Письмо из бухгалтерии пришло в пятницу, ровно в четыре часа дня. Наталья увидела его в корпоративной почте и на мгновение замерла, не веря глазам. «О пересмотре должностного оклада» — тема была краткой и обманчиво нейтральной, но сердце подскочило к горлу. Она кликнула, пробежалась глазами по строчкам, где канцелярским языком сообщалось о повышении до старшего аналитика и увеличении зарплаты на тридцать процентов. Тридцать процентов. Господи.
Наталья откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Три года. Три года она работала по десять часов в день, брала проекты на выходные, выезжала в командировки, когда все остальные находили отговорки. Три года она доказывала, что достойна этого места, этого признания. И вот оно, чёрным по белому.
— Поздравляю, — сказала Марина, заглядывая через перегородку. — Видела в общей рассылке. Заслужила.
— Спасибо, — Наталья улыбнулась, и улыбка вышла неожиданно широкой, почти детской.
Вечером она ехала домой в метро и ловила себя на том, что рассматривает витрины магазинов другими глазами. Вот то пальто, на которое она посматривала всю зиму — теперь можно не ждать распродажи. Вот кофейня, мимо которой обычно проходила, потому что двести рублей за капучино казались расточительством. Можно зайти. Можно позволить себе просто зайти и не считать.
Но она не зашла. Привычка экономить въелась слишком глубоко.
Дома Наталья налила себе вина — недорогого, из того, что когда-то купила потому, что была хорошая скидка, — и села у окна. Квартира-студия на окраине, купленная в ипотеку четыре года назад, была её крепостью. Маленькая, всего тридцать два метра, но своя. Без матери, без сестры, без их претензий и ожиданий.
Телефон завибрировал. Мама.
Наталья смотрела на экран несколько секунд, решая, брать ли трубку. Потом вздохнула и ответила.
— Наташа, ты чего не берёшь? Я уже три раза звонила!
— Только с работы, мам. Что случилось?
— Ничего не случилось. Просто хотела спросить, ты в субботу приедешь? Я борща наварила, твоего любимого.
Наталья усмехнулась. Борщ как приманка. Классика жанра.
— Не знаю ещё. Посмотрю по работе.
— Какая работа в субботу! Ты там совсем головой в эти отчёты ушла. Приезжай, поговорим нормально. И Лену давно не видела, небось?
При упоминании сестры что-то неприятно кольнуло в груди.
— Нет, не видела.
— Ну вот и приедешь. Она с детьми будет. Мальчишки всё про тебя спрашивают.
Наталья выдохнула. Конечно, Лена будет с детьми. Лена теперь всегда с детьми — с тех пор, как развелась с Игорем полгода назад и переехала к матери.
— Хорошо, мам. Постараюсь.
— Не постараешься, а приедешь. Я жду.
После разговора вино показалось кислым. Наталья допила бокал залпом и пошла в душ.
Материнская квартира встретила запахом пирогов и детским гомоном. Племянники — Максим и Дима, восемь и шесть лет — носились по коридору с пластиковыми мечами, сталкиваясь с мебелью и стенами.
— Мальчики, тише! — крикнула из кухни Лена, но голос у неё был усталый, без особой надежды на послушание.
Наталья сняла куртку и прошла на кухню. Мать стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле. Лена сидела за столом, уткнувшись в телефон.
— Пришла, наконец, — мать обернулась и улыбнулась. — Ну, давай сюда, дочка.
Они обнялись. Мать пахла укропом и Красной Москвой — так всегда, сколько Наталья себя помнила.
— Привет, Лен, — Наталья кивнула сестре.
— Привет, — та оторвалась от экрана и посмотрела оценивающе. — Хорошо выглядишь. На работе сильно устаёшь?
— Пока держусь.
Лена была младше на три года, но выглядела старше. Круги под глазами, волосы собраны в небрежный хвост, спортивные штаны и растянутая футболка. Раньше она всегда следила за собой, носила красивую одежду, делала маникюр. Раньше — когда была замужем и жила в трёхкомнатной квартире в центре.
