— Держите, ради всего святого, — выдохнула ей в лицо незнакомка, всовывая в руки ребенка. — И сумку, будьте добры. Я на секунду, только в киоск за водой.
Аня не успела и слова сказать, как чужие пальцы разжались. В её руках оказался спящий ребёнок и тяжёлая спортивная сумка, ремень которой неприятно врезался в плечо.
Женщина — быстрая, дёрганая, с бегающими глазами — уже растворялась в густой вокзальной толпе.
Аня растерянно смотрела ей вслед. Суета и гул огромного зала давили, оглушали. Диктор что-то объявлял скрипучим голосом, но слова тонули в общем шуме. Ребёнок во сне чуть нахмурился, причмокнул губами.
Прошла минута. Пять. Десять.
Поезд на перроне тоскливо и протяжно вздохнул, выпуская пар. Женщины всё не было. Тревога липкой волной начала подниматься от живота к горлу. Аня поправила плед, вглядываясь в личико. Чей ты? Где твоя мама?
— Ань, ты чего застыла?
Коля подошёл незаметно, положил руку на плечо. Его ладонь, пропахшая дорожной пылью и чем-то родным, на мгновение успокоила.
— Коль… тут женщина попросила подержать…
Муж опустил глаза на свёрток, потом на сумку. Его лицо медленно каменело.
— Какая женщина? Ты её знаешь?
— Нет… Она за водой отошла. И не возвращается.
Коля выругался. Тихо, но так, что Аня вздрогнула. Он не задавал больше вопросов. Просто взял у неё из рук тяжёлую сумку, поставил на грязный пол и дёрнул молнию.
— Ты что делаешь? Это чужое! — шёпотом возмутилась Аня.
— Уже, кажется, наше, — мрачно ответил он.
Внутри, поверх каких-то детских вещей, лежал толстый белый конверт. Коля вытащил его, заглянул внутрь. Аня увидела плотную пачку денег. А под ней — сложенный вчетверо листок.
Коля развернул его. Аня читала через его плечо. Кривые, спешные буквы плясали перед глазами.
«Простите. У него нет никого, кроме меня, а у меня — ничего, кроме долгов и страха. Так ему будет лучше. Деньги — всё, что у меня есть. Его зовут Дима».
Поезд дёрнулся, заскрежетал металлом и медленно пополз прочь, увозя с собой последнюю надежду на то, что это просто дурное недоразумение.
Гул вокзала вдруг отступил, и они остались вдвоём посреди огромного зала. С чужим ребёнком, чужими деньгами и чужой бедой, которая только что стала их собственной.
— И что теперь? — голос Ани дрогнул, срываясь на шёпот.
Коля молчал, глядя на пачку денег в своих руках. В его взгляде не было ни жадности, ни радости. Только тяжёлая, глухая пустота.
— В полицию надо, — сказала Аня, сама не веря своим словам. — Сказать, что нашли.
Коля горько усмехнулся. Он быстро запихнул деньги и письмо обратно в конверт, бросил его в сумку и застегнул молнию.
— Нашли? Ань, очнись. Мы стоим посреди вокзала с ребёнком и сумкой, полной денег. Что мы скажем? «Женщина отошла за водой»? Нас первыми и примут за похитителей.
Скажут, в сговоре. Или ещё хуже — что мы её… того. А ребёнка забрали.
Его слова были как ледяная вода. Логичные. Страшные.
Ребёнок на руках у Ани открыл глаза. Большие, серьёзные, цвета пасмурного неба. Он смотрел на неё без слёз, просто изучал. И от этого взгляда у Ани что-то больно сжалось внутри.
— Что ты предлагаешь? Оставить его здесь? — её голос зазвенел от подступающих слёз.
— Уходим, — отрезал Коля. Он подхватил сумку, другой рукой взял их чемодан. — Просто уходим домой.
Дорога до их деревни показалась вечностью. В стареньком автобусе Дима расплакался. Пронзительно, требовательно.
Пассажиры косились, кто-то цыкал языком. Аня, красная от стыда и неловкости, пыталась его успокоить, шептала что-то бессвязное. Она впервые в жизни держала ребенка.
У них с Колей детей не было. Не получалось. Годы лечений, надежд и разочарований сделали эту тему почти запретной.
Дома их встретила гулкая пустота. Коля молча занёс вещи, сумку с чужой жизнью поставил в угол, будто она ядовитая.
— Его надо покормить, — растерянно сказала Аня.
— Чем? — резко спросил Коля.
Он осёкся, увидев её лицо. Злость в его глазах сменилась усталостью. Он был человеком порядка, правил. Вся его жизнь была распланирована: работа, дом, огород. А этот ребёнок был хаосом, аномалией, которую его мозг отказывался принимать.
