— Опять? — Света бросила счет на стол перед мужем. — Ты же обещал.
Он медленно перевел взгляд на бумагу, потом на нее.
— Обещал что? — голос был хриплый, равнодушный.
— Внести платеж по ипотеке! — она ударила ладонью по столу, отчего бутылка звякнула. — Сегодня последний день!
Игнат усмехнулся и потянулся за новой бутылкой, стоявшей на полу.
— Ну так внеси. Ты же у нас главная.
— На что внести?! — Света резко выхватила бутылку у него из рук. — На детское питание? На коммуналку? Ты вообще понимаешь, что будет, если мы просрочим платеж?
Он лениво потянулся, будто разминаясь после сна.
— Успокойся. Все оплачу.
— Когда?! — ее голос сорвался. — После очередной пьянки с твоими друзьями? После того, как снова пропьешь всю зарплату?
Игнат резко встал, лицо исказила гримаса злости.
— Хватит орать! Надоело!
— Это мне надоело! — Света шагнула вперед. — Надоело прятать от тебя деньги на еду! Надоело объяснять детям, почему папа вечно спит!
— Замолчи.
— Нет, ты послушай! — она трясущимися руками достала из кармана телефон. — Я сейчас позвоню твоей маме. Пусть она посмотрит, во что ты превратился!
Игнат замер. Потом резко размахнулся и швырнул свою бутылку в стену. Стекло разлетелось осколками, пиво брызнуло по свежим обоям.
— ЗВОНИ! — заревел он. — Кому хочешь звони! Все равно всем вокруг плевать!
Из детской донесся испуганный плач. Света бросилась туда, но на пороге обернулась.
— Вон.
Игнат засмеялся.
— Что?
— Вон из этого дома, — она говорила тихо, но так четко, что каждое слово резало воздух. — Пока не вернешься трезвым и с деньгами — тебя здесь нет. Мои родители терпят тебя здесь только из жалости.
Он стоял, тяжело дыша, потом плюнул на пол и схватил куртку.
— Как скажешь, хозяйка.
Дверь захлопнулась. В детской всхлипывал Артемка, прижимая к себе младшую сестренку. Света подошла к окну.
Так начался их развод.
Она до сих пор помнила, как они с Игнатом, смеясь, размазывали краску по стенам будущей гостиной, как спорили о том, какие обои выбрать для детской. Он тогда был другим – крепким, с ясным взглядом, с руками, которые умели и гвоздь забить, и ребенка на плечи посадить.
Но потом все изменилось.
Сначала это были редкие «мужские посиделки» после работы. Потом – затянувшиеся до утра «корпоративы». Затем начались пропажи денег из семейного бюджета.
«Это случайность», – говорила себе Света, когда впервые не досчиталась пяти тысяч.
Но случайности становились закономерностью.
Игнат начал приходить поздно, пахнущий перегаром. Его некогда крепкие руки теперь дрожали по утрам. А ясный взгляд затуманился, будто его мысли были где-то далеко.
Дети перестали ждать папу с работы. Раньше пятилетний Артемка каждый вечер спрашивал: «Мама, а папа когда придет?» Потом перестал спрашивать.
Света пыталась бороться – уговаривала, умоляла, скандалила. Иногда это помогало – Игнат на пару недель «завязывал», становился прежним. Но потом снова пропадал, снова возвращался пьяным, снова врал про «всего одну рюмку».
Последней каплей стало увольнение. Игнат пришел домой не просто пьяным – опустошенным. «Сократили», – буркнул он и уткнулся в телефон. А на следующий день уже с утра потянулся к бутылке.
И тогда Света поняла – это уже не ее муж. Это тень, призрак того мужчины, в которого она когда-то влюбилась.
— Ты мне не муж, ты тень! – крикнула она в тот вечер, выставляя его за дверь.
Но та квартира осталась. Муж ушёл жить туда, но ипотека теперь висела на ней одной. А Игнат… Игнат просто исчез в серой дымке своего забытья.
Света не могла просто так оставить всё, как есть. Квартира, за которую они с Игнатом когда-то боролись, ради которой экономили на всём, теперь превращалась в грязный притон. И за этот притон каждый месяц банк исправно списывал платеж с её карты, оставляя семью без копейки.
Она пыталась звонить Игнату — трубку он не брал. Писала сообщения — ответом было молчание. Тогда Света решила действовать через его мать.
Антонина Васильевна с мужем жили в другом районе, в старой хрущёвке, где Игнат вырос. Когда Света пришла к ней, та встретила её настороженно, будто ждала подвоха.
— Ты чего пришла? — спросила свекровь, даже не предложив зайти.
— Игнат живет в нашей квартире, но он её уничтожает! — Света с трудом сдерживала дрожь в голосе. — Он не работает, не помогает с детьми, а теперь, соседи говорят, ещё и поселил туда какую-то женщину! Я не могу допустить, чтобы он…
— Ах, вот как! — Антонина Васильевна перебила её, скрестив руки на груди. — Значит, ты его выгнала, а теперь ещё и квартиру хочешь отобрать?
— Я не выгоняла его просто так! — голос Светы сорвался. — Он пил, пропадал, не давал денег на детей! А теперь…
— А теперь он спивается, потому что ты его достала! — свекровь говорила громко, так, что из соседней двери выглянула любопытная старушка. — Он же золотой парень был, пока ты не начала пилить его каждый день!
