С бассейном и мангальной зоной. А этот сарай только деньги тянет.
— Сарай?! — голос сорвался на крик. — Ты называешь дом моей бабушки сараем?
— Да ладно тебе, — он махнул рукой. — Объективно посмотри — участок шесть соток, домик метров пятьдесят, удобства на улице. Мама хотя бы приведет все в божеский вид. Канализацию проведет, баню новую построит.
Марина встала так резко, что стул качнулся. В груди полыхало от обиды, злости и какого-то глубокого, почти физического оскорбления.
— Это мое решение. И я его не приняла. Точка.
— Вот как заговорила? — Антон откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — А я уже маме пообещал. Вчера позвонил, обрадовал. Она чуть не плакала от счастья.
— Что?! Ты… ты уже позвонил?!
— А что такого? Рано или поздно все равно бы узнала. Теперь неудобно отказывать, сама понимаешь. Не хочу расстраивать пожилого человека.
Марина стояла, глядя на мужа как на чужого. Четыре года брака. Четыре года она думала, что знает этого человека. Оказывается, не знала ничего.
— То есть ты решил судьбу моего имущества без меня. Обрадовал свою мать моей собственностью. И теперь ставишь перед фактом?
— Не нагнетай, — он встал, подошел к холодильнику за пивом. — Подумаешь, дача. У нас будет десять таких дач, когда я получу повышение.
Марина молча вышла из кухни. В ванной включила душ на полную мощность и стояла под обжигающими струями, пытаясь смыть это чувство тотального предательства.
Слезы смешивались с водой, текли по щекам, капали на кафель.
Из-за двери донесся звук включенного телевизора. Футбол, разумеется. Для Антона разговор окончен. Инцидент исчерпан. Жена покапризничает и согласится.
Вытираясь, Марина вспомнила последние слова бабушки перед смертью: «Береги дачу, внученька. Это не просто дом — это наша с тобой история.
И помни — что по-настоящему твое, то никому не отдавай. Особенно тем, кто считает, будто имеет право просто взять».
Ночь тянулась бесконечно. Антон спал, раскинувшись звездой и захватив три четверти кровати, а Марина лежала на самом краешке, уставившись в темный потолок.
В голове крутились одни и те же мысли. Может, она правда перегибает? Может, в семье действительно все общее? Но почему тогда так больно? Почему ощущение, будто ее ограбили?
К четырем утра она приняла решение. Нужно поговорить с Галиной Дмитриевной. Выяснить, действительно ли свекровь мечтает о даче или это очередная «гениальная» идея Антона.
Утром за завтраком муж вел себя как ни в чем не бывало. Рассказывал о планах на квартал, о новом проекте, о том, что Петрович из соседнего отдела уходит на пенсию.
— Кстати, о пенсии, — он намазывал толстый слой джема на тост. — Я вчера еще раз созвонился с мамой. Она уже план участка нарисовала. Тут розарий, там грядки с помидорами, а в углу — беседка. У нее глаза горят, как у ребенка.
Чашка опасно звякнула о блюдце.
— Ты снова ей звонил? После нашего вчерашнего разговора?
— А что такого? — он удивленно поднял брови. — Человек радуется, строит планы. У нее столько идей! Даже список семян составила. Не могу же я ее разочаровать.
— То есть разочаровать мать ты не можешь, а жену — запросто?
— Мариш, — Антон устало вздохнул, как будто объяснял что-то несмышленому ребенку, — давай без истерик.
В конце концов, что важнее — какая-то недвижимость или счастье близкого человека? Мама всю жизнь для нас старалась, имеет право на комфортную старость.
— А я не близкий человек? Моя бабушка, которая оставила мне эту дачу, — не близкий? Ее память — не важна?
— Память можно хранить в сердце, — он встал, поправляя галстук. — А недвижимость должна приносить пользу. Все, мне пора, совещание в девять. И да, вечером задержусь — корпоратив у Михалыча, юбилей.
Дверь хлопнула. Марина осталась сидеть перед остывшим кофе и недоеденным тостом. Потом схватила телефон.
— Настя? Срочно нужно увидеться. Нет, не могу по телефону. Через час в нашей кофейне?
Подруга выслушивала ее молча, только брови ползли все выше. Официантка дважды подходила обновить кофе, а Марина все говорила и говорила, выплескивая накопившееся.
— Стоп, стоп, стоп, — наконец перебила Настя. — То есть он фактически подарил твою собственность своей матери без твоего ведома? И считает, что ты капризничаешь?
— Именно. И знаешь, что самое обидное? Он даже не понимает, в чем проблема. Для него это просто старый дом, который можно обменять на шубу.
