Вечер окутал город привычной серой пеленой. Лена стояла у подъезда многоэтажного дома, в котором жила свекровь. В руках у неё была большая спортивная сумка, набитая мужскими вещами. Тяжёлая, неудобная. От неё пахло Славиным одеколоном, что вызывало странное сочетание раздражения и грусти.
Она нажала кнопку домофона. Звонок прозвучал резко. Вскоре послышался щелчок, и дверь подъезда открылась. Лена вошла, поднялась на нужный этаж и остановилась у квартиры свекрови, Надежды Степановны. Снова нажала на звонок.
Через несколько секунд дверь открылась. На пороге стояла Надежда Степановна. Её глаза, обычно полные какой-то скрытой хитрости, сейчас расширились от удивления.
— Лена? Ты чего здесь делаешь? — В её голосе прозвучало замешательство.
Лена не сказала ни слова. Она просто поставила тяжёлую сумку прямо на коврик перед дверью свекрови, так, чтобы она мешала ей выйти или закрыть дверь.
— Забирайте своего сыночка, Надежда Степановна, — наконец произнесла Лена. Голос её был спокойным, ровным, что удивило даже её саму. — Он вам пригодится. Мне он больше не нужен.
Она развернулась. Не стала ждать реакции, не стала смотреть на лицо свекрови. Просто пошла прочь, не оглядываясь. Дверь лифта со скрипом открылась, она вошла внутрь. Нажала кнопку первого этажа.
Надежда Степановна наклонилась, подняла сумку. Она была непривычно тяжёлой. Свекровь занесла её в прихожую. Из сумки что-то выпало. Небольшой смятый листок бумаги. Надежда Степановна подняла его. Это была записка, написанная рукой Лены. Короткая, безликая, но полная какой-то чужой, леденящей душу решимости.
«Я больше не буду звать обратно того, кто сам не хочет оставаться».
Свекровь сжала записку в кулаке. «Что это значит? — подумала она. — Что эта девка задумала?»
Надежда Степановна зашла на кухню, поглядела на Славу, своего сына. Он сидел напротив, опустошая тарелку с пельменями, которые она наварила ему на ужин.
Он приехал сюда после очередной ссоры с Леной, и мать, как всегда, приняла его с распростёртыми объятиями. Только в этот раз было что-то другое. Лена, сумка, оставленная у порога. Записка.
— Ну что, Славочка, — начала Надежда Степановна, подливая ему ещё чаю. — Что там опять эта Лена натворила? Что за фокусы с сумкой?
Слава пожал плечами, не поднимая головы.
— Да ничего, мам. Опять ей что-то не понравилось. Сам не знаю что. Ну, поругались немного.
Надежда Степановна покачала головой.
— Я же тебе говорила, сынок. Эта Лена слишком резкая. Слишком много о себе думает. Тебе с ней тяжело, — сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к сыну. — Она тебя совсем замучила. Ты уходишь не потому что слабый, а потому что устаешь от её постоянного давления. Она же вечно тебе что-то говорит, что-то требует. Ну разве можно так?
Она искренне верила в свои слова. Для неё Слава был идеальным сыном — добрым, спокойным, неконфликтным. А Лена — это она вечно всё усложняла. Вечно устраивала скандалы на ровном месте. Надежда Степановна была уверена, что сын её просто спасается от «домашнего террора».
Слава доел пельмени. Ему было хорошо и спокойно. Мама, как всегда, приготовила ему ужин, пожалела, приголубила. Он привык к этому. Привык к тому, что после каждой ссоры с Леной он приезжает к маме, немного отсиживается, а потом Лена сама звонит, извиняется, и он возвращается. Эта схема работала всегда.
— Мам, — промямлил Слава, отставляя тарелку. — Ну что ты волнуешься? Она позвонит, как всегда. И я вернусь. Это же временно.
Он был абсолютно уверен в себе. Это всего лишь очередная ссора. Лена пошумит, понервничает, а потом поймёт, что без него ей плохо. Ведь он же её муж. И он же не какой-то там плохой человек. Ну подумаешь, иногда он мог что-то не сделать. Забыть. Ну так у всех бывает.