— Я схожу к Маринке, у неё младшему год, может подскажет что-то, — Аня разворачивалась, чтобы уйти.
— Стой. Ты что ей скажешь? Племянника привезли? Далеко живёт, ага. Аня, наша деревня — это муравейник. Завтра все знать будут. И каждый спросит, чей, откуда.
Он был прав. Любая ложь вскроется через два дня. А правда… Правда была похожа на тюремный срок.
Ночью Дима снова плакал. Не говорил. Коля спал на диване в кухне, отвернувшись к стене. Аня качала малыша на руках, ходила из угла в угол по маленькой комнате.
— Мы не можем его оставить, Коль, — сказала она утром, когда муж, хмурый и невыспавшийся, пил на кухне воду прямо из кружки.
— А я и не предлагаю, — глухо ответил он. — В детдом отвезём. Завтра же. В город поедем. Скажем, на порог подкинули.
— С деньгами? — тихо спросила Аня.
Коля с силой поставил кружку на стол.
— Деньги сожжём! Или закопаем. Это не плата, Аня, это капкан. Она откупилась от нас, поняла? Чтобы мы молчали и не искали её.
— Она просто хотела, чтобы у него всё было…
— Она хотела, чтобы мы сели в тюрьму, если попадёмся! — почти закричал он. — Ты этого не понимаешь? Мы вляпались. По самое горло. И единственный выход — избавиться от всего. И от него, и от денег.
Аня смотрела на него.
На своего доброго, спокойного Колю, который сейчас был готов сжечь чужие деньги и отдать чужого ребёнка в казённый дом. Она понимала его страх.
Но когда она смотрела на маленького Диму, спящего в их кровати, страх уступал место чему-то другому. Неправильному. Нелогичному. Чувству, которому она не знала названия.
Утром Коля был решителен и зол. Он достал с антресолей старую дорожную сумку и начал молча бросать туда детские вещи из той, вокзальной.
— Через час автобус. Поедем в город. Оставим у ворот больницы. И всё. На этом всё закончится, — он говорил, не глядя на Аню, будто отдавал приказ.
Аня стояла в дверях, прижимая к себе сонного Диму.
— Коля, не надо… Подумай.
— Я уже подумал! — отрезал он. — Я не хочу в тюрьму из-за чужого греха. И не хочу всю жизнь оглядываться. А ты? Хочешь?
— Может, нам бог его послал, Коль… У нас же…
— Не смей! — прошипел он, и в этом шипении было столько боли и злости, что Аня отшатнулась. — Не смей приплетать сюда! Нам подкинули проблему. И я её решу. Давай его сюда.
Он протянул руки, чтобы забрать Диму.
И в этот момент для Ани всё закончилось. Муж, которого она любила. Их тихая, спокойная жизнь. Её страхи. Осталось только одно — тёплый комочек у неё на плече, который нужно было защитить.
— Нет, — сказала она. Голос прозвучал твёрдо и незнакомо.
Коля замер.
— Что «нет»? Аня, не дури.
— Я его не отдам.
Пока Коля собирал вещи для «подкидыша», Аня, укачивая Диму, лихорадочно думала. Просто уйти на улицу — безумие.
Но у неё была троюродная сестра в области, в городе. Они почти не общались, но пару лет назад та звала в гости.
Аня нашла старую записную книжку, вырвала страницу. Дрожащими пальцами набрала номер с дискового телефона в прихожей.
— Алло, Люда? Это Аня, Соколова… Помнишь? У меня беда. Можно я к тебе приеду? Ненадолго, на пару дней, пока не разберусь…
Она не стала врать, но и всей правды не сказала. Просто «проблемы с мужем, нужно уехать». Сестра, помедлив, согласилась. Это был её единственный шанс.
Она развернулась и пошла в комнату. Спокойно, не торопясь. Она достала из шкафа свою старую сумку, бросила туда паспорт, кошелёк, немного своих вещей. Потом подошла к тому самому последнему баулу.
Вытащила конверт с деньгами. Все до последней купюры. Это деньги Димы. Не её. Не Колины.
— Ты что творишь? — Коля влетел в комнату. — Ты с ума сошла?
— Может быть, — Аня посмотрела ему прямо в глаза. — Но я не предам его. Его уже один раз предали. Хватит.
— И куда ты пойдёшь? К Людке своей? Думаешь, она тебе рада будет с чужим ребёнком?
— Не знаю. Но я не останусь здесь, чтобы смотреть, как ты относишь его, словно щенка, и выбрасываешь.
Она надела куртку, одной рукой придерживая Диму, другой закидывая на плечо сумку.
— Аня, постой! — крикнул он ей в спину. В его голосе прорезалось отчаяние. — Деньги… Деньги оставь! Это вещдок!
Аня обернулась на пороге.
