Лариса увидела машину во дворе еще из окна кухни. Черная «Шкода», набитая до отказа, как всегда. Сердце ухнуло куда-то вниз, в желудок, и там забилось тяжело и тревожно. Она отставила чашку с недопитым кофе и прислонилась лбом к холодному стеклу.
Нет. Только не сейчас.
Но машина уже парковалась, и из нее, как из цирковой повозки, начали выгружаться: сначала Валентина Петровна, свекровь, в бежевом пальто с меховым воротником, потом Оксана, золовка, в ярко-синем пуховике, который кричал о себе на весь двор. Обе сразу принялись вытаскивать из багажника сумки — огромные дорожные баулы, пакеты, коробки. Лариса насчитала семь, потом сбилась.
— Игорь! — крикнула она в сторону спальни. — Твои приехали!
Муж вышел, застегивая рубашку, улыбаясь той широкой, довольной улыбкой, которая всегда появлялась у него при виде матери.
— Мама звонила вчера, сказала, что они с сестрой ненадолго заедут, — сообщил он легко, как будто речь шла о покупке хлеба.
— Ненадолго? — переспросила Лариса, глядя на караван багажа. — Игорь, у твоей матери через неделю день рождения. Они приехали на месяц. Как обычно.
— Ну и что? — Он пожал плечами, уже направляясь к двери. — Мама не так уж и часто приезжает. Повидаться хочет.
Лариса стиснула зубы. Не так уж часто… Если бы. Но спорить было бесполезно — он уже распахнул дверь, встречая гостей объятиями и радостными возгласами.
— Сынок! Как же ты исхудал! — Валентина Петровна прижимала его к своей внушительной груди, словно Игорь был студентом, голодающим в общежитии, а не тридцатисемилетним менеджером средней руки с заметным животиком.
— Мамуль, да я в форме! — смеялся он, помогая затаскивать сумки в прихожую.
— Ларочка! — Оксана влетела в квартиру, не снимая обуви, чмокнула Ларису в щеку влажными накрашенными губами. — Ты похорошела! Новый крем взяла? Расскажешь, какой?
Лариса молча посмотрела на грязные следы от сапог на светлом ламинате. Потом на гору вещей, которую Игорь уже начал перетаскивать в гостиную.
— Мы ненадолго, — заговорщически прошептала Валентина Петровна, проходя мимо. — Тут дело такое. У меня юбилей скоро — шестьдесят пять. Хотела в городе отметить, культурно. В театр сходить, в «Эрмитаж» — там новая выставка импрессионистов. И в тот ресторан, помнишь, на набережной, где мы в прошлый раз так хорошо посидели?
«В прошлый раз» обошелся им в двадцать тысяч и месяц выплат по кредитке.
— И для Оксаночки моей полезно будет, — продолжала свекровь, усаживаясь на диван и скидывая туфли. — В городе-то люди есть, приличные мужчины. А у нас в районе одни алкоголики остались. Может, судьбу встретит.
Оксане было тридцать два. За плечами — институт культуры, работа библиотекарем в районной библиотеке, зарплата в двадцать тысяч и три неудачных романа с женатыми мужчинами. Лариса когда-то пыталась посочувствовать, но Оксана всякий раз умудрялась превратить сочувствие в повод для очередных требований — денег взаймы, новой одежды «чтобы прилично выглядеть», оплаты косметолога.
— Чай будете? — спросила Лариса, уже зная ответ.
— Ой, давай! И чего-нибудь к чаю. Мы в дороге так проголодались! В поезде кормят теперь — ужас просто. Булка, как подошва.
Лариса пошла на кухню. Там, на столе, лежала распечатка: стиральная машина с сушкой, которую она присмотрела еще два месяца назад. Откладывали. Копили. Старая машина уже третий раз ломалась, и мастер прямо сказал — проще новую купить. Сушилка была мечтой: с двумя детьми и вечно сырыми вещами это было бы спасением.
Сорок три тысячи. Ровно столько лежало на карте «на стиралку». Отложенные премии, сэкономленные на обедах деньги, подработки Ларисы.