— Конечно, сынок, — кивнула Надежда Степановна. — Куда она денется? Сама приползёт. Она же понимает, что такого мужа, как ты, не найти. А ты её ещё и обеспечиваешь.
Она начала собирать посуду. Слава смотрел в окно, на ночной город. Ему было комфортно в этой уверенности. Уверенности в том, что Лена «сама позовёт». Это была отработанная схема, надёжная, как швейцарские часы.
Он зевнул.
— Я пойду, посплю, мам. Устал.
Надежда Степановна мягко погладила его по голове.
— Иди, сыночек. Отдыхай. А я тут всё приберу. Не переживай. Всё наладится. Эта девчонка просто ещё не поняла, что с тобой шутки плохи.
Дни тянулись медленно, превращаясь в неделю. Слава, к своему удивлению, обнаружил, что Лена не звонит. Вообще. Ни одного пропущенного вызова, ни одного сообщения. Это было не похоже на неё. Обычно она писала уже на следующий день, или хотя бы через день.
На четвертый день он не выдержал. Написал сухое сообщение: «Как ты?»
Ответ пришёл через несколько минут. «Нормально». И всё. Никаких вопросов, никаких смайликов, никакого намека на продолжение разговора. Слава нахмурился. Это было странно.
На следующий день он позвонил. Трубка долго молчала, а потом сброс. Ещё раз. И снова сброс. Он пытался дозвониться до неё в течение часа, но каждый раз либо звонок сбрасывался, либо она просто не брала трубку.
— Ну что там? — спросила Надежда Степановна, когда увидела, что Слава хмуро смотрит в телефон. — Звонила? Извиняется?
Слава нервно крутил телефон в руках.
— Нет, мам. Не звонит. И трубку не берёт.
Надежда Степановна усмехнулась.
— Ну и пожалуйста. И ты не звони ей. Пусть подумает. Поймёт, кого потеряла.
Но Слава чувствовал, что что-то идёт не так. Схема дала сбой. Лена не «думала», не «понимала». Она просто молчала. И это молчание было страшнее любой ругани.
Наконец, в субботу, он решился. Собрался, поехал в их квартиру.
Он позвонил в дверь. Долго. Никто не открывал. Он стучал кулаком. Потом вспомнил про свой ключ, но дверь не открылась. Неужели она сменила замок?!
— Лена! Лена, это я! Давай поговорим! — кричал он в закрытую дверь. — Открой, пожалуйста!
Тишина. Из-за двери не доносилось ни звука. Он знал, что она там. Он чувствовал её присутствие. Но она не открывала.
Он вернулся к маме, злой и растерянный.
— Она не открывает, мам! Она сменила замок!
Надежда Степановна, услышав это, всплеснула руками.
— Ну вот, я же говорила! Она же сумасшедшая! Она тебя не пускает в твой собственный дом! Ты для неё никто! А ты ещё за ней бегаешь! Да брось ты её! Пусть сама живёт!
Слава слушал слова матери, но в его голове они уже не звучали так убедительно, как раньше. Он впервые почувствовал, что его «модель» не работает. Лена не бегала за ним. Его не просили вернуться. И это было страшно. Это было что-то новое, неизведанное. И он совершенно не знал, что делать дальше. Впервые за долгое время он ощутил настоящую тревогу.
Лена сидела на диване в пустой квартире, которую она теперь считала только своей. Замок она сменила.
Звонок Славы в дверь, его крики, а потом его удаляющиеся шаги — всё это только подтвердило её решимость. Она вспомнила, как всё начиналось.
В первые годы их совместной жизни, ещё до свадьбы, ссор почти не было. Слава казался ей идеальным. Внимательный, заботливый.
Но после того, как они поженились и начали жить вместе, появились первые разногласия. Мелкие, бытовые. А потом каждый спор, каждый маломальский конфликт, заканчивался одним и тем же: его уходом.
— Не хочу ссориться, Лена. Мне это не нужно. Я устал. Поеду к маме, — Слава всегда говорил это спокойным тоном, будто делал ей одолжение, избавляя от своего присутствия.