— На шубу?
— Да, вчера вечером предложил купить мне норковую шубу в качестве компенсации. Ту самую, которую я зимой примеряла в ТЦ.
Настя присвистнула:
— Ничего себе. А свекровь-то что? Она вообще в курсе этих планов? Или Антон сам все придумал?
Марина задумалась. Галина Дмитриевна всегда была тактичной женщиной. За четыре года ни разу не вмешалась в их семейную жизнь, не давала непрошеных советов, не жаловалась.
Даже когда они забывали поздравить ее с днем рождения в прошлом году, только мягко пошутила про склероз молодых.
— Знаешь, мне кажется, стоит с ней поговорить напрямую, — предложила Настя. — Если она действительно не в курсе, то Антона ждет большой сюрприз.
— Неудобно как-то… Вдруг она правда мечтает о даче?
— А терять наследство бабушки удобно? Марин, это же не просто дом. Я помню, как ты туда меня возила. Как рассказывала про каждое дерево, которое вы с бабушкой сажали.
Вечером, собравшись с духом, Марина набрала номер свекрови.
— Алло? Мариночка? — голос Галины Дмитриевны звучал тепло и немного удивленно. — Как дела, доченька? Что-то случилось?
— Галина Дмитриевна, можно вопрос… деликатный?
— Конечно, милая. Ты меня пугаешь. Все в порядке?
— Антон говорит, что вы мечтаете о даче. О моей даче. Той, что от бабушки.
В трубке повисла тишина. Долгая, тягучая тишина, которая сказала больше любых слов.
— Господи боже ж ты мой, — наконец выдохнула свекровь. — Что этот… Что мой непутевый сын удумал?
Марина, милая, клянусь тебе — я никогда, слышишь, никогда не просила и даже не намекала. Как он вообще мог такое придумать?
— Значит, это целиком его инициатива?
— Мариночка, родная, я сейчас готова сквозь землю провалиться. Как он посмел? Это же твоя память о бабушке!
Я помню, ты рассказывала, как она строила этот дом. Давай встретимся завтра, обязательно. Это нельзя так оставлять. Где тебе удобно?
Повесив трубку, Марина почувствовала странное облегчение. Хотя бы не придется портить отношения со свекровью. Галина Дмитриевна оказалась не при чем.
Тут же прозвенел звонок. Антон.
— Где ужин? Я голодный как волк. Корпоратив отменили, Михалыч приболел.
— В холодильнике есть котлеты. Разогрей в микроволновке. Три минуты на средней мощности.
— Ты что, обиделась? Из-за утреннего разговора? Слушай, я тут подумал. Я тебе могу еще телефон новый купить, и мы квиты. По-моему, честный обмен.
В горле стоял ком размером с кулак. Ее память, ее боль, ее любовь к бабушке — все это можно купить. За шубу. За норковую шубу и телефон.
Встреча с Галиной Дмитриевной состоялась в маленькой уютной кондитерской в центре города. Свекровь пришла раньше и нервно теребила салфетку.
— Мариночка, я всю ночь не спала. Места себе не нахожу. Как он мог? Я же учила его с детства — чужое брать нельзя, даже если очень хочется.
— Он искренне считает, что раз мы семья, то все общее, — Марина размешивала сахар в латте, хотя обычно пила кофе без сахара. — Что мое — то его, а значит, и ваше.
— Общее — это когда оба человека согласны делиться, — Галина Дмитриевна энергично покачала головой. — А это называется совсем по-другому. Я такому его не учила. Видимо, где-то я недоработала как мать.
— Не вините себя. Антон взрослый человек, сам отвечает за свои поступки.
— Взрослый, — фыркнула свекровь. — Взрослый человек не распоряжается чужим имуществом как своим. Слушай, Марина, у меня есть идея. Надо преподать ему урок, который запомнится на всю жизнь.
— Какой урок? — Марина удивленно подняла глаза.
Свекровь лукаво улыбнулась, и в этой улыбке мелькнуло что-то почти девчоночье:
— Он же мне вчера еще три раза звонил. Все рассказывал, какие розы я посажу, какую беседку поставлю, где будет компостная куча.
Я не стала спорить — пусть радуется. Даже поддакивала. А мы вот что сделаем…
Галина Дмитриевна наклонилась ближе и начала излагать план. Марина слушала, и на ее лице медленно расцветала улыбка.
— Гениально, — выдохнула она. — Но сработает ли?
— Еще как сработает. Я своего сына знаю. Он может быть эгоистом, но не дурак. Просто иногда нужно поставить человека на его же место, чтобы он понял.