Она сложила распечатку вчетверо и сунула в ящик стола.
К вечеру квартира превратилась в филиал провинциального вокзала. Оксанины наряды висели на спинках стульев, на дверцах шкафов, на батареях. Обувь — от кроссовок до вечерних туфель на шпильках — выстроилась вдоль стены в коридоре. Валентина Петровна заняла их спальню («Мне, в моем-то возрасте, на диване спать неудобно»), Оксана раскинулась на диване в гостиной, раскидав вокруг себя журналы, косметички и зарядки для трех телефонов.
Лариса с Игорем перебрались на раскладушку на кухне.
— Это ненормально, — сказала Лариса, ложась на узкий, скрипучий матрас. — Мы спим на кухне. В собственной квартире.
— Лар, ну неделька всего, — зевнул Игорь. — Потерпи. Мама нечасто приезжает.
— Месяц. Как минимум. Ты же знаешь, как это бывает. А деньги? Игорь, у нас были планы. Стиральная машина нужна, сушилка. Ваня из курточки вырос, Маше сапоги нужны.
— Купим. Никуда не денется.
— На что купим? На кредитные карты опять будем жить?
— Лариса, ты преувеличиваешь. Мама свою пенсию привезла. Они не нахлебники.
Пенсия Валентины Петровны составляла двадцать восемь тысяч рублей. На эти деньги можно было, может быть, сходить раза два в столовую и купить билеты в кино. Но не в театр. Не в рестораны. Не на такси, которое свекровь вызывала, не задумываясь, потому что «в метро душно и народу много».
Лариса промолчала. Игорь уже спал, посапывая в подушку, а она лежала, слушая, как в соседней комнате Оксана громко разговаривает по телефону, обсуждая с подругой план «культурного отдыха в столице».
Утром началось.
— Игорёк, а можно я сегодня в салон схожу? — Оксана появилась на кухне в шелковом халате Ларисы, который взяла без спроса. — Волосы в ужасном состоянии. Надо подстричься и покраситься. А может, и маникюр сделать.
— Конечно, Оксан, — кивнул Игорь, намазывая масло на хлеб.
— Тысяч пять хватит? — Она смотрела на него снизу вверх, этими большими, выразительными глазами, которым он никогда не мог отказать.
— Хватит.
Лариса уронила ложку в тарелку.
— Оксана, мы вчера договорились, что каждый сам за себя платит, — сказала она, стараясь сохранять спокойствие. — У тебя есть зарплата. У Валентины Петровны — пенсия.
— Ой, Ларочка, — свекровь вышла из спальни, затягивая пояс халата. — Ну что ты такая строгая? Игорёк же не жалеет для сестры.
— Игорёк зарабатывает деньги, которые мы откладываем на необходимые вещи, — Лариса посмотрела на мужа. — Правда, Игорь?
Он поерзал на стуле.
— Лар, ну это же семья. Не откажу же я сестре в стрижке.
— Пять тысяч — это не стрижка. Это стрижка, окрашивание, маникюр, педикюр и еще, небось, массаж лица в придачу.
— Лариса Викторовна, — Валентина Петровна говорила тоном, который не терпел возражений. — Девочке нужно хорошо выглядеть. Она замуж собирается. У неё все решается сейчас. А ты что, совсем жалко?
— Мне не жалко. Мне жалко денег, которые мы копили на стиральную машину. Которая сломалась. Которая нужна нашим детям, чтобы у них была чистая одежда.
Повисла неловкая тишина.
— Я не знала, что у вас такие проблемы с деньгами, — наконец произнесла Валентина Петровна холодно. — Сынок, почему ты мне не сказал, что так плохо дела?
— Мам, да все нормально! — Игорь метнулся взглядом между матерью и женой. — Лариса просто переживает. Машину купим, никуда не денется.
— Тогда я не понимаю, о чем разговор, — Валентина Петровна величественно поднялась. — Если денег нет, мы, конечно, сами о себе позаботимся. Никого не хотим обременять.