— Садись, садись, — засуетилась мать. — Сейчас накрою.
Обед прошёл в обычном режиме. Мать расспрашивала о работе, Лена жаловалась на детей, племянники требовали внимания. Наталья отвечала односложно, чувствуя, как накатывает привычная усталость от этих встреч. Она любила семью, но каждый раз уезжала отсюда опустошённой.
После еды мать налила чай, достала печенье и вдруг спросила:
— Наташ, а правда, что тебе на работе прибавку дали?
Наталья замерла с чашкой у губ.
— Откуда ты знаешь?
— Да Светка звонила, Колина дочь. Говорит, муж в вашей компании работает, видел рассылку какую-то.
Наталья медленно поставила чашку на стол. Прекрасно. Просто прекрасно. Новость о её повышении уже успела обойти весь семейный круг.
— Ну, дали, — сказала она осторожно.
— Вот и молодец! — мать просияла. — Я всегда говорила, что ты у меня умница. Много дали?
— Мам, это личное.
— Какое личное, я мать твоя! Ну ладно, не хочешь — не говори. Главное, что хорошие деньги теперь. Это правильно, ты столько вкалываешь.
Наталья почувствовала, как напряглась. Она знала эту интонацию. За комплиментами всегда следовало «кстати».
— Вот как раз хотела с тобой поговорить, — продолжила мать, и Наталья мысленно застонала. — Ты же знаешь, у Лены сейчас трудности.
Лена подняла глаза от телефона и посмотрела на мать с тревогой.
— Мам, не надо…
— Почему не надо? Мы же семья. Наташа поймёт.
— Что я должна понять? — спросила Наталья ровным голосом.
Мать вздохнула, изображая страдание.
— Игорь, сволочь этот, алименты платит копейки. Двадцать тысяч на двоих детей — это что такое? Лена хотела на работу устроиться, но кто её с двумя детьми возьмёт? Да и Димка болеет постоянно, из садика его то и дело забирать приходится.
— И что? — Наталья уже понимала, к чему идёт разговор, но хотела услышать это вслух.
— А то, что мальчишкам секции оплачивать не на что. Максим в хоккей ходил, Дима на рисование. Пришлось всё бросить. Они так расстроились, ты бы видела. Максим даже плакал.
— Мне очень жаль, — сказала Наталья, и это была правда. Ей действительно было жаль племянников. — Но при чём тут я?
Мать посмотрела на неё с укоризной.
— Как при чём? Ты же прибавку получила. Могла бы помочь сестре. Это же не чужие дети, а племянники твои.
Вот оно.
Наталья откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.
— Нет.
— Как нет? — мать вытаращила глаза.
— Так и нет. Я не буду оплачивать секции.
— Да ты что?! — голос матери взлетел вверх. — Заплати за детей сестры — ты же прибавку получила! У тебя теперь денег навалом, а они тут бедствуют!
— У меня не навалом, мам. У меня ипотека, которую я плачу одна. У меня расходы, о которых ты понятия не имеешь.
— Какие расходы? Ты одна живёшь, ты что, на шубу копишь?
— Мам, ты серьёзно? Я три года работала как проклятая, чтобы получить это повышение. Я отказывалась от выходных, от отпусков, от личной жизни. И теперь я должна отдавать эти деньги?
— Не отдавать, а помочь! — мать стукнула ладонью по столу. — Это же дети! Им развитие нужно, спорт нужен!
— Тогда пусть их мать о них и позаботится.
— Наташа! — Лена наконец вмешалась в разговор. — Ты чё несёшь вообще?
— Правду, — Наталья повернулась к сестре. — Лена, это не мои дети. И не моя ответственность.
— Да кто говорит про ответственность?! — Лена вскочила, и лицо её побагровело. — Я прошу помочь, блин! Временно! Пока на ноги не встану!
— А когда ты встанешь? Через месяц? Полгода? Год? Ты вообще работу ищешь?
— Да куда я пойду с двумя детьми?! Ты хоть понимаешь, каково мне?
— Понимаю. Но это твой выбор был — выйти замуж за Игоря, родить двоих детей, сидеть дома, пока он зарабатывал. Это твои решения, Лен. Не мои.