***
Всю неделю Антон ходил довольный. Рассказывал коллегам, как облагодетельствовал мать, какой он заботливый сын.
Даже начал изучать садоводческие сайты, чтобы дать Галине Дмитриевне дельные советы по обустройству участка.
— Смотри, — совал он Марине под нос планшет, — вот такие розы лучше всего приживаются в нашем климате. Я маме ссылку отправил.
Марина кивала, улыбалась и молчала.
В воскресенье состоялся семейный обед. Галина Дмитриевна постаралась — стол ломился от блюд. Приехала даже тетя Вера, Антонова тетка из Подмосковья, которая обычно появлялась только на больших праздниках.
— Дорогие мои, — начала Галина Дмитриевна, когда все расселись и наполнили бокалы. — Хочу поделиться радостной новостью. Мой сын решил сделать мне царский подарок — подарить дачу. Марины дачу.
Антон расплылся в довольной улыбке. Марина внимательно изучала узор на скатерти. Тетя Вера удивленно приподняла брови, но промолчала.
— И я долго думала, чем же отблагодарить сына за такую беспрецедентную щедрость, — продолжила свекровь. — И наконец придумала! Антоша, сынок, я дарю тебе гараж покойного дедушки. В Климовке.
— Какой еще гараж? — Антон замер с рюмкой в руке.
— Ну как же, помнишь? За поселком, возле старого кладбища. Крыша, правда, прохудилась, ворота держатся на честном слове, и внутри, говорят, бомжи зимовали.
Но ты же мужчина, справишься! Отремонтируешь, будет где машину держать.
— Мам, я не понимаю, — Антон растерянно заморгал. — Зачем мне эта развалюха? У меня есть место в подземном паркинге.
— Как зачем? — Галина Дмитриевна изобразила искреннее удивление. — Ты же сам говорил — в семье все общее.
Нет твоего и моего. Вот и меняемся! Марина отдает мне свою дачу, я отдаю тебе гараж, а ты отдаешь мне свою машину. По-семейному!
— Стоп, какую еще машину? — Антон побледнел.
— Твой джип, сыночек. Тот самый, за который ты два года кредит выплачивал. Работал сверхурочно, помнишь? Что твое — то семейное, правильно я понимаю твою философию?
— Это… это совсем другое! — Антон вскочил, опрокинув рюмку.
— Чем другое? — свекровь невинно захлопала ресницами. — Или твое правило работает только для Марининого имущества? Только когда тебе выгодно?
Воцарилось молчание. Тетя Вера закашлялась в платок, явно пряча смех. Марина продолжала разглядывать скатерть, боясь поднять глаза.
Антон медленно перевел взгляд с матери на жену. На его лице, как в замедленной съемке, отражался весь спектр эмоций — от недоумения через понимание к стыду.
После чего у него был долгий и основательный разговор с матерью один на один. Когда они вернулись за сто он сказал:
— Я… — он сел обратно, тяжело. — Я полный…
— Прогресс, — кивнула Галина Дмитриевна. — Продолжай.
— Марин, — Антон повернулся к жене. — Прости меня. Я был… нет слов. Думал, раз мы женаты, то автоматически… Как же я был не прав. Твоя дача — это твоя память. Я не имел права даже заикаться об этом.
— В семье уважают границы друг друга, — мягко сказала Марина, впервые за весь обед подняв глаза. — Общее — это то, чем люди хотят поделиться добровольно. А не то, что можно отобрать под красивыми словами о семейных ценностях.
— Больше никогда, — он взял ее руку, сжал. — Клянусь. Никаких решений без тебя. Никаких распоряжений твоим имуществом. И дача… черт, как я мог. Это же память о твоей бабушке. Прости меня, дурака.
— Ну вот и поговорили, — Галина Дмитриевна удовлетворенно кивнула и начала разрезать пирог. — Кстати, насчет гаража — его снесли лет пять назад.
На том месте теперь автомойка. Но урок, надеюсь, усвоен? Иногда нужно примерить чужую шкуру, чтобы понять, каково в ней.
За столом наконец рассмеялись. Марина почувствовала, как отпускает напряжение последних дней. Дача останется ее памятью, ее связью с бабушкой. А Антон… что ж, похоже, он действительно получил урок.
— Спасибо, — шепнула она свекрови, когда мужчины вышли.
— Не за что, милая. Просто иногда нашим мужчинам нужно объяснять на понятном им языке. Через их машины, — Галина Дмитриевна подмигнула. — Это единственное, что они понимают так же хорошо, как мы — свои чувства.