Света сжала кулаки. Она знала, что Антонина Васильевна всегда оправдывала сына — в детстве за драки, в юности за прогулы, а теперь вот за пьянство. Но она не ожидала такой ярости.
— Вы хоть раз видели, в каком состоянии он там живёт? — спросила Света, пытаясь говорить спокойно. — Квартира, которую мы ремонтировали, теперь воняет алкоголем и гнилью! А ипотеку плачу я!
— Сама виновата! — фыркнула свекровь. — Развела тут нытьё…
Света поняла — разговаривать бесполезно. Она развернулась и ушла, но мысль о том, что квартира медленно превращается в помойку, не давала ей покоя.
Она даже подумывала подать в суд, чтобы выписать Игната, но юрист объяснил — раз он прописан, выгнать его будет сложно. Оставался один вариант — идти туда самой и выяснять всё на месте.
И вот она снова стояла перед дверью. На этот раз — с твёрдым намерением выгнать его раз и навсегда.
Но то, что она увидела внутри, оказалось хуже, чем она могла представить.
Света набрала воздух в грудь и резко толкнула дверь. Та со скрипом поддалась, открыв картину, от которой у неё перехватило дыхание.
Пол был усыпан окурками и пустыми бутылками. На стенах, которые они с Игнатом так старательно красили в солнечно-жёлтый цвет, теперь расплывались бурые пятна. Воздух был густой, спёртый, с привкусом перегара и немытого белья.
Игнат валялся на полу, обняв пустую бутылку. Рядом, на заляпанном диване, дремала та самая женщина — в рваной футболке и с грязными волосами.
— Встань! — Света резко тряхнула мужа за плечо.
Он застонал, прикрывая глаза от света.
— Чего надо? — прохрипел Игнат, с трудом фокусируя взгляд.
— Это моя квартира! Моя ипотека! — голос Светы дрожал. — Ты превратил наш дом в помойку!
Женщина на диване лениво приоткрыла один глаз.
— Ой, жена пришла, — хрипло рассмеялась она.
Свету затрясло. Она схватила со стола первую попавшуюся бутылку и швырнула её в стену. Осколки брызнули во все стороны.
— Вон! Вон отсюда оба! — закричала она. — Я тебя вычеркну из жизни! И детей своих ты больше не увидишь!
Игнат медленно поднялся, пошатываясь. Его лицо исказила гримаса злости.
— А попробуй не пустить! — он сделал шаг вперёд.
Света инстинктивно отпрянула к двери. В последний раз окинув взглядом кошмар, в который превратилась их мечта, она выбежала в подъезд. Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Звонок раздался глубокой ночью. Света, только-только задремавшая после снотворного, с трудом разлепила веки.
— Алло? — прошептала она, не глядя на экран.
— Света… это я, — голос Антонины Васильевны звучал непривычно тихо. — Я… я была у него сегодня.
Света села на кровати, сердце бешено застучало.
— Ну и? — спросила она, сжимая телефон.
На другом конце провода раздались всхлипы.
— Боже… что с ним стало… — Антонина Васильевна говорила сквозь слёзы. — Он… он даже меня не узнал сначала. Эта… эта тварь рядом. Вонь такая… как в подворотне…
Света молчала, чувствуя, как по щекам катятся горячие слёзы.
— Прости меня, — вдруг сказала свекровь. — Я… я не хотела видеть. Думала, ты преувеличиваешь…
Тишина повисла между ними, тяжёлая и горькая.
— Мы… мы с отцом заберём его, — твёрдо сказала Антонина Васильевна. — К нам. Пусть хоть протрезвеет. А квартиру… давай сдадим. Чтобы ты могла платить ипотеку.
Света закрыла глаза. Впервые за долгие месяцы в груди затеплилось что-то похожее на надежду.
Прошло две недели.
Света стояла в чистой, опрятной квартире. Стены снова сияли свежей краской, пол блестел, пахло хлоркой и чем-то новым, незнакомым.
Антонина Васильевна сдержала слово. Она привела с собой мужа, и они вдвоём буквально вытащили Игната из этого ада. Сначала он сопротивлялся, кричал, что они «лезут не в своё дело», но потом сник, словно сдувшийся шарик. Его увезли в родительский дом — отмывать, отпаивать травяными чаями и, возможно, спасать то, что ещё осталось от человека.
Квартиру пришлось отмывать почти неделю. Света наняла клининговую службу, но и сама приходила каждый день — скребла стены, выбрасывала хлам, вещи, которые уже нельзя было спасти.
— Мам, а папа больше не вернётся? — как-то вечером спросил Артёмка, глядя на неё своими большими глазами.
Света погладила сына по голове.
— Не знаю, сынок. Но теперь у нас будет всё хорошо.
Первые жильцы заехали через месяц. Молодая пара — она учительница, он инженер. Осмотрев квартиру, они сразу согласились на аренду.
— Здесь так уютно, — сказала девушка, проводя рукой по подоконнику. — Как будто в ней уже кто-то был счастлив.
Света лишь улыбнулась в ответ.
Вечером, когда дети уже спали, она вышла на балкон. Где-то там, в другом конце города, жил человек, который когда-то был её мужем. Но теперь это был просто человек, кого она когда-то знала.
Она сделала глоток чая, глядя на закат.
Жизнь шла своим чередом.
И это было главное.