— Это не вещдок, Коля. Это его шанс. И мой тоже.
Она вышла и плотно закрыла за собой дверь. Оставив мужа в пустом доме с его страхом и его правильностью.
Прошло пятнадцать лет.
Дверь в их маленькую, но уютную квартиру в областном центре открылась, и на пороге появился высокий парень с рюкзаком за плечами.
— Мам, я дома.
Дмитрий Соколов. Уже не Дима. Ему исполнилось восемнадцать. Аня сразу дала ему свою девичью фамилию, обрубая все концы.
Он был её гордостью. Умный, спокойный, с теми же серьёзными глазами. Он блестяще рисовал и готовился поступать в архитектурный.
Аня вышла из кухни, вытирая руки о передник. Она изменилась. Пропала деревенская мягкость, появилась городская стать.
Только в уголках глаз залегли тонкие морщинки — память о бессонных ночах и постоянном страхе первых лет.
— Как день?
— Нормально. Сдал эскизы, преподаватель хвалил.
Он улыбнулся, и Аня в тысячный раз подумала, что всё было не зря.
В дверь позвонили.
Они переглянулись. Аня пошла открывать.
На пороге стоял мужчина. Седой, сутулый, в поношенной куртке. Он смотрел на неё выцветшими, уставшими глазами, и Аня не сразу узнала в нём Колю.
— Здравствуй, Аня.
— Зачем ты здесь?
— Я увидел в областной газете. Статья про молодых талантов. Дмитрий Соколов… Фотография. Я сразу понял, что это он. Похож… на тебя. Я нашёл тебя.
— Зачем? — её голос был ровным.
— Прощения просить. Я… дурак был, Ань. И трус. Я тогда дом продал… думал, с ума сойду. Ездил по городам, работал где придётся. Всё ждал, что отпустит. Не отпустило.
Из комнаты вышел Дмитрий. Он вопросительно посмотрел на мать, потом на незнакомца.
— Мам, всё в порядке?
Коля вздрогнул, увидев его. Он смотрел на высокого, красивого парня, и его лицо исказила гримаса боли. Он увидел всё, что потерял.
— Дима, это… — Аня запнулась. — Это Коля. Человек из моего прошлого.
Дмитрий кивнул, протянул руку.
— Здравствуйте.
Коля растерянно пожал её. Он полез во внутренний карман и достал оттуда потрёпанную сберкнижку.
— Я… те деньги, что ты оставила… я их не тронул. Продал дом, положил всё на счёт. На его имя. Тут проценты набежали. Возьми. Это его. На учёбу. Я хотел, чтобы ты знала… я не чудовище. Просто испугался.
Дмитрий посмотрел на книжку, потом на мать. Он не знал всей истории, но он знал свою мать. Он видел её жизнь. И он всё понял без слов.
— Спасибо, не нужно, — спокойно и твёрдо сказал он. — Мы справились. Мама мне всё дала, что было нужно.
Он положил руку Ане на плечо, и в этом простом жесте была вся их история.
Коля опустил руку. Он смотрел на них — на женщину, которую он предал, и на парня, который мог бы быть его сыном. Они были семьёй. А он был чужим.
Он молча развернулся и пошёл к выходу. На пороге обернулся.
— Прости, — прошептал он и вышел.
Аня закрыла за ним дверь. Дмитрий обнял её.
— Мам, кто это был на самом деле?
Аня посмотрела на своего взрослого, особенного сына.
— Просто призрак, сынок, — ответила она. — Призрак жизни, которой у нас никогда не было. И слава богу.
Спустя пять лет на открытии выставки молодого архитектора Дмитрия Соколова было много людей.
Дмитрий стоял у своего главного стенда, где красовался макет будущего района — светлого, зелёного, полного воздуха.
Он отвечал на вопросы, улыбался, но глазами искал в толпе одного человека.
Вот она. Аня стояла в стороне. Она смотрела на него с такой гордостью и нежностью, что у Дмитрия перехватило дыхание. Он извинился перед собеседниками и пошёл к ней.
— Ну как я? — спросил он, обнимая её.
— Ты лучше всех, — просто ответила она. — Я всегда это знала.
— Мам, — сказал он тихо, чтобы слышала только она. — Спасибо.
— За что? — она улыбнулась.
— За то, что выбрала меня.
Он никогда не спрашивал её о деталях того дня. Ему было достаточно знать главное: одна женщина его оставила, а другая — выбрала.
И это определило всю его жизнь.
Аня ничего не ответила, только крепче сжала его ладонь.
Она смотрела на его уверенное, счастливое лицо и думала о том, что иногда самый большой дар приходит в твою жизнь без спроса, завёрнутый в старое одеяло. И этот дар — не деньги в конверте.
Это шанс стать кем-то большим, чем ты был. Шанс, за который стоит бороться.