— Ах, вот ты как! — Лена зло усмехнулась. — Умная нашлась! Сидишь там в своей конуре одна, никого у тебя нет, и учишь меня жить!
— Лена, хватит, — одёрнула её мать, но взгляд, которым она смотрела на Наталью, был полон разочарования.
— Да нет, мам, пусть говорит! — Лена не унималась. — Пусть расскажет, как это круто — никого не любить, ни о ком не заботиться! Работа, работа, работа! А потом вдруг проснёшься в сорок лет и поймёшь, что жизнь прошла!
Наталья медленно встала из-за стола.
— Я поеду.
— Сиди! — рявкнула мать. — Никуда ты не поедешь, пока не договорим!
— Нам не о чем говорить, мам. Я не буду платить за чужие секции. Точка.
— Чужие?! — голос матери сорвался на визг. — Да как ты смеешь называть родных племянников чужими?!
— Они не чужие мне как люди. Но их обеспечение — не моя обязанность.
— Обязанность! — мать всплеснула руками. — Всё у тебя обязанность да ответственность! А как же семья? Как же взаимопомощь?
— Взаимопомощь работает в обе стороны, — сказала Наталья тихо. — Где вы были, когда я на первый взнос по ипотеке собирала? Где вы были, когда мне срочно на операцию нужно было? Я тогда в долг у друзей брала.
— Так у нас не было! — возмутилась мать.
— А у Лены тогда были деньги на новую сумку. Помнишь, мам? Игорь ей купил, она ещё фотки выкладывала.
— Это другое! — мать замахала руками. — Совсем другое!
— Да, конечно. Это всегда другое, когда речь не обо мне.
Наталья встала и направилась к выходу. Из комнаты выглянул Максим, услышав шум. Он смотрёл на неё большими испуганными глазами.
— Тётя Наташа, ты уезжаешь?
Сердце сжалось. Наталья присела на корточки перед племянником и погладила его по голове.
— Да, солнышко. Мне пора.
— А ты придёшь ещё?
— Приду. Обязательно приду.
— Макс, иди сюда! — крикнула Лена из кухни. Мальчик послушно убежал.
Наталья надела куртку. Руки дрожали — от злости, обиды, чувства вины, которое уже начинало подбираться откуда-то из глубины.
— Ты пожалеешь, — сказала мать, появляясь в коридоре. Лицо её было каменным. — Пожалеешь, что отвернулась от семьи.
— Возможно, — Наталья пожала плечами. — Но это будет моё решение. И мои деньги.
— Убирайся, — процедила мать. — И не звони, пока не одумаешься.
Наталья вышла на лестничную площадку и закрыла за собой дверь. Там она простояла несколько минут, пытаясь успокоить дыхание.
Следующие две недели телефон молчал. Ни мама, ни Лена не выходили на связь. Наталья сначала злилась, потом начала скучать, потом снова злилась на себя за то, что скучает.
На работе всё шло хорошо. Новая должность, новые задачи, новый уровень ответственности. Коллеги поздравляли, начальник хвалил. Зарплата действительно выросла существенно. Наталья перевела дополнительный платёж по ипотеке, купила себе то самое пальто, записалась на йогу. Жизнь налаживалась.
Но по вечерам в пустой квартире становилось тоскливо.
Однажды Наталья набрала мамин номер. Долго смотрела на экран, так и не решившись нажать кнопку вызова. Потом написала: «Как дела?»
Ответа не было.
На третьей неделе в дверь позвонили. Наталья открыла и обнаружила на пороге Лену. Без детей, в джинсах и куртке, с усталым лицом.
— Можно войти?
— Конечно.
Они прошли на кухню. Наталья поставила чайник.
— Красиво у тебя, — сказала Лена, оглядываясь. — Уютно.
— Спасибо.
Повисло молчание. Чайник закипел, Наталья разлила воду по чашкам.
— Слушай, — начала Лена, вертя ложку в руках. — Я не за деньгами. Просто поговорить хотела.
— Хорошо.