Это был коронный прием свекрови — обида и молчаливое страдание. Игорь заметался.
— Мам, не говори так! Конечно, живите, гуляйте! Я все оплачу.
— Нет-нет, раз мы обуза, то зачем…
— Вы не обуза! Лариса, ну скажи же!
Лариса молча встала из-за стола, собрала посуду и понесла в раковину. Бесполезно. Он всегда выбирал их. Всегда.
Следующие три дня прошли в напряженной, вибрирующей тишине. Валентина Петровна изображала благородное страдание, Оксана была подчеркнуто тиха и печальна, Игорь метался между всеми, пытаясь всех успокоить, а Лариса просто существовала — готовила, убирала, работала, укладывала детей.
В пятницу вечером, когда Лариса вернулась с работы, квартира была пуста. На столе лежала записка от Игоря: «Повёл маму и Оксану в театр, потом поужинаем. Вернёмся поздно».
Она скомкала записку. Села на диван. Встала. Прошлась по комнате. В прихожей её взгляд упал на Оксанины сумки — одна была приоткрыта. Внутри лежал чек.
Лариса вытащила его, уже зная, что увидит.
Салон красоты. Восемь тысяч рублей. Вчерашняя дата.
Потом она нашла еще чеки. Ресторан, шесть тысяч. Такси — две тысячи. Спектакль — билеты на восемь с половиной тысяч.
Всего — двадцать четыре тысячи за три дня.
Лариса достала телефон, открыла банковское приложение. На карте, где лежали деньги на стиральную машину, осталось девятнадцать тысяч. Значит, Игорь уже брал оттуда.
Не советуясь. Не говоря.
Что-то внутри нее щелкнуло. Не взорвалось, не хлопнуло — именно щелкнуло, как выключатель.
Она открыла приложение такси, нашла раздел «Грузовое». Выбрала машину побольше. Указала адрес в области — точный адрес дома Валентины Петровны, который знала наизусть. Заказала на завтрашнее утро, на десять часов. Четыре тысячи рублей. Дорого, но она была готова заплатить.
Потом методично начала собирать вещи гостей.
Она работала весь вечер. Аккуратно складывала в сумки платья, кофточки, юбки Оксаны. Валентинины туфли, кремы, бижутерию. Все вещи, которые они привезли с собой в этом бесконечном багаже. Проверяла ящики, заглядывала в шкафы. К полуночи вся прихожая была уставлена упакованными сумками и коробками.
Игорь с гостями вернулись в половине второго ночи, пьяные, веселые и громкие. Лариса уже лежала на раскладушке, притворяясь спящей. Она слышала, как они смеялись в коридоре, как Оксана рассказывала что-то про актера, который «смотрел прямо на меня с сцены», как Игорь чокался с матерью, желая ей здоровья.
Усталые и сонные, в темноте они даже не заметили признаков того, что съезжают.
В половине десятого позвонил водитель — он был уже во дворе. Лариса спустилась, помогла ему загрузить вещи. Сумок было действительно много — еле поместились.
— Куда везти? — спросил водитель, пожилой мужчина с седыми усами.
— В область. Вот адрес. — Лариса протянула бумажку. — Только не уезжайте пока. Подождите здесь. Пассажиры спустятся минут через десять.
— А они знают?
— Сейчас узнают.
Лариса вернулась в квартиру. Валентина Петровна и Оксана уже встали, сидели на кухне в халатах, пили кофе. Игорь ушел в ванную.
— Собирайтесь, — сказала Лариса, входя в кухню.
— Куда собираться? — не поняла Оксана.
— Домой. — Я уже вызвала грузчиков, ваши вещи упакованы, — спокойно, но твёрдо сказала невестка непрошеным гостям.
Валентина Петровна медленно поставила чашку на стол.
— Ты что несешь?
— Ваши вещи внизу, в машине. Водитель ждет. Адрес он знает. Собирайтесь и спускайтесь. Я всё оплатила.