И он уезжал. А Лена оставалась одна, в опустевшей квартире, переваривая обиду. А его мама, Надежда Степановна, всегда встречала сына с распростертыми объятиями.
— Моя дверь для тебя всегда открыта, сыночек, — говорила она ему. — Приезжай, когда нужно. Здесь твой дом.
Через день, через два, или максимум через неделю, Слава звонил. Или приезжал сам. И Лена, уставшая от одиночества, от этой бесконечной карусели, прощала его. Снова и снова. Она верила, что он изменится. Что он поймёт.
Однажды, после очередной ссоры и очередного ухода Славы к матери, Лена решилась поговорить с Надеждой Степановной. Она позвонила ей.
— Надежда Степановна, — начала Лена, стараясь говорить спокойно. — Пожалуйста, поговорите со Славой. Объясните ему, что нельзя постоянно уходить из дома при малейшей ссоре. Это разрушает наш брак.
Надежда Степановна тогда засмеялась в трубку.
— Ой, Леночка, что ты говоришь? Разрушает? Да это ты его разрушаешь! Он у меня такой чувствительный. А ты на него давишь. Если ты его не удержала — сама виновата. Мой сын не будет жить там, где ему плохо. Это его право — уйти. А я как мать всегда его приму.
Лена тогда почувствовала себя, как будто её облили холодной водой. Она поняла. Они вдвоём. Слава, который всегда уходил, и его мать, которая всегда принимала его, не давая ему ни единого шанса повзрослеть, взять на себя ответственность, научиться решать конфликты. Они вдвоём держали её в этом эмоциональном тупике, из которого, как казалось, не было выхода. Каждый раз, когда она пыталась решить проблему, Слава просто сбегал. А его мать поощряла этот побег.
Но на этот раз всё было по-другому. Записка, которую она оставила в сумке. Это был её крик. Её последнее предупреждение. Она больше не собиралась возвращать тех, кто сам не хочет оставаться. Больше никаких игр.
Слава жил у мамы уже месяц. Его прежняя схема не работала. Лена не звонила, не писала. Дверь их квартиры была для него закрыта. Он чувствовал себя потерянным. У него не было дома, жены.
А потом пришло официальное письмо. Лена подала на развод. Это был удар. Настоящий, ощутимый. Он не ожидал такого поворота. Слава звонил ей, но она не отвечала.
На работе у него начались проблемы. Он опаздывал, стал раздражённым. Не мог сосредоточиться. Начальник делал ему замечания. Он впервые почувствовал, что привычный мир рушится.
Надежда Степановна, видя состояние сына, начала злиться.
— Ты чего такой нервный, Славочка? — говорила она ему за ужином. — Я тебя кормлю, стираю, обхаживаю. А ты ходишь мрачнее тучи. Что тебе ещё нужно?
Слава бросил вилку на тарелку.
— Да просто я не ребёнок, мам! Я взрослый мужик! А ты меня держишь здесь, как маленького! А вот Лена…
— Что Лена?! — вскинулась Надежда Степановна. — Она же тебя бросила! Сама бросила!
— Она не бросила! — крикнул Слава. — Я сам к тебе ушёл! Я всегда к тебе уходил! А она просто устала!
Надежда Степановна откинулась на спинку стула, удивлённая такой реакцией сына. Между ними нарастало напряжение. Они, привыкшие к удобному симбиозу, теперь давили друг на друга, не находя выхода из ситуации. Комфорт, который они создали, медленно превращался в тюрьму.
Слава чувствовал, что задыхается в материнских объятиях, но не знал, куда идти. У него не было ни дома, ни жены, ни прежнего покоя.
Лена тем временем переехала. Она нашла небольшую квартиру, сменила номер телефона. Она не хотела никаких контактов. Прошлое осталось в прошлом. Она начала жить заново.
Работа, встречи с подругами, новые увлечения. Ей было тяжело, но она чувствовала себя свободной. Свободной от игр, от манипуляций, от бесконечных примирений.