— Я устроилась на работу, — Лена подняла глаза. — В супермаркет, на кассу. График дерьмовый, зарплата смешная, но хоть что-то.
— Это здорово, Лен. Правда.
— Да, только мне тяжело очень. Мама с детьми сидит, она уже ноет, что устала. Игорь алименты задерживает. Я понимаю, что сама виновата во всём — не надо было столько лет дома сидеть, надо было профессию поддерживать…
Голос Лены задрожал. Она сжала кулаки, пытаясь сдержаться.
— Мне так паршиво, Наташ. Так стыдно. И перед тобой стыдно. Мы с мамой тогда перегнули.
— Да ладно…
— Нет, не ладно! — Лена подняла голову, и Наталья увидела слёзы в её глазах. — Ты права была. Это не твоя ответственность. Я сама должна справляться. Просто мне так хотелось, чтобы мальчишкам всё было, как раньше. Чтобы они не чувствовали, что у них теперь какая-то ущербная жизнь без отца, без денег…
— Они не будут чувствовать себя ущербными, если ты сама так не будешь думать, — сказала Наталья мягко. — Дети чувствуют настроение матери.
— Знаю. Психолог мне то же самое говорит. Я в интернете видела.
Наталья кивнула. Ей вдруг стало очень жаль сестру. Не настолько, чтобы согласиться платить за секции, но жаль — по-человечески, по-сестрински.
— Как мама вообще?
— Дуется. На тебя обижается. Говорит, что не ожидала от тебя такой чёрствости.
— Я не чёрствая, Лен. Просто усталая. Мне тоже непросто далось всё, что у меня есть.
— Понимаю. Теперь понимаю.
Они помолчали, потягивая чай. За окном начинало смеркаться.
— Знаешь, чего я хочу? — внезапно сказала Лена. — Чтобы мы просто были сёстрами. Не кредиторами и должниками, не конкурентками. Просто сёстрами, которые могут встретиться, попить чай, поговорить по душам.
— Я тоже этого хочу.
— Тогда давай. Давай начнём сначала.
Наталья улыбнулась и протянула руку через стол. Лена сжала её ладонь.
— Начнём.
Прошло ещё несколько недель. Наталья несколько раз встречалась с Леной — они ходили в кино, гуляли в парке, просто разговаривали. Без детей, без матери, без старых обид. Оказалось, что когда убрать весь этот груз ожиданий и претензий, они могут быть просто двумя взрослыми женщинами, которым интересно друг с другом.
С матерью отношения оставались натянутыми. Она не звонила первой, и Наталья тоже не звонила. Это причиняло боль, но Наталья понимала, что иногда дистанция необходима.
В один из выходных Наталья встретила племянников случайно — они с Леной шли из магазина. Максим и Дима бросились к ней с радостными криками.
— Тётя Наташа! А мы в новый кружок ходим!
— Правда? Какой?
— Робототехника! — гордо сообщил Максим. — Там роботов собирают! Мама записала!
— Это же дорого? — тихо спросила Наталья у Лены.
— Три тысячи в месяц. Игорь, гад, наконец доплатил алименты, которые два месяца задерживал. Вот я и решила — пусть хоть что-то путное будет.
Наталья смотрела на сияющие лица племянников и чувствовала, как распирает от гордости за сестру.
— Молодец, Лен.
— Учусь, — усмехнулась та. — Медленно, но учусь.
Вечером Наталья сидела у окна со своей традиционной чашкой чая и думала о том, что граница между жестокостью и заботой о себе иногда проходит по очень тонкой линии. И что любовь к семье не означает жертву собой.
Её повышение, её деньги, её выбор. И в этом не было ничего эгоистичного. Было честно.
Телефон завибрировал. Сообщение от Лены: «Спасибо, что не сдалась тогда. Я бы так и продолжала сидеть на шее у всех. Люблю тебя, сестрёнка».
Наталья улыбнулась и написала в ответ: «И я тебя люблю».
За окном зажигались огни города. В квартире было тепло и тихо. Жизнь продолжалась — сложная, неидеальная, но честная. И это было главное.