— Ты спятила? — Оксана вскочила со стула. — Какое ты имеешь право?!
— Я имею право распоряжаться в собственной квартире. И я хочу, чтобы вы уехали. Сейчас.
— Игорь! — закричала Валентина Петровна. — Игорь, иди сюда немедленно!
Он появился в дверях с полотенцем на плечах, с пеной для бритья на щеках.
— Что случилось?
— Твоя жена выгоняет нас! — Валентина Петровна была бледна от гнева. — Вот она, твоя избранница! Вот как она относится к твоей матери!
Игорь посмотрел на Ларису. Та стояла, скрестив руки на груди, и в глазах ее было что-то такое, чего он никогда раньше не видел. Не ярость. Не обида. Холодная, абсолютная решимость.
— Лариса… — начал он неуверенно.
— Они уезжают, — сказала она. — Или я уезжаю. Выбирай.
— Игорёк, скажи ей! — Оксана вцепилась брату в руку. — Ну скажи же!
Но Игорь молчал. Он смотрел на жену и впервые за все эти годы понимал, что если сейчас сделает неправильный выбор, то потеряет ее. Навсегда. И дело было даже не в словах. Дело было в том, как она стояла, как смотрела — как человек, который уже принял решение и не собирается его менять.
— Мама, — тихо сказал он. — Оксан. Может, правда, пора домой?
Валентина Петровна ахнула, как будто ее ударили.
— Ты… ты меня выгоняешь? Родную мать?
— Я никого не выгоняю. Просто… может быть, нам всем нужно время.
— Нет, я все поняла! — Валентина Петровна схватила свою сумку. — Вот так и бросают матерей! Вот так и платят за все! Я тебя растила, я тебе все лучшее отдавала, а ты…
— Мам, — Игорь потер лицо руками, размазывая пену. — Мам, пожалуйста…
— Ничего не хочу слышать! Пошли, Оксана. Раз мы здесь лишние, зачем навязываться.
Оксана зарыдала, громко, с театральными всхлипами, но Валентина Петровна уже тащила ее к выходу. Они даже не переоделись — ушли в домашних халатах, натянув сверху пальто, сунув босые ноги в ботинки.
Дверь хлопнула.
Лариса и Игорь остались стоять на кухне. Он — с полотенцем на плечах и пеной на лице, она — прямая, неподвижная.
— Ты понимаешь, что ты сделала? — тихо спросил он.
— Понимаю. А ты понимаешь, что сделал ты?
— Лариса, это моя мать.
— А я — твоя жена. Мать твоих детей. Человек, с которым ты обещал делить жизнь. Не только радость, Игорь. Еще и ответственность. И решения.
— Я же хотел как лучше…
— Для кого лучше? — Она подошла ближе. — Ты потратил двадцать четыре тысячи за три дня. Взял деньги, которые мы копили на стиральную машину. Ты даже не спросил меня. Ты решил за меня. За нас. За наших детей.
— Это же моя семья…
— Я — семья! — Голос Ларисы сорвался. — Ваня и Маша — семья! Мы — те, кто живет здесь, в этой квартире, каждый день! А они приезжают раз в несколько месяцев, чтобы пожить за наш счет, как в отеле!
Игорь молчал. Он смотрел на нее и, кажется, впервые видел, как она устала. Как осунулась. Как погасла.
— Мне надоело быть невидимой, — сказала Лариса тише. — Надоело, что мои желания не имеют значения. Что когда я прошу что-то для себя, для нашей семьи — это жадность, а когда они требуют — это нормально, потому что семья. Двойные стандарты, Игорь.
— Я… я не понимал, что тебе так тяжело.
— Я говорила. Много раз. Но ты не слышал. Потому что не хотел слышать. Потому что так проще — сделать всех довольными, кроме меня. Я же стерплю, правда? Я же жена, я должна понимать.
Она взяла сумку.
— Я ухожу на работу. Вечером мы поговорим. Спокойно. И ты должен решить, чего ты хочешь на самом деле. Если хочешь, чтобы я осталась — придется многое изменить. Если нет… ну что ж. Тогда мы придумаем, как дальше жить.
Она вернулась в девять вечера. Дети уже спали. Игорь сидел на кухне, перед ним стояла нетронутая чашка чая.
— Привет, — сказал он, когда она вошла.
— Привет.
— Я… я звонил маме. Они доехали. Мама не разговаривает со мной. Положила трубку.
Лариса села напротив.
— Она отойдет. Со временем.
— Лариса, я думал сегодня. Весь день думал. — Он поднял на нее глаза. — Ты права. Я был эгоистом. Я хотел всем угодить, а в итоге предал тебя. Предал наши договоренности.
— Игорь…
— Нет, дай мне договорить. — Он сглотнул. — Я всегда боялся расстроить маму. С детства. Она одна нас растила, понимаешь? И я чувствовал, что должен ей. Должен делать ее счастливой. Но я забыл, что теперь у меня другая семья. Что ты и дети — это главное. Это то, о чем я должен думать в первую очередь.
Лариса молчала. Она видела, как он мучается, как подбирает слова.
— Я не хочу тебя терять, — сказал он наконец. — Я не хочу, чтобы ты ушла. И я готов меняться. Правда. Я понял сегодня, что если не изменюсь — потеряю самое дорогое.
— Это не значит, что ты не можешь помогать матери, — тихо сказала Лариса. — Просто… мы должны решать вместе. Сколько мы можем дать. На что можем потратить. И если видишь, что я не справляюсь, когда они приезжают — защищай меня. Будь на моей стороне. Хотя бы иногда.
— Буду. Обещаю.
Она смотрела на него, этого человека, с которым прожила десять лет, родила двух детей, делила радости и проблемы. Он был не злым. Просто слабым. Но слабость — это тоже можно пережить, если есть желание становиться сильнее.
— У меня есть условия, — сказала она. — Во-первых, больше никаких трат без обсуждения. Вообще. Если это больше тысячи рублей — мы решаем вместе.
— Договорились.
— Во-вторых, когда твоя мать или сестра приезжают, мы заранее обговариваем бюджет. Что можем себе позволить. И придерживаемся его. Если они хотят больше — пусть сами оплачивают.
— Да. Хорошо.
— В-третьих… — Она помолчала. — В-третьих, я хочу, чтобы ты научился говорить маме «нет». Не всегда. Но когда это действительно важно для нашей семьи.
Игорь кивнул.
— Я попробую.
— Не попробуешь. Сделаешь.
Он улыбнулся слабо.
— Сделаю.
Они сидели в тишине. За окном гудел город, где-то внизу хлопнула дверь подъезда, в квартире соседей заплакал ребенок. Обычная жизнь. Простая. Со своими трудностями, но — своя.
— Завтра пойдем, купим стиральную машину? — спросил Игорь.
— Там только девятнадцать тысяч осталось. Не хватит.
— У меня еще на зарплатной карте есть. Хватит.
Лариса встала, подошла к нему, положила руку на плечо. Он накрыл ее своей ладонью.
— Мы справимся, — сказала она. — Но только если будем вместе. По-настоящему вместе. Не ты с ними и я отдельно. А мы — одна команда.
— Мы, — повторил он. — Одна команда.
И в этот момент она поверила, что, может быть, это возможно. Может быть, люди действительно могут меняться, когда видят, что стоят на краю потери. Может быть, кризис — это не всегда конец. Иногда это начало чего-то нового, более честного.
Через неделю Валентина Петровна все-таки позвонила. Игорь извинился. Объяснил. Не обвинял Ларису, не перекладывал ответственность — просто сказал, что они будут рады видеть маму и Оксану, но на других условиях. Что у них есть свои планы, свои нужды, и они хотят, чтобы это уважали.
Валентина Петровна обиделась снова, но уже не так сильно. Она была умной женщиной, и понимала, что сын не шутит. Что что-то изменилось, и если она хочет сохранить отношения с ним — придется принять эти изменения.